Иосиф Ватопедский /Слова утешения/ Библиотека Golden-Ship.ru

Разве и Бог не потребовал этого от Авраама, когда призвал его к познанию Своего Божества и предызбрал его для исполнения Своих будущих обетова­нии? Ирече Господь ко Аврааму: изыди от земли твоея, и от рода твоего, и от дому отца твоего, и иди в землю, юже ти покажу (Быт. 12, 1). Исход из мира и странничество, будучи первыми шагами, одновременно есть и готов­ность искренне кающегося к исповедническому подвигу, потому что доказывают на деле его отход от прежней страстной жизни, как это повелевает божественный глас всем тем, кто призван вернуться к добродетельному образу жизни по Богу.

Изыдите от среды их и отлу-читеся, и нечистоте их не прикасайтеся, и Аз прииму вы; и буду вам во Отца, и вы будете Мне в сыны и дщери, глаголет Господь Вседержитель (2 Кор. 6, 17-18). Монах, пребываю­щий вдали от причин греха, перестает прилагать новые прегрешения к прежним, заботясь теперь лишь о том, чтобы изгладить старые страсти, к чему его побуждает познание своих грехов и покаянное сокрушение.

Усердие в любострадании, будучи противовесом греховно­му сластолюбию, становится для него актом сознания, и все свои дела и помышления он со­единяет со злостраданием. Необходимым условием для этого служит удаление от жизни «не по природе», которой принадлежит наш ветхий человек. Монах со всяким тщанием старается отречься от него и таким образом возвыситься к новой и обновленной жизни, которую Господь наш описал в своих божественных заповедях.

Усердный, нестяжательный, кроткий, молчаливый, сми­ренный, послушный и девственный — особенно два последних свойства знаменуют состоя­ние монашеского образа бытия. Верный советам своего духовного руководителя, монах не­устанно ревнует о том, чтобы не лишиться ни одной из святых добродетелей. Потому что ве­рит, что, только сроднившись с ними, сможет услышать блаженный глас нашего Спасителя: Добре, рабе благий и верный!

В немногом бе верен, над многими тя поставлю: вниди в ра­дость Господа твоего (Мф. 25, 21), а это и есть чаемый нами предел святости. Следовательно, неверно клевещут на монашество несведущие, говоря, будто монах пребывает в праздности или обольщается. Очевидно, что такое обвинение чуждо всему строю монашеской жизни, которая от начала до конца подчинена другой цели.

Хотя монаше­ская жизнь и подразделяется на различные виды и имеет разные уровни, ни одно из них не­возможно охарактеризовать как индивидуализм и пребывание в праздности. Телесные тру­ды — необходимое и непрестанное делание монаха, которые он предпринимает либо ради обеспечения себя тем, что необходимо для жизни, либо ради более успешного противостоя­ния в своей духовной брани многообразному злу с одной стороны и, с другой стороны, на­выку в добродетелях.

Псаломское виждь мое смирение и труд мой, и остави вся прегреше­ния моя (Пс. 24, 18) есть движущая сила всех его предприятий. Начало премудрости страх Господень (Притч. 1, 7) и страхом Господним уклонится всяк от зла (Притч. 3, 7). Человек, подчиненный закону тления и смерти, который есть след­ствие грехопадения, постоянно возбуждается различными видами греха. Грех укоренился в членах его (Рим. 7, 5) и, став жалом смерти (1 Кор. 15, 56)

, насильно вовлекает человека в рабство. В этой анатомии греха, то есть в том, как навык ко злу против природы насильно заставляет человека совершать еже не хощет (см. Рим. 7, 19) и упорствовать в делании доб­ра, Отцы нашли главный корень разложения — самолюбие. Но если по качеству эта основная черта нашей искаженной природы называется само­любием, то по своему проявлению она называется сластолюбием, под которым скрываются все страсти и похоти.

Каждый монах, приобретя познание данного различения, целенаправ­ленно действует в этой тайной войне, в которой употребляемые оружия уже не плотская, но сильна Богом на разорение твердем (2 Кор. 10, 4) и всякой неправды и прелести врага. И хотя в перечне первопричин всех зол и страстей вместе с самолюбием обычно приводится эгоизм и стяжательство, все же главнейшее место в брани против человека почти всегда за­нимает самолюбие, потому что поддерживается природными факторами — законами само­сохранения жизни.

Эти три «главнейшие» страсти, как они именуются в святоотеческом словоупотребле­нии, превзошел и победил Господь в пустыне после Своего Крещения, передав и нам секре­ты этой брани. Монах, содействием Благодати Святого Духа и доброй человеческой волей преуспевающий в подражании Господу нашему Иисусу, вступает в брань против этих глав­ных зол начиная с самолюбия.

И вот почему: все, что есть и называется страстью и похо­тью, — это не осмысленная потребность для поддержания человеческой жизни, но необуз­данные порывы желаний неразумной части нашей души, которая живет «не по природе»; а преследуемая цель этих порывов — проистекающее от удовлетворения этих страстей на­слаждение. Поэтому в наслаждении, которая есть мать похотливых влечений, и состоит цель страстной и греховной жизни.

Таким образом, сластолюбие называется внешним проявлени­ем самолюбия; вот почему и воюющие против этих страстей воины Христовы возлюбили любострадание. Пример личной жизни Господа нашего, особенно в пустыне, где Он вступил в брань с искушавшим Его дьяволом — вот что такое любострадание. Господь постился, пре­бывал в бдении, молился, был в нищете и девстве — все это главные признаки любострада-ния.

К этим основным добродетелям наши Отцы впоследствии прибавили остальные частно­сти практической стороны аскетического делания и создали идеальный институт, называе­мый монашеством. С помощью практического любострадания успешно воюя с каждым дви­жением страсти, монахи по Благодати Христовой побеждают страсти и похоти, то есть жизнь «не по природе».

Когда, наконец, монах достигает естественного состояния, Благодать Святого Духа, пребывающая внутри него, начинает производить в нем свои естественные действия, на­правленные на обновление и воскрешение ветхого человека, умерщвленного грехом. Страх Божий, будучи первым началом, развивает и возбуждает божественную ревность. Ревность ведет к более строгому злостраданию и, особенно, к усердию в соблюдении заповедей Божи-их.