Иосиф Ватопедский /Слова утешения/ Библиотека Golden-Ship.ru
И вот терпением и стойкостью мы показываем, остаемся ли мы даже без видимого присутствия Благодати верны Тому Богу, Которого мы познали, верим ли мы Ему и следуем ли за Ним, потому что это Ему подобает и Он нас утешил. Это состояние лишенности божественной Благодати производит в человеке большую боль, беспокойство и борение, потому что то, чего он лишился, не имеет замены и не сравнимо со всем счастьем всего человечества.
Жажда и горячее желание этого сокровища рождает стремление к подвигу. А этот подвиг и есть то духовное искусство и та наука, которые Отцы называют искусством из искусств и наукой из наук. Главная же сила, приводящая в движение божественную Благодать, согласно Священному Писанию, есть послушание воли Божией. Чадо веры — страх Божий. Чадо страха Божия — ревность.
Дело же ревности по Богу есть чистота совести и, конечно, божественное послушание. И если наше послушание воле Божией имеет своим основанием любовь к Богу и ближнему, то наша совесть приводит нас к более совершенной духовной жизни, которую передал нам Сам Господь, уча и творя (Деян. 1, 1). Святые Отцы повторяют и подчеркивают, что истинные послушники есть наследники обетовании и даров Святого Духа, о Котором Господь сказал, что Отец иного Утешителя даст нам, да будет с нами во век (Ин. 14, 16).
За мученическим послушанием следует рассуждение. За рассуждением — духовное ведение, а за ним — свобода во Христе. Это та свобода, которую Сын Божий дает тем, которые приняли Его. Елицы прияша Его, даде им область чадом Божиим быти (Ин. 1, 12). И уразумеете истину, и истина свободит вы (Ин. 8, 32). Всяк рожденный от Бога не согрешает (1 Ин. 5, 18)
, поэтому справедливо он приобретает со временем бесстрастие, улучает обожение и сподобляется совершенства — всегда только по Благодати Божией. Итак, кто хочет совлечь с себя кожаные ризы многообразных согрешений, скрывающих наше истинное человеческое лицо, путь добровольно вступит на поприще послушания и тогда, оставив все попечения и следуя своему намерению, он скоро достигнет доброй пристани спасения, где лицом к лицу увидит свой Первообраз — сладчайшего Владыку нашего, Который Сам прошел этим лучшим путем и преподал его нам как урок безопасного достижения цели нашей жизни. Аминь.
И Богу в Троице, Творцу всего добра и блага --- Во веки слава и всегда воистину держава![1] СЛОВО О СМИРЕНИИ И СМИРЕННОМУДРИИ Опять беседа понуждает нас говорить о том, что выше наших сил. Однако, заимствуя у Святых Отцов их опыт и следуя тому, что ими открыто, мы будем свидетельствовать истину, насколько ее может вместить наша немощь.
Без сомнения, все Священное Писание и вся святоотеческая философия, как пища, приправленная солью, проникнута этой доброй матерью всех добродетелей, то есть смиренномудрием. И это особенно заметно тогда, когда дело касается таких людей, которые жили и поступали сообразно цели, ради которой создан человек, и осуществляли эту цель через покаяние.
В предыдущей беседе мы говорили о послушании как о нашем долге. Теперь мы должны сказать о смирении как о свойстве, как о характерном признаке и строе души и личности человека. Если долг — нерушимое правило жизни разумных существ, то насколько выше стоит свойство и характерный признак? И опять, если бы смирение было лишь человеческим навыком и мастерством, украшающим и усовершающим разумную природу, и не имело бы в себе божественного начала, то человек мог бы осмелиться его описать.
Но с того момента, как нам было открыто, что смирение проявило себя свойством Самого Воплощенного Слова, оно тут же стало неуловимым для человеческих умозаключений и постигается отныне только удивлением и изумлением. Потому что сказано: Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем (Мф. 11, 29). Приведу одно самодостаточное описание смиренномудрия из слов великого светильника, подлинного философа Благодати, вдохновленного Святым Духом, святого Исаака Сирина, продолжателя святоотеческой традиции, чтобы подтвердить вышесказанное.
«Хочу отверзть уста свои, о братия, и начать говорить на высокую тему смиренномудрия, но наполняюсь страхом, как тот, кто знает, что должен говорить о Боге в форме своих собственных мыслей. Ведь оно — облачение Божества. Потому что Слово, вочеловечившись, облеклось в него и беседовало с нами через него в теле нашем»[2] . Что касается природы этой «вседобродетели», достаточно будет оставить отеческое определение ее, то есть что она божественна и в своей духовной полноте — облачение Божества, и, следовательно, дар одной лишь Благодати Всесвятого Духа.
Теперь же мы удовлетворимся рассмотрением ее свойств и действий, и, самое главное, тем, как она приобретается и каковы условия, способствующие ее приходу, и все это совершим, как обычно, со страхом и опираясь на суждения наших Отцов. Поскольку мы назвали смирение характерным признаком и как бы лицом разумной природы, будет небесполезным, если мы как можно шире рассмотрим, как приобрести этот признак.
И это для того, чтобы добродетель смирения с самого начала приобрела некую достоверность в восприятии людей и стала желанной для них, потому что все имеют право через нее воссоздать заново свою личность. В первую очередь смиренномудрие обнаруживается в области нравственного закона. Однако по ту сторону нравственного закона обретается более общее основание, которое понуждает к смирению, ведь мы видим, что его особым образом обнаруживает в себе «Новое Творение», Воплотившийся Бог Слово, Который включает его не в этическое пространство долга, но в способ бытия личности, делая его свойством и признаком.
Возможно, апостолы Христовы и желали узнать, что есть Иисус в глубине Своего присутствия, в Своем боголепном внутреннем мире, но они не дерзали спросить Его об этом, как не дерзали высказать и многие другие недоумения, которые у них были и которые Он разрешал Сам в подходящие для этого моменты. Поэтому и здесь по Своей собственной инициативе Христос открыл им тайну Своего присутствия в таких умилительных словах: Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим (Мф. 11,29).
Откровение о том, что Воплотившийся Бог Слово был смирен не по внешнему образу, но «сердцем», переносит нас в иные сферы и области существования, которые не подлежат предпочтениям и усилиям воли, но переживаются как духовные состояния. Всесильный Бог Слово, о Котором говорится, что вся Тем быша (Ин. 1, 3) и всяческая Тем и о Нем создашася (Кол. 1, 16)