Нельзя отказать в значении и тому обстоятельству, отмечаемому иногда в телеологии, что бесполезность многих рудиментарных органов - мнимая; так, нельзя признать совершенно бесполезными грудные железы у мужчин, иногда отделяющие молоко, волосы на голове, ногти (с уничтожением которых ослабевает необходимая твердость в конечностях пальцев и даже осязание)

, лобные и ушные мускулы у человека, крылья у страуса и т.п. (см.: Эбрард. Апологетика, § 153). Для правильного объяснения некоторых случаев кажущейся нецелесообразности необходимо также иметь в виду, что природа в своих созданиях преследует не одну пользу, но и красоту. "Природа - это не только практически полезное хозяйство, но и художественное произведение" (Эбрард. § 153)

; а потому не основательно исключать эстетическую точку зрения в оценке явлений природы вообще, как это делается однако в утилитарно-материалистическом воззрении на природу, где хотя и допускается прекрасное в природе, но всегда в соединении с полезным, и притом в подчинении полезному (так, дарвинизм различным украшениям животных, как их окраска, перья и пение птиц и т.п.

, дает значение лишь агентов в естественном подборе). Утилитарная точка зрения на природу камень преткновения встречает в растительном царстве, особенно в бесконечном разнообразии в нем форм листьев, цветов, плодов и запаха цветов, не стоящих ни в каком отношении к пользе самих растений; здесь эстетическая тенденция природы дает себя знать слишком явно.

Но она обнаруживается и в других областях природы, лучше - всюду. Возьмем животных и человека. Мюллер, рассматривая устройство двигательных органов животных, открывает в нем крупный, по-видимому, недостаток, особенно в расположении рычагов ног, не вполне согласном с законами рычага, требующими, чтобы при возможно меньшей затрате труда достигалось возможно больше движения: "мускулы вообще оказывают (на рычаги ног)

действие очень косвенное, не говоря уже о том, что связки их нередко помещены слишком близко к точкам опоры". Но такое расположение вызывается как пользою в конце концов, так и требованиями красоты: "если бы природа расположила рычаги всех членов (животных) самым благоприятным образом, тогда общая структура их тела вышла бы гораздо более сложною, угловатою и тяжелою" (у П. Жанэ, стр. 48).

Телеология, кроме того, может выставить общие положения, пригодные к объяснению всех случаев нарушения целесообразности и для установки правильных отношений к ним: а) не следует спешить с приговором о нецелесообразности какого-либо данного явления, ввиду ограниченного знания нашего о природе, отсутствия "полного познания природы в целом и частностях" с полным и ясным представлением взаимной связи всех ее частей и явлений.

Во всяком случае, авторитетность приговоров должна быть пропорциональна познаниям, далеко не законченным. Очень может быть, что и селезенка имеет какое-нибудь значение в экономии организма" (см.: П. Жанэ, стр. 270 и д.); на эти случаи Дарвин устанавливает такое положение: "мы слишком мало знаем относительно общей экономии организованного существа, чтобы с достоверностью решать, какие модификации могут иметь для него большую и какие меньшую важность" (ibidem, 271). Б)

Нелогично вообще от незнания цели сделать вывод о ее отсутствии, особенно в области явлений органических, где целесообразность есть явление специфически господствующее, а явления бесполезности - исключение. Законами индуктивного метода требовалось бы распространение и на данные явления принципа, хорошо объясняющего весь органический мир. "Если закон полезности и приспособленности органов оправдывается бесконечным числом случаев, то было бы совсем нерационально подвергнуть его сомнению из-за того только, что присутствие его не оказывается в нескольких случаях; ибо, по всей вероятности, оказывающийся пробел падает не на сторону природы, а на сторону нашего неполного знания" (Поль Жанэ, стр. 272). В)

Возражения против целесообразности особенно бессильными оказываются перед телеологией, стоящей на почве христианской религии, дающей наилучшие средства к правильному объяснению зла в мире без ущерба принципу конечных причин. По смыслу христианского учения о Божественном Промысле, разнообразное существующее в мире зло (физическое и нравственное) не только не нарушает целесообразности, но дает случай для особенного торжества началу конечных причин; чудом всемогущества и премудрости Божией всякое зло, даже грех, направляется к добрым целям и из зла превращается в добро (напр., великое злодеяние на Голгофе)

; зло, таким образом, становится, в качестве средства для добра, целесообразным.

Непротиворечие существующего зла закону целесообразности вытекает не только из учения о Промысле, но и из учения об искуплении, особенно в связи с другими учениями, входящими в состав сотериологии, и из всего христианского миросозерцания в целом. По воззрению научно-философской телеологии, природа, или весь мир, устроена для неизменного целесообразного продолжения своего существования. С точки зрения этой общей цели мира (его сохранения) болезни, борьба, страдания, смерть и т.п.

суть зло, стоящее в прямом противоречии с целью мира. Но в христианстве на эти и подобные явления существует и может существовать иная точка зрения в связи с отличием в учении о последней общей цели мира. Таковою не признается сохранение мира в его statu quo; сохранение могло быть целью мира лишь первичною - до грехопадения и появления в нем зла. С появлением зла первичная цель уступает место вторичной: она заключается в освобождении, или искуплении, мира от зла, не одного человека, но всей его твари, одинаково с ним разделяющей тяготу зла (Рим. 8,19).

Не сохранение этого мира, но новый мир с новым небом и новою землею чрез постепенное превращение этого мира (2 Петр. 3,13) - вот последняя цель и задача мирового процесса, указываемая Откровением! С точки зрения этой цели не может быть и речи о нарушении принципа целесообразности существованием физического зла; напротив, самое зло мира, направляемое Премудрым Промыслом, служит целям трансформации (преобразования)