Согласно же святому Исааку Сирину, мера сего совершенства со­стоит в полной по Богу любви ко всему творению и ненасытная жажда претерпевать страда­ния и жертвовать собой ради ближних своих[79] . Итак, обожение есть совершенство, участие человека в божественном нетлении в со­присутствии Самого Божества, как сказал об этом Христос: Я и Отец Мой приидема и оби­тель у него сотворима (Ин. 14, 23).

Прекрасной метафорой, которую использовали наши Отцы, чтобы изобразить это состояние благодатного приобщения человека к божественным свойствам, служит пример раскаленного металла: пребывая в огне, он становится участни­ком всех свойств огня, однако относительно своей природы пребывает тем же, не изменяясь[80] . Таким же образом и человек преображается Благодатью и приобщается к боже­ственному состоянию, превышающему его природу, однако при этом его человеческая при­рода не изменяется, но лишь отбрасывает безобразие, привнесенное тлением и смертью.

Здесь происходит духовно-этическое изменение, в православном понимании этоса[81] , осуще­ствляемое посредством Благодати Божией, а не умаление или изменение природы. Святые Отцы, улучившие обожение, то есть воспринявшие его как экзистенциальное, а не интеллектуальное познание, попытались различными способами описать и определить горизонты того блаженства, в которое они вошли и которое составляет вход в «покой» Сына Божия (ср. Евр. 4, 1-11)

, в блаженный покой совершенного бесстрастия и свободы от лукаво­го, состоящий в наслаждении созерцанием Бога и осиянии божественным нетварным светом. Такая родственная близость с Богом, посредством которой мы, согласно апостолу Пет­ру, стали Божественного причастницы естества (2 Пет. 1, 4), осуществляется через приоб­щение к нетварным божественным энергиям.

Так мы становимся по Благодати тем, что Бог есть по природе[82] . Это было нашей первоначальной целью при сотворении, потому что мы были созданы существами по образу и подобию своего Творца. И поскольку Бог именно та­ким пожелал создать человека, очевидно, в замыслах божественного Промысла содержалось намерение сделать человека совершенным в безграничности обожения.

Исключительное со­творение человека в качестве существа, имеющего душу живую, мыслящую, бессмертную, самовластную и животворящую, то есть имеющую способность оживлять материальное те­ло, обладающую духовными возможностями, предполагало только такое увенчание этого творения. «Восхотев и сие показать, — говорит святой Григорий Богослов, — Слово-Творец создает человека — живое существо, в котором приведено в единство то и другое, то есть видимая и невидимая природы».

И далее продолжает: «Творит живое существо, здесь приго­ -- ховных помыслов, относительно эмоций — отложение «движений», т.е. греховного возбуждения, относительно воли — отложение греховных пожеланий.   товляемое и переселяемое в иной мир, и, что составляет предел таинства, через стремление к Богу достигающее обожения»[83] .

К сожалению, человек, несмотря на такое превосходство и силу, свойственные его при­роде, не достиг предназначенного ему совершенства, скованный своим грехопадением. Од­нако всеблагое домостроительство Божие через вочеловечение Бога Слова исправило после­довавшую за грехопадением катастрофу. Подлинное и ипостасное соединение двух природ, произошедшее «от высшего зачатия» Девы, в едином лице Спасителя Христа само по себе уже составляет избавление и обожение человеческой природы, согласно учению наших От­цов.

При воплощении Сына Божия таинство приобретает новое измерение, потому что, ка­ким бы ни было благодатное обожение человека, осуществляемое через законы соучастия в божественных дарованиях, все-таки человеку было невозможно достичь ипостасного един­ства с блаженным Божеством, как это стало возможным теперь, через воплощение Слова Божия. Слово Божие, неслитно соединившись по ипостаси со всецелым человеком, пребыва­ет неразлучным в Своем Божестве и человечестве, «всю имея в Себе человеческую природу, чтобы всю ее исправить, преобразив в изначальное состояние». Господь «понес нас через Свою плоть.

Ведь в Нем — мы все, поскольку Он явился человеком», учит святой Кирилл Александрийский . Апостол Павел делает в этом отношении чудесное сопоставление. Якоже единем чело­веком грех в мир вниде и грехом смерть, и тако смерть во вся человеки вниде, в немже вси согрешиша (Рим. 5, 12). Продолжая, Апостол подводит нас к спасению в Иисусе Христе: Якоже бо ослушанием единаго человека грешни быша мнози, сице и послушанием единаго праведни будут мнози (Рим. 5, 19).

Как смерть царствовала через Адама во всех людях, так сейчас мы, которые происходим не от ветхого Адама, а от Нового Адама, Христа, будем иметь участие в Его божественной жизни. Как Адам через плоть и кровь рождает своих по­томков, так и Господь наш Иисус Христос через веру в Него и таинства Его Церкви рождает нас духовно (см. Ин. 3, 5-6). Человеческая природа, прежде своего восприятия Словом Божиим, потерпела неудачу и не удостоилась достигнуть своего предназначения, свидетельством чему служит падение первозданных людей.

Это означает, что воплощение Бога Слова, то есть восприятие Госпо­дом человеческой природы, не просто заполнение некой пустоты, исправление некой немо­щи, но воссоздание природы, «новая тварь» и дар, непостижимая тайна для всех тварных существ, как имеющих плоть, так и бесплотных, неизглаголанное и неописуемое выражение любви Божией к человеку и всему остальному творению.

«Человеком стал Бог, и богом человек... Вышний сошел вниз по домостроительству, нижний же возвысился по человеколюбию [Вышнего]; Бог пришел на землю, а человек взо­шел на Небо», так что все объединилось в смешении: единым стал род Бога и человеков, го­ворит святой Златоуст[84] . И апостол Павел имеет в виду это невыразимое таинство, когда го­ворит: Егоже (Бога) есмы и род (Деян. 17, 28).

Через это богочеловеческое домостроительст­во, когда во Христе нераздельно соединились две природы, человек обретает преимущественное место во всем творении, потому что ни с одним из других творений при­рода Божества не имела ипостасного общения. Если в Человеке Христе, то есть в Боге Слове, воспринявшем всю нашу природу, жи­вет всяко исполнение Божества телесне (Кол. 2, 9)