В более существенном плане слово ставит нас в положение, при котором мы бываем задей­ствованы сказанным: воспринятое нашими органами чувств слово производит в нас некое ответное движение, в зависимости от того, какого свойства было сказанное. Поэтому слово как ничто другое способно повлиять на наш внутренний мир и либо внести в него смятение, либо овеять светом и тишиной, посеять смерть, либо произвести жизнь.

Таким образом, сло­во имеет двоякую природу: оно есть результат действия, т. е. в нем воплощается некая энер­гия, — и оно само производит действие (энергию). Когда мы говорим об энергии слова, мы предполагаем источник, давший эту энергию и тем самым сделавший слово ее носителем; источник этот издревле именовался душой. Еще древние греки — а за ними и Святые Отцы — называли человеческую душу самодвижущей­ся (

αυτοκίνητος)2 , то есть имеющей источник движения в самой себе. Энергия слова, буду­чи в обобщающем значении также движением, является произведением человеческого духа, который «есть сущностное начало души, предшествующее всякому движению»3 . Оставаясь произведенными, то есть сотворенными духом, слова сами производят некое воздействие на человеческий дух, становясь для него «духом» — по причастности к породившему их ду­ху.

О таковых словах говорит Спаситель: Глаголы, яже Аз глаголах вам, дух суть и живот суть (Ин. 6, 63). Они дух, потому что причастны Духу и производят в слушающих движение, и они жизнь, потому что это движение есть пробуждение подлинной жизни. «Глаголы жизни» — это слово Божие, направленное к человеку. Очевидно, что такое слово не может быть просто flatus vocis — пустым колебанием воздуха.

Оно переносит нечто неизмеримо более драгоценное, чем энергия человеческого духа — в слове Бога воплощает­ся Его нетварная божественная энергия, Его Благодать, которая, достигая человеческого слу­ -- 1 См. об этом: св. Василий Великий, Беседа 3, На слова: «Внемли себе», 1 PG 31, 197-200. 2 Уже для Платона понятие самодвижения было главным признаком, отличающим все живое от неживо­го, которое движимо посторонним воздействием (см. напр., Федр, 245 с-е).

Оживляющее, или самодвижущееся, начало и было названо душой. См. рассуждение о душе как о самодвижущейся сущности в трактате, приписы­ваемом прп. Максиму Исповеднику: О душе, 6. PG 91, 356-358. 3 Там же, PG 91, 361. Согласное с этим рассуждение о человеческом духе и его свойствах излагает и ста­рец Иосиф в своем слове: «Христианство и гуманизм». См. настоящее издание, с. 372-377.

  ха, проникает в самую глубину его существа, проходя до разделения души же и духа, членов же и мозгов, которая судит помышлением и мыслем сердечным (Евр. 4, 12). Не только слово Божие, но, как мы сказали, любое слово движется духом, то есть несет в себе определенную энергию, — а значит и требует отклика.

В чем состоит этот отклик и каков его смысл? Мы знаем, что простое человеческое слово через общение с ближним способно подарить нам опыт подлинной и осмысленной жизни. О каком опыте идет речь? Мы считаем наше общение осмысленным, если в нем присутствует открытость, которая при­общает нас к жизни другого. Человек ищет радости в общении, потому что так устроена его природа: τό κοινωνικόν της φύσεως — общение как свойство природы, согласно св. Васи­лию Великому1 .

И в каком бы виде ни было высказано слово, важным и решающим остается не само по себе сказанное, а событие, произошедшее при высказывании, событие, рождаю­щее опыт соучастия. Так же дело обстоит и со словом, действующим в сфере наших отношений с Богом. Призванный к соучастию, человек не может удовлетвориться конечными пределами сущест­вования, в которые он поставлен.

В его душе присутствует неутолимая жажда абсолютного, бесконечного, безграничного бытия, к которому он жаждет приобщиться. Таковым бытием может быть только Бог, а общение с Ним через Его боготворящую Благодать и соучастие в Его жизни есть наша главная цель, в этом соучастии и состоит весь смысл нашего сущест­вования. Но будучи ограниченными и телесными, мы, покуда живем здесь на земле, приоб­щаемся к Нему посредством вещества — через святые таинства — и обращаемся к Нему по­средством слова.

Таким образом, когда Бог через слово проникает в наше сердце и Его Благодать произ­водит там движение, тогда все наше существо обращается к Источнику нашей жизни, чтобы обрести жизнь. И если человеческое слово, когда в него облечено доброе намерение, делает нашу жизнь осмысленной и радостной, то что сказать о слове, в котором скрывается и дейст­вует Благодать Божия?

Такое слово дарит нам радость и утешение, которые несравнимы ни с какими иными утешениями, потому что оно приобщает нас к истинной и подлинной жизни, ради которой мы созданы. Слово Божие, воспринятое внешним чувством и коснувшееся нашего существа, рожда­ет и увеличивает веру, которая становится нашим личным духовным опытом. Ведь именно в вере заключается наш отклик на обращенный к нам божественный призыв.

И не случайно апостол Павел говорит: Вера от слуха, слух же глаголом Божиим (Рим. 10, 17). Прозвучав для нас, слово уступает место вере, которая содержит в себе пережитое нами опытное зна­ние, почерпнутое в «глаголах Божиих». По этой причине Апостол определяет веру как суще­ство (ύπόστασις) нашего упования, как обличение вещей невидимых (Евр. 11, 1).

Вера дает нам возможность видеть невидимое и руководит нами на пути богопознания. Вот как об этом говорит прп. Максим Исповедник: «Вера есть сверхприродное отношение (σχέσις), посред­ством которого мы, непознаваемым образом, невидимо соединяемся с Богом соединением, превышающим всякое постижение»2 . Будучи ответом на божественный призыв, вера, таким образом, возводит человека к сверхприродному состоянию обожения, в котором личный опыт соучастия в жизни Бога заменяет необходимость словесного общения.