От автора ТОЧНОСТЬ НАУКИ, СТРОГОСТЬ ФИЛОСОФИИ И МУДРОСТЬ РЕЛИГИИ Для всякого образованного верующего человека неизбежно встает задача самоопределения перед лицом культуры. Вера в Бога и благодатная жизнь, дарованная нам Богом в Его Церкви, есть великое сокровище, полнота истины и утешение для каждого христианина. Но чем глубже вхождение в церковную жизнь, тем острее встает вопрос: а что значит для христианина вся остальная культура?

отцов, могут быть для нее живительным зародышем и светлым указателем пути. Противупоставить эти драгоценные и живительные истины современному состоянию философии; проникнуться, по возможности, их смыслом; сообразить в отношении к ним все вопросы современной образованности, все логические истины, добытые наукой, все плоды тысячелетних опытов разума среди его разносторонних деятельностей; изо всех этих соображений вывести общие следствия, соответственные настоящим требованиям просвещения, — вот задача, решение которой могло бы изменить все направление просвещения в народе, где убеждения православной веры находятся в разногласии с заимствованною образованностию»[90] .

Концепция целостного разума, сложившаяся в трудах старших славянофилов под прямым влиянием православной антропологии и православного понимания духовной жизни, оказалась одной из характернейших тем русской религиозной философии. По своему преломленная в системе В.С.Соловьева, она перешла в XX столетие, где разрабатывалась почти всеми крупными русскими философами: С.Н.Трубецким, Е.Н.Трубецким, Н.О.Лосским, С.Л.Франком, о.Павлом Флоренским, о.Сергием Булгаковым и др.

В историко-культурном плане концепция целостного разума остается и по сегодняшний день философским свидетельством православных истоков русской культуры. ТЕХНОЛОГИИ ИНФОРМАЦИОННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ И МУДРОСТЬ КНИЖНОЙ КУЛЬТУРЫ В противопоставлении информации как определенной формы со-хранения знания и книги отражается классическое противопоставление технологии и мудрости, цивилизации и культуры.

Слово информация нередко употребляют в очень расплывчатом смысле. Знание не тождественно информации — вот положение, которое необходимо почаще напоминать. Приведем пример, чтобы пояснить это существенное различие. Положим, я знаю голос близкого мне человека. Это знание выступает здесь в своем аутентичном виде. И я могу записать этот голос на диск в цифровом коде.

Как известно, при использовании последнего голос разлагается («анализируется») в соответствии с некоторыми теоретическими схемами в совокупность бесконечного числа гармоник, из которого для записи используется только конечное число их. Полученная запись и есть информация. Если записанных гармоник не очень много, то тонкий слух сможет отличить запись от оригинала.

Если же их достаточно много, то сделать это уже сложнее. Однако, принципиальная разница между информационным образом и исходным знанием все равно остается[91] . Информация есть всегда проекция знания на плоскость некоторой теоретико-технологической схемы[92] . Информация, вместе с тем, есть всегда знание формализованное, подготовленное к использованию машиной.

Понятие информации используется двояко. Прежде всего в строго научном смысле, как основное понятие математической теории информации, построенной К.Шенноном, Н.Винером и др. И кроме того, в широком смысле, как некоторая мифологема, в высшей степени распространенная в сегодняшнем дискурсе. «Информацией» в этом последнем смысле оказывается уже буквально все: звуки, цвета, запахи, научные теории, жизненный опыт, мистические озарения, божественное откровение, энергия и материя.

В этом втором смысле понятие информации выражает, на самом деле, определенные цивилизационные ожидания, в своем целом составляющие некоторый цивилизационный проект — информационное общество, — который при отсутствии философского самоконтроля общества легко превращается в новую утопию. Выдвижение понятия информации тесно связано с прогрессирующей технизацией культуры, со стихийно развивающимся процессом приспособления человека к языку машины.

Этому всегда сопутствует характерное выхолащивание духовных компонент человеческой деятельности, сведение ее к чисто механической. Здесь достаточно привести лишь некоторые примеры, в которых ясно видны отличительные моменты этого глобального процесса: 1) Внедрение калькуляторских методов во все сферы культуры. Интересно, что вместе с этим происходит и тотальная коммерсализация всего культурного пространства: то, что может быть исчислено, может быть куплено и продано.

Однако, уже экономика, — казалось бы классическая сфера человеческого рас-счета, — не поддается полному «переводу» на «количественный язык». И тот, кто учитывает в экономике ее «неколичественные» факторы — творческую заинтересованность, гордость за престиж фирмы, национальной марки и т.д. («японская модель») — нередко получает большое преимущество в конкурентной борьбе.

Коммерчески-калькуляторские методы оценки распространяются даже на сферу искусства. Так появляются оценки: «самый дорогой фильм» (затраченные средства), «самый кассовый фильм» (прибыль от проката), всерьез претендующие на роль интегрального критерия оценки кинопродукции. Своеобразной кульминацией этой тенденции служит в сфере права понятие «материальной (денежной) компенсации за моральный ущерб». 2)

Возрастание роли тестовых программ во всех сферах обучения. Тестовая система действительно помогает свести обучение к контакту с машиной. Однако, утверждение, что она, де, хорошо «моделирует» процесс обучения, находится под большим сомнением. В обучении преподавателем специалиста, если уж мы ограничиваемся именно этим моментом — обучения специальности, всегда присутствуют нравственные и духовные аспекты, которые при общении с машиной полностью исчезают.

Речь идет не только и не столько о благотворности человеческого общения вообще, а прежде всего, о живых примерах профессиональной этики — честность в отношении к делу, настойчивость в преодолении трудностей и т.д., которые преподаватель демонстрирует учащемуся. Эту «натуральную» связь профессионализма и этики, эту органическую целостность духовной деятельности можно усвоить только на живых примерах, что сразу ставит вопрос о переоценке и разумном ограничении роли тестовых програм ( и компьютерной техники, вообще) в процессах обучения.

В истории становления проекта информационного общества большую роль сыграла идея mathesis universalis, идущая еще от «Великого искусства» Раймонда Луллия (1233-1315). Весь XVI век занят напряженным поиском удобной системы обозначений для создания «универсального исчисления», с помощью которого можно бы было «решить все задачи» (К.Рудольф, М.Штифель, Р.Бомбелли, П.Рамус, С.Стевин, Ф.Виет).