«Таинство Крещения, — гово­рит старец Иосиф, — символизирует смерть и жизнь, погребение и воскресение. Смерть — это умирание для греха, а воскресение — это участие в животворящей Благодати, которая преподается через печать дара Духа Святого»1 . Эти два аспекта таинства неразрывно связа­ны, так что жизнь в Теле Христовом может осуществляться только в Духе Святом, а стяжа­ние Святого Духа возможно только через Христа, то есть в Его Церкви.

Крещение «просветляет» образ Божий в человеке, освобождает его от наследственного тления, воспринятого через грех. Человек получает дар Святого Духа, «и поскольку рож­даемое от Духа дух есть (Ин. 3, 6), то и крещаемый становится духовным человеком»2 . Но это не означает, что он неким искусственным путем, механически и принудительно, по­лучает спасение: такое положение вещей не могло бы соответствовать евангельскому духу свободы, упраздняло бы богоподобие человеческой личности и лишало бы человека опыта истины и любви.

Поэтому Благодать, даваемая в Крещении, является только «залогом» спа­сения, евангельским зерном, которому надлежит взойти. Человек должен научиться жить с Благодатью, сделать ее свойственной себе (οικεία). Иными словами, при содействии Бла­годати человек должен изменить способ своего существования, сообразовав его со способом существования Святой Троицы, который состоит в любви, потому что именно таков смысл выражения Бог есть любовь (1 Ин. 5, 12)

,— здесь указывается на то, каким образом сущест­вует Бог: Он существует как Любовь Лиц Святой Троицы3 . Изменение способа существова­ния связано с заботой об этосе (духовно-нравственная жизнь), который определяется волей человека: в этом контексте становятся понятными слова старца Иосифа о том, что воля — это «решающее обстоятельство, определяющее характер всего нашего бытия»4 .

Итак, после Крещения, согласно святоотеческому учению, Благодать невидимо поселяется внутри чело­века, но она находится в состоянии «возможности» (δυνάμει); когда же ум через подвиг зло-страдания освобождается от своей подчиненности плоти и естественным образом направля­ется к взысканию Бога, Благодать переходит в состояние «действия» (

ενεργείς), постепенно просвещая человека и приводя его в состояние бытия «по природе», а затем и «сверх приро­ды». Такое совершенствование напрямую зависит от интенсивности духовной жизни и от участия в других таинствах, главным образом, в таинстве Евхаристии. Старец Иосиф подчеркивает, что таинство Крещения неразрывно связано с таинством Евхаристии: «Одно таинство ведет к другому, и оба ведут человека к совершенству, в кото­ром осуществляется воссоздание первоначального положения человеческой природы по об­разу своего Создателя.

Причащение усовершает человека до состояния подобия Богу»5 . Если в Крещении Господь дает залог спасения, то осуществление спасения совершается в Евхари­стии: «В Крещении Христос рождает нас к новой жизни, а в Евхаристии вскармливает нас, как мать вскармливает своими сосцами дитя»6 . Таким образом, таинство Причащения стано­вится центральным событием духовной жизни человека, а через человека и всего космоса.

--- 1 «Смысл церковных таинств», наст. изд., с. 400. 2 Там же, с. 401. 3 По необходимости, мы вынуждены ограничиваться краткими указаниями на те истины веры, о которых специально не говорит старец Иосиф, но которые нам нужны для общей картины. Более подробный богослов­ский анализ темы любви как способа бытия Бога и человека см.: John D.

Zizioulas, Being as Communion, особен­но с. 42-49; 101-109. 4 «Познай себя», наст., с. 201. 5 «Смысл церковных таинств», наст. изд., с. 405. 6 Там же, с. 406.   Божественная литургия, во время которой совершается таинство Евхаристии, — это «синтетическое обобщение (

συγκεφαΛαίωσις) всего домостроительства», как говорит прп. Феодор Студит1 , это таинственное переживание домостроительства спасения, совер­шенного в вочеловечении Бога Слова. На ней вспоминается Рождество Господа, Его жизнь среди людей, страдания и смерть, Воскресение, Сошествие во ад и Вознесение, а также вто­рое и славное Пришествие.

Однако это воспоминание является вспомогательным средством; воспоминанием не исчерпывается происходящее на литургии, «ибо здесь не сходство только имени, и не сходство подобия, но тождество дела, так как святые дары суть тело и кровь Христа» . В литургическом священнодействии человек всецело участвует в совершающемся таинстве домостроительства, является его непосредственным деятелем, соработником Богу.

Домостроительство есть явление Бога-Троицы творению, поэтому и Евхаристия стано­вится местом Богоявления. «От начала и до конца божественная литургия помогает нам пе­реживать таинство присутствия Святой Троицы»3 . Старец Иосиф связывает откровение Троицы в Евхаристии непосредственно с событием Боговоплощения: «Соединение человече­ской природы с божественной в Единой Ипостаси Бога Слова явилось причиной обожения для человека.

Теперь каждый верующий, соединяясь со Христом, становится храмом всего Божества, потому что Лица Святой Троицы нераздельны. Как в Теле Христовом живет вся­ко исполнение Божества (Кол. 2, 9), так и в ставших сотелесными с Ним обитает Святая Троица»4 . Но если в Евхаристии каждый верующий становится «обителью» Бога-Троицы, приоб­ретая подобие Богу и становясь Его «образом», то и сама евхаристическая община, то есть Церковь, является «образом» Бога.

Она являет в своей жизни образ существования, способ бытия Святой Троицы. Этот факт придает евхаристическому собранию совершенно иное из­мерение. Место совершения литургии становится скинией Бога с человеками (Откр. 21, 3), совместным пребыванием твари с Творцом, потому что Евхаристия собирает все творение επί τό αύτό (вкупе = ср. Деян. 2, 1; 2, 44)