Несчастный Иуда между мучениками, ни ученик, ни обогатившийся, сам налагающей на себя петлю. И да не­ удивляется тому никто; ибо диаволу обычны такого рода козни над подпадающими его власти. Он обольщает и разными способа­ми ласкательствует чтобы ниспровергнуть; а ниспровергнувший тотчас попирает и смеется над лежащим, присоединяет к несчастью посрамление и радуется посрамлению обольщенного.

Посему и псалмопевец назвал его «врагом» и «местником» (Пс.8,3.), противоположностью имен означая изменчи­вость его нрава; он никогда не бывает союзником и другом людей, но только притворяется другом, когда пожелает надеть на себя личину обольщения. Но Помощник в немощи нашей, Сеятель благих и слов и дел, подобно Аврааму, нашел себе овцу для жертвы из числа враждебных: из ху­лителей - исповедника, из сборища гоните­лей—мученика; ибо один из служителей казни при тиране, удостоившись видения ангелов, нисшедших к мученикам и осияный явлением святых духов, как некогда Павел, когда путешествовал в Дамаск, славою Христа, тотчас изменил свой образ мыслей и, снявши с себя одежду, присоединился к замерзающим и, в короткий промежуток времени соединив все, стал новообращенным, исповедником, мучеником, омывшись банею пакибытия, в соб­ственной крови, но крови замерзшей, а не текущей.

Муж увенчанный, муж достойный всякой похвалы! Чрез него в церкви Божией я имею сорок венценосцев; чрез сего доблестного мужа соблюлась целость мучеников: ради сего новообращенного совершаем мы совершенное; торжество при совершенном числе (святых): диавол же испытал забавное и достойное смеха дело; ибо похитив воина, он потерял гонителя и исполнителя казни. Что же после сего?

Треблаженные достиг­ли, куда стремились. Тогда распорядитель казни, не вынесши терпеливо победы муче­ников., вступил в воину с мертвыми их телами, приказав предать огню жилища свя­тых душ и в одном деле явился подра­жателем диких зверей и жестоких людей; ибо первые терзают одежду, брошенную бегущими от них людьми, которых они преследуют, а последние предают пламени и разрушают жилища ушедших неприятелей.

И кто из мучеников с полным правом не мог сказать ему: Я уже не боюсь твоей жестокости, неразумный; пока души были соединены с замерзающими телами, я боялся, как бы чрезмерность мучения не победила мужества е благочестивых: но когда эта опасность прошла, пользуйся, как хо­чешь оставшеюся перстию: мне нет заботы, что ты воспользуешься нашими телами; и чем больше обнаружишь свою неистовую жестокость, тем более увенчаешь победу отшедших; ибо сильные нападения против­ников служат прямым доказательством мужества тех, которые их одолели. Но зачем долгие рассуждения?

Тела муче­ников были сожжены и огонь принял их; но пепел их и все оставшееся от огня разделил между собою мир, и почти вся земля получает благословение от сих свя­тынь. И я имею частицу этого дара, и тела моих родителей я положил рядом с остан­ками сих воинов, чтоб в день воскресе­ния восстали они вместе с дерзновенными помощниками. Ибо я знаю, какую силу они имеют: я видел ясные доказательства их дерзновения пред Богом и хочу сказать об одном из чудес совершенных силою их.

В соседстве с принадлежащим мне селением, в котором покоятся останки сих треблаженных, есть небольшой городок называемый Ивора. По закону обыч­ному у Римлян в нем производился набор воинов. Один из воинов прибыл в сказанное селение, будучи назначен воинским начальником для того, чтоб удерживать своих товарищей от насилия и обид, которые люди воинского звания по их дер­зости обыкновенно наносят поселянам.

У этого воина болела нога, и он хромал: болезнь была продолжительная и трудно из­лечимая. И вот, когда он находился в храме мучеников на месте упокоения святых и, молившись Богу, просил ходатайства свя­тых: является ему ночью некоторый величественного вида муж, который, между прочим, ему сказал: «ты хромаешь, воин? и тебя нужно полечить? Дай мне ощупать твою ногу», и взявши,—это было во сне,—сильно потянул ее.

Когда это совершалось в ночном видении, на самом деле послышался такой звук, какой бывает, когда кость вы водится из своей естественной связи и затем насильственно вправляется, так что и спавшие вместе с ним пробудились и сам воин тотчас проснулся и начал ходить, как обыкновенно ходят здоровые по при­роде. Я сам видел это чудотворение, встре­тившись с самым этим человеком, кото­рый объявлял пред всеми и разглашал о благодеянии мучеников и восхвалял человеколюбие (святых) воинов.

Если еще что-нибудь следует присоеди­нить к сказанному, то скажу о том, что по преимуществу касается меня. Когда мы вознамерились совершить первое торжество при мощах и поместить ковчег во святилище храма, мать моя (она ради Бога собирала и уч­реждала и этот праздник) приказала мне прибыть для участия в происходившем; но я находился далек, был еще молод, принадлежал к числу мирян, и как обыкновенно бывает в делах, не терпящих отлагатель­ства, будучи занят, но неразумно принял с неудовольствием этот зов и даже в душе упрекал мать свою за то, что она не­ отложила этого праздника до другого време­ни.

Однако зов этот отвлекши меня от моих занятий, привлек сюда, и я прибыл в селение за день до собрания. И вот, в то время, когда совершалось всенощное бдение в саду, где находились и мощи святых, в честь которых совершали псалмопения, мне, спавшему по близости в одной комна­те, представилось во сне такое видение. Мне казалось, будто я хочу войти в сад, где совершалось всенощное бдение; в то время, когда я находился близ дверей, показалось множество воинов, сидевших у входа; все они вдруг встали и, поднявши жезлы, устре­мились на меня с угрозою и не допускали до входа. Я.

получил бы и удары, если бы не упросил их один, как казалось, бо­лее человеколюбивый. Когда сон оставил меня и мне пришло на мысль мое прегрешение против зова, я понял, к чему относи­лось это страшное видение воинов, многими слезами оплакал свое неразумие и пролил горькие слезы над самою ракою мощей, что­бы Бог явился милостивым ко мне, а свя­тые воины даровали прощение.

Я сказал это, дабы убедиться нам, что мученики сегодня так послужшие нашей Церкви и соделавшиеся ее украшением, жи­вы пред Богом, суть его копьеносцы и приближенные. Эта четыредесятница, от па­мяти сорока мучеников, становится блиста­тельнее и значительнее; месяц этот слав­нее других месяцев, и лютая зима уже не кажется мне тяжелою. Я не жалуюсь на суровость настоящего времени; ибо оно, сде­лавшись оружием для гонителя, произвело для меня это священное ополчение.

И как матерь семи Маккавеев, оттого что имела более боголюбивую, чем плотолюбивую ду­шу, не жаловалась на жестокость Антиоха Сирийского тирана, не огорчалась мучениями и злополучием своих сыновей, но приняла одиночество как благодеяние и лишение детей как помощь; как Стефан, побиваемый камнями, не считал себя поражаемым, но скорее оживотворяемым: так и мы обяза­ны благодарностью богоборцам за доброе последствие, — за то, что они сделались для нас виновниками столь многих благ, хотя и поступили так не с целью благодетель­ствовать, но как враги.