Ведущие правоведы и теоретики права все больше склоняются к тому, что толкование «артикулов» естественного права в высшей степени субъективно, и что научное значение имеет единственно изучение истории положительного права. Эволюцию последнего стараются понять методами психологии или социологии. Право все больше понимают как формальную юридическую систему и великая мысль об укорененности правовых представлений в человеческих чаяниях о справедливости и идеале, в глубинах духовной и религиозной жизни, как бы оставляет западную культуру...

Отечественная традиция философии права, к счастью, избежала этих крайностей. Несмотря на широкий спектр различных подходов к вопросу о природе права, от гегельянства до позитивизма, формальное понимание права в высшей степени чуждо нашей культуре. Господствующей линией в русской философии права остается та, которая рассматривает право в тесной связи с нравственной жизнью людей и народа в целом.

Это является своеобразной аксиомой отечественной традиции философии права. «Эта аксиома утверждает, — писал И.А.Ильин, — что право и государство возникают из внутреннего, духовного мира человека, создаются именно для духа и ради духа и осуществляются через посредство правосознания... На самом деле государство творится внутренно, душевно и духовно; и государственная жизнь только отражается во внешних поступках людей, а совершается и протекает в их душе...

»[22] Отечественное разумение природы права оживотворено евангельским пониманием нравственной жизни: «Добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое, ибо от избытка сердца говорят уста его» (Лк.6:45). Правовые нормы неотделимы от внутренней нравственной жизни духа. У В.С.

Соловьева это понимание воплощается в знаменитую формулу: «Право есть минимум добра». Однако, одновременно с характерным тезисом зависимости правовой жизни от нравственной, отечественная философия права всегда трезво осознавала и настойчиво подчеркивала несовпадение сфер нравственности и права. В области нравственности для русской культуры императивом является евангельская заповедь: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный».

Этот императив есть Божий призыв к человеку, призыв к бесконечному нравственному совершенству, вплоть до богоподобия. В правовой же сфере господствует другое императивное требование: «Воздай каждому свое». Здесь нет речи о всеобщем братстве, любви и бесконечном совершенстве, требуется лишь уважать свободу каждого, в соответствии с единством человеческой природы.

За этим трезвым разделением сфер права и нравственности стоит правильное отношение к человеческой свободе, глубоко осознанное понимание того, что нельзя насильно заставить быть добрым, заставить любить... Эта тема была гениально воплощена Ф.М.Достоевским во многих его произведениях, в частности в «Легенде о Великом инквизиторе» из его последнего романа.

Русская философия права трезво осознавала этот «зазор» между идеальным миром нравственных абсолютов и реальной исторической действительностью, которую мы пытаемся улучшить правовыми нормами. «Мы не вправе ожидать, — писал П.И.Новгородцев, — что когда-либо на земле настанет такое совершенство и такая гармония, которая преодолела бы все жизненные противоречия в совершенной общественной форме.

Для человеческих сил эти противоречия непримиримы и непреодолимы. Личность и общество, равенство и свобода, право и нравственность, — поскольку они движутся в рамках исторического развития и человеческих возможностей, — находятся в вечном антагонизме и не допускают окончательного примирения... Не естественным развитием человеческих отношений, а их чудесным перерывом, катастрофой и спасением мира мыслится в русских религиозно-философских инспирациях разрешение социальных противоречий»[23] .

В условиях земной жизни возможно только символическое преодоление вышеназванных противоречий через проявление человеческой взаимопомощи, жертвенности, любви и подвига, что всегда открывает нам, одновременно, как нравственную высоту и благородство, доступные человеку в этой жизни, так и реальный онтологический зазор, существующий между нашим миром и миром высшего человеческого призвания.

В этом сказывается неизбывная трагичность земного существования, но именно в этом — его высшая красота: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин.1:5). Именно глубокое осознание высоты нравственного идеала христианства, укорененное в православной духовной жизни русского народа, никогда не позволяло ему смешивать нормы правовые и нравственные.

Вырастающее отсюда миропонимание в высшей степени антиутопическое, трезвое и стоическое. В этом смысле, утопия коммунизма никогда не могла быть русским «культурным продуктом», а была лишь извне привнесенной и силой навязанной идеологической схемой... Отечественные теории государства также следуют идее зависимости правовых норм от нравственной жизни. И.А.

Ильин учил о творческом правосознании, о правовой совести — о той живительной связи права с нравственной жизнью людей, которая необходима для правильного функционирования всех правовых институтов, включая и государство. Без этой «пуповины», связывающей формальное право и живую жизнь духа, правовые нормы «кальцинируются», подвергаются злоупотреблениям и неизбежно деградируют. Гениальный русский политолог Л.А.

Тихомиров дал исчерпывающий анализ зависимости основных типов верховной власти от уровня нравственной жизни народа. Демократия, аристократия и монархия не возникают просто по чьему-то произволу. Они суть политическое выражение внутреннего духовно-нравственного самоопределения народа, его представлений о присутствии Правды в мире, о божественном Промысле.