Он твердо стоял на своей точке зрения: физика не знает и не может знать последней реальности. И в конце концов, он оказался прав!.. С.Яки пишет в своей книге о Дюгеме: «Исследования последних двадцати лет, сосредоточенные на кварках, имеющих «цвет», «вкус», «шарм» и даже «верх» и «низ», еще более разоблачили для нас тот факт, что «божественное видение» атомистов, которому противостоял Дюгем, было чем угодно, но только не открытием оснований материальной реальности.

Сегодня Дюгем наверное бы посмеялся, комментируя 120-страничный буклет, переполненный названиями и характеристиками «фундаментальных частиц»[ff] . Настойчиво критикуя механицистскую парадигму в науке, сам Дюгем склонялся к той форме физики, которая имеет вид своеобразной общей термодинамики. Кульминацией его усилий как физика теоретика был двухтомный труд «Трактат по энергетике или общая термодинамика»[gg] (1911)

, где вся классическая механика строилась без единого упоминания об атомах или молекулах. Значило ли это, что он принимал метафизику энергитизма, в духе В.Оствальда[hh] ? — Отнюдь нет. Дюгемовский «энергитизм» был так сказать чисто техническим термином его физики, не претендующим ни на какое онтологическое значение. Физика, по Дюгему, не должна опираться ни на какие модели или, если уж и использовать их, то никак не онтологизировать.

Физик исходит из некоторого множества эмпирических законов, охватить которые общей физической теорией является его задачей. Эта теория должна строиться как некая математическая дедукция: от аксиом к теоремам. Однако, аксиомы этой теории, — в случае физики, обычно, они называются гипотезами, — не имеют, вообще говоря, никакого онтологического смысла, по Дюгему.

Физил может произвольно выбирать их, стремясь дать как можно более экономное логическое выведение формул, соответствующих исходным эмпирическим законам. Дюгемовская «энергетика» в этом смысле, не имеет ничего общего с онтологизацией понятия энергии в «энергитизме Оствальда». Дюгем оставляет физика, так сказать, «математически свободным»: он позволяет ему выдвигать в качаестве гипотез любые математические фикции, лишь бы логические следствия их соответствовали ( в пределах точности эксперимента) эмпирическим закономерностям.

Именно на этом пути Дюгем активно развивал метод термодинамических потенциалов[ii] и стал одним из создателей современной физической химии. Конечно, такой тонкий и многосторонний ученый как Дюгем,искушенный не только в знании логико-теоретических связей физического знания, но и в истории этой науки, прекрасно понимал, что выбор гипотез для физика — дело совсем не случайное, и что здесь и есть, как раз, место игры и влияний самых разных «социокультурных факторов» (как говорим мы это сегодня). И об этом мы будем говорить ниже.

Сейчас нам нужно понять и оценить всю значимость и, хочется сказать, логическое изящество дюгемовской точки зрения. Он знает об «экстерналистских» влияниях на выбор гипотез, но он настаивает, что все эти влияния, предпосылки, предпочтения никак не входят в корпус физической науки. Не должны входить! Важно схватить то, с чем Дюгем настойчиво стремился размежеваться.

Ведь если допустить в науке присутствие этих спорных метафизических предположений, субъективных ориентаций, всей этой «сырой» массы личностных предпочтений и оценок, то тогда она потеряет свою основную ценность — объективную достоверность, интерсубъективную значимость своих положений. Дюгем как-бы стремится навести «гносеологический порядок» в наших научных представлениях.

Физическая теория должна быть логически безупречной конструкцией, оперирование с которой не зависит ни от каких субъективных мировоззренческих ориентиров. Физическая теория должна подчиняться двум главным требованиям: а) иметь математическую форму, что позволяет работать с ней как с аксиоматической математической теорией, и б) иметь экспериментальное подтверждение, в смысле совпадения ее выводов с результатами эксперимента в пределах экспериментальной ошибки.

Все иное — происхождение гипотез этой теории, мировоззренческое значение ее выводов и т. д., — все это не относится к физтческой науке, не входит в ее состав, хотя само по себе и может иметь какое-то познавательно-культурное значение. Не всех, может быть, удовлетворит подобная достаточно «аскетическая» схема науки. В ней «плоскость», так сказать, научных представлений «прилегает к реальности» только через соответствие своих выводов экспериментальным данным и никак не больше.

Однако нельзя не отдать должного логической честности дюгемовской философии науки. Строго говоря, подобный статус физической теории — это все, что сама наука честно — что значит логически безупречно — может сказать о смысле своих высказываний о реальности. Все остальное для науки — это «философия» — и в кавычках, и без кавычек! — «психология» и «журналистика»...

В этом дюгемовском отделении сферы науки от всего остального, от всей необъятной области культуры, нам видится выражение особой наклонности именно французского национального гения к ясности и четкости логических построений. Здесь вспоминаются, ближайшим образом, конечно, декартовские «ясность и отчетливость», как основание достоверности познания[jj] .

Но еще более значим был здесь для Дюгема стиль мышления Б.Паскаля, к которому он призывал «чаще возвращаться и непрерывно осмыслять»[kk] . О том, что это стремление к ясности было в высшей степени осознанным, говорит и посвящение к четырем лекциям «Немецкая наука», прочитанным Дюгемом для Ассоциации католических студентов Университета г.Бордо в 1915 году: «...

С помощью Божией, пусть эти скромные страницы помогут сохранить и приумножить в вас и во всех ваших друзьях ясный гений (le claire genie) нашей Франции!»[ll] § 2. Наука и метафизика «Дюгемовская» наука ни сама не должна опираться ни на какую метафизику, ни может быть использована как научная «подпорка» ни для какой-либо метафизической системы.