В весьма многом, если только не во всем, он уподобился также Моисею; ибо и он убежал от волхвователя Фараона, и водворился в пустыне, и видел Бога на­сколько то возможно для созерцания, и совершал чудеса, и руководил народ в каче­стве учителя, и перехитрил Египтян, похитив их богатства, то есть пленив ерети­чески книги и восторжествовав над ними, и разделил море,—соленые и негодные для пития воды неверия, и перевел народ, — общество православных; потопил он так­же слуг фараона,—безбожные порождения еретиков, и обратил в бегство Амалика, если желаешь назвать этим именем кого-либо из еретиков. (Он)

принял от Бога закон православия и передал его всем нам;  видел на горе и образец скиний, не Моисеевой, но будущего страшного суда и устроения; законоположив правила священ­ства, тем соделал совершенными священников; извел воду из камня, заставив каменные сердца источить слезы; как и тот, он напитал нас небесным хлебом, предложил всем словеса любви, чем преиму­щественно укрепляется всякая душа и с дерзновением приступает к тому боже­ственному и таинственному хлебу, который исшел для вашего спасения из лона Отчаго.

Дал он и крастелей, научив нас верных памятованием о Боге возноситься от земли к небу и мысленно зреть тамошние красоты. Словом, —если захочешь сравнить достославные деяния сего отца с подвигами древних, то совершенно не найдешь чего, в чем бы он уступал им. Подобно Иисусу Навину, он разделил Иордан, —то есть заключенные для подаяния руки богачей расторгнул для благотворительности: и на­роду разделил землю, но не земного обетования, а небесного царства.

Как Самуил, он еще в отрочестве посвящен был Богу и слышал божественный глас. Как Великий Илия, он посрамил студных жрецов, и не раз, но часто низводил мысленный огнь на словесную жертву, и восседая на огненной колеснице добродетели, вознесся не в эфирные, но в небесная высоты. Как Елиссей, он стяжал сугубую благодать Духа, и как пророки, часто удостаивался богоявления.

Наше слово дерзает даже сопоставить его с тем, выше которого не было в рожденных женами, с посредником между законом и благодатью. Как Предтеча он вселился в пустыне, и к нему было слово Божие, и он трудился как проповедник покаяния и учил приходящих исповедовать грехи. Как Павел, сосуд избрания, подвергся всяческим искушениям и неутомимо рассеивал семена покаяния, как тот семена веры.

Но зачем сравнивать его порознь с каждым из сих (святых мужей), когда вся вселенная еще полна его добродетелями? Когда дела на ли­це, излишня длинная речь. Продолжительность слова обращается даже к умалению славы добродетелей, как будто бы давая разуметь, что дел самих по себе не достаточно для славы, но что они нуждаются еще в помо­щи слова. Но как самую приятную припра­ву нашего слова, мы должны присовокупить здесь и рассказ о его славной и чудесной кончине.

Приближаясь к отшествию на небеса, этот богоносный муж завещал присутствовавшим и повелел им не погребать тела его в драгоценной одежде; если же какой-нибудь почитатель святого отца задумал бы что подобное, или приготовил, то ни в каком случае не приводить в исполнение сего намерения, но то самое, что назначено было бы на его погребение, отдать нищим.

И вот один из предстоящих, человек знатный, приготовивший драгоценную одеж­ду с намерением погребсти в ней тело божественного старца, услышав это завещание, опечалился и не захотел отдавать бедным заготовленное платье, почитая гораздо лучшим в своем уме, раздать неимущим деньги, которых стоило платье. Пораженный лукавым демоном, он тотчас же за непослушание потерпел страшное наказание, будучи повергнут им пред одром преподобного старца в бешенство с пеною на устах.

Тогда исполненный сострадания, человек Божий спросил мучившегося: какое ты сделал беззаконие, за которое подвергся та­кому бедствию? Тот, встав по его прика­занию, хотя у него и был еще ослеплен демоном ум, рассказал о своем тайном размышлении и открыл свое непослушание. Сострадая раскаивающемуся, старец возложил на него святые руки и, молитвою освободив его от страданий, возвратил ему здоровье, сказав ему притом: «исполни свой обет, который ты прежде дал!».

Совершив это чудо пред концом жизни и возбудив присутствовавших многими увещаниями к ревности о добродетели, как показывает то последнее его слово, он отплыл к безмятежной пристани вечного царства, где с радостью и был принят. Ибо где должны мы представлять себе место упокоения души его? Очевидно в обителях небесных, где чины Ангелов, где лики Пророков, где престолы Апостолов, где радость мучеников, веселие преподобных, где сияние учителей, где торжество первородных и чистые лики там празднующих.

В эти блаженный обители, куда и Ангелы желают проникнуть, в эту священную стра­ну вселилась многоблаженная и святая душа блаженного и достославного отца нашего Еф­рема. Я думаю, во время восхождения души его на небо, ее сопровождали все добродетели его жизни, и каждая из них показы­вала ей оные неизреченные и невидимые кра­соты; и быть может высшая из всех доб­родетелей любовь, приступив к ней, так сказала: «посмотри, возлюбленная душа, как прекрасно то, что я для тебя приготовила»,— и с этими словами показала на предметы наслаждений; затем смиренномудрие, притек­ши к ней, сказало: «воззри, возлюбленная Богом душа, какое место упокоения мною приготовлено тебе», так и все другие (добро­детели)

поочередно говорили ей и показыва­ли те награды, которые за любовь и труды понесенные для них на земле, исходатай­ствованы были ими наконец. О достохвальное и возбуждающее ревность подражания преставление! О смерть ненуждающаяся в слезах! О разлучение, сподобляющее желанного союза! О преселение, не заставляющее раскаиваться преселяющегося! О погребение, чуждое сожаления!

Ибо мы почерпаем утеше­ние из того самого, в чем удивляемся его делам. Тогда как смерть других людей бывает причиною слез для оставшихся; кон­чина праведных доставляет радость и тор­жество, потому что это не смерть, а скорее преставление и переселение в лучную жизнь. Вот надгробные похвалы, лучший из от­цов и учитель вселенной, которые прино­сит тебе наш дерзновенный язык, как дар однако же тебя недостойный,—приносить не потому, чтобы ты нуждался в них, (

ибо какую славу доставит слово, далеко уступаю­щее достоинству прославляемого?) но скорее для того, чтобы принести пользу живущим, потому что прославление святых мужей, для большей части служит самым сильным возбуждением и поощрением к совершен­ству. Впрочем побудили нас к сему слову и соделали дерзновенными и многие другие причины. Я не говорю о разнообразных до­стоинствах, о жизни и учении, о которых говорит вся вселенная; самая главная при­чина,—это дивное заступление и освобождение, оказанное тобою твоему соименнику, ко­торый и побудил нас предпринять сей труд.