Аналогичным образом рассуждают и адвентисты: «Бог не редко обитает, а преимущественно[259] обитает в здоровом теле! Именно это провозглашает холистическая концепция»[260]. – Таким образом для этих сектантов гигиена является добродетелью. Очевидно, что Иов, сидящий в пепле вне стана (Иов. 2, 8) был, по их мнению, неприятен Богу. Ап. Павел, призывавший «усмирять и порабощать тело» (1 Кор. 9, 27)

, глубоко заблуждался, что впрочем вполне понятно, ибо сам был «безмерно в ранах» (2 Кор. 11, 23), тем самым показывая, что Бог вряд ли был в его теле. Да и Сам Господь наш Иисус Христос Которого Писание называет «Мужем скорбей и изведавшим болезни» (Ис. 53, 3) плохо укладывается в представления сектантов. Таким образом мы видим, что из-за своих монистических представлений на природу человека в рассматриваемых сектах совершенно выпало библейское представление об необходимости аскетики и подвига, о том, что болезни тела могут принести пользу душе, о той страшной борьбе тела и души, которая раздирает нас после грехопадения Адама. Для них совершенно чужды слова ап.

Павла: «Плоть желает противного душу, а дух – противного плоти. Они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы… Что посеет человек, то и пожнет: сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную» (Гал 5, 17; 6, 7-8). И виднимо результатом их бесконечных забот о теле, которыми переполнены их журналы и книги, будет вечное тление их адептов.

Не с этим ли извращением благовестия связана столь большая миссионерская активность сектантов? Ведь иначе им просто нечем было бы заниматься. Бороться с грехом, действующем в них и покорять тело душе запрещает их догматика. Молитва хоть и разрешается, но главное не она – просто «смиренный разговор с Богом»[261], не изменяющий самого молящегося, а только отношение к нему Господа.

Остается только постоянная вербовка новых адептов, от которой зависит, по убеждению иеговистов, их будущее спасение. А сами завербованные также, после получения небольшого количества информации сами пойдут вербовать новых сторонников. Так из Благой Вести о спасении человека от греха, проклятия и смерти получился порочный круг, напоминающий сказочку про белого бычка.

– И все это произошло из-за монистической антропологии и утверждения фактической автономности человека, лишившей его и надежды на встречу с Создателем здесь, еще до перехода чрез смертную реку. Сравним же убогие рассуждения о пользе правильного питания и здорового образа жизни, которым посвящены сотни страниц адвентистской и иеговистской литературы с обращением к своему телу преп.

Иоанна Лествичника, а потом спросить себя, какой из текстов ближе к священному Писанию. – Иеговисты: «Тем, кто беспокоится о состоянии собственного мозга – или желает поддерживать его в наилучшей форме, - похоже, лучше всего порекомендовать разнообразное интеллектуальное питание и побольше умственных упражнений»[262]. «Христиане – представители Бога, поэтому им следует хранить чистыми свое тело и одежду.

Необходимо мыть руки после посещения туалета, а также перед едой и приготовлением пищи. Если дома нет нормальной канализационной системы, испражнения нужно закапывать. Физическая чистота – залог хорошего здоровья. Дом христианина должен быть чистым и опрятным как внутри, так и снаружи. Необходимо, чтобы он был образцовым по сравнению с домами других людей»[263].

Преподобный Иоанн: «Каким образом мне связать плоть мою, сего друга моего, и судить ее по примеру прочих страстей? Не знаю. Прежде, нежели успею связать ее, она уже разрешается; прежде нежели стану судить ее, примиряюсь съ нею; и прежде, нежели начну мучить, преклоняюсь къ ней жалостно. Как мне возненавидеть ту, которую я по естеству привык любить?

Какъ освобождусь от той, с которою я связан на веки? Как умертвить ту, которая должна воскреснуть со мною? Как сделать нетленною ту, которая получила тленное естество? Какие благословныя доказательства представлю той, которая может противоположить мне столько естественных возражений? Если свяжу ее постом, то, осудив ближнего, снова предаюсь ей; если, перестав осуждать других, побеждаю ее, то, вознесшись сердцем, опять бываю ею низлагаем.

Она и друг мой, она и враг мой, она помощница моя, она же и соперница моя; моя заступница и предательница. Когда я угождаю ей, она вооружается против меня. Изнуряю ли ее, изнемогает. Упокоиваю ли ее, безчинствует. Обременяю ли, не терпит. Если я опечалю ее, то сам крайне буду бедствовать. Если поражу ее, то не оъ кем будет приобретать добродетели. И отвращаюсь отъ нее, и объемлю ее. Какое это во мне таинство?

Какимъ образом составилось во мне это соединение про­тивоположностей? Как я сам себе и враг и друг? Скажи мне, супруга моя — естество мое; ибо я не хочу никого другого, кроме тебя, спрашивать о том, что тебя касается; скажи мне, как могу я пребывать неуязвляем тобою? Как могу избежать естественной беды, когда я обещался Христу вести с тобою всегдашнюю брань?

Как могу я победить твое мучительство, когда я добровольно решился быть твоимъ понудителем? Она же, отвечая душе своей, говорит: „не скажу тебе того, чего и ты не знаешь; но скажу то, о чем мы оба разумеем. Я имею въ себе отца своего самолюбие. Внешние разжжение происходят от угождения мне и от чрезмерного во всем покоя; а внутренние от прежде бывшего покоя и от сладострастных дел.

Зачавши, я раждаю падения; они же, родившись, сами раждают смерть отчаянием. Если явственно познаешь глубокую мою и твою немощь; то тем свяжешь мои руки. Если гортань умучишь воздержанием; то свяжешь мои ноги, чтобы они не шли вперед. Если соединишься с послушанием, то освободишься от меня; а если приобретешь смирение, то отсечешь мне голову»[264].