В этом втором смысле понятие информации выражает, на самом деле, определенные цивилизационные ожидания, в своем целом составляющие некоторый цивилизационный проект — информационное общество, — который при отсутствии философского самоконтроля общества легко превращается в новую утопию. Выдвижение понятия информации тесно связано с прогрессирующей технизацией культуры, со стихийно развивающимся процессом приспособления человека к языку машины.

Этому всегда сопутствует характерное выхолащивание духовных компонент человеческой деятельности, сведение ее к чисто механической. Здесь достаточно привести лишь некоторые примеры, в которых ясно видны отличительные моменты этого глобального процесса: 1) Внедрение калькуляторских методов во все сферы культуры. Интересно, что вместе с этим происходит и тотальная коммерсализация всего культурного пространства: то, что может быть исчислено, может быть куплено и продано.

Однако, уже экономика, — казалось бы классическая сфера человеческого рас-счета, — не поддается полному «переводу» на «количественный язык». И тот, кто учитывает в экономике ее «неколичественные» факторы — творческую заинтересованность, гордость за престиж фирмы, национальной марки и т.д. («японская модель») — нередко получает большое преимущество в конкурентной борьбе.

Коммерчески-калькуляторские методы оценки распространяются даже на сферу искусства. Так появляются оценки: «самый дорогой фильм» (затраченные средства), «самый кассовый фильм» (прибыль от проката), всерьез претендующие на роль интегрального критерия оценки кинопродукции. Своеобразной кульминацией этой тенденции служит в сфере права понятие «материальной (денежной) компенсации за моральный ущерб». 2)

Возрастание роли тестовых программ во всех сферах обучения. Тестовая система действительно помогает свести обучение к контакту с машиной. Однако, утверждение, что она, де, хорошо «моделирует» процесс обучения, находится под большим сомнением. В обучении преподавателем специалиста, если уж мы ограничиваемся именно этим моментом — обучения специальности, всегда присутствуют нравственные и духовные аспекты, которые при общении с машиной полностью исчезают.

Речь идет не только и не столько о благотворности человеческого общения вообще, а прежде всего, о живых примерах профессиональной этики — честность в отношении к делу, настойчивость в преодолении трудностей и т.д., которые преподаватель демонстрирует учащемуся. Эту «натуральную» связь профессионализма и этики, эту органическую целостность духовной деятельности можно усвоить только на живых примерах, что сразу ставит вопрос о переоценке и разумном ограничении роли тестовых програм ( и компьютерной техники, вообще) в процессах обучения.

В истории становления проекта информационного общества большую роль сыграла идея mathesis universalis, идущая еще от «Великого искусства» Раймонда Луллия (1233-1315). Весь XVI век занят напряженным поиском удобной системы обозначений для создания «универсального исчисления», с помощью которого можно бы было «решить все задачи» (К.Рудольф, М.Штифель, Р.Бомбелли, П.Рамус, С.Стевин, Ф.Виет).

В XVII веке новый импульс идее mathesis universalis придает Декарт своим методом аналитической геометрии и Лейбниц, который всерьез начинает строить свой вариант «универсального языка» — «универсальную характеристику»[93] . На этом пути Лейбниц создает свой «адамов язык» (язык из 0 и 1 ), который и является сегодня основой теории информации и всей информационной техники.

Проект информационного общества связан и с другой глубинной тенденцией новоевропейской цивилизации — стремлением понять все действительное через возможное. Ярчайшим выражением этой тенденции является декартовский философский метод сомнения. В своей философской «одиссее» Декарт как бы блуждает по мирам возможного, чутко внимая показаниям своего «эпистемологического компаса», указывающего ему степень сомнения (или достоверности) того или иного знания.

Это пространство возможностей находит свое воплощение в дальнейшем в различных виртуальных пространствах, в которых культура пытается реконструировать свою жизнедеятельность. Пространства эти разнообразны, но всегда при их построении воспроизводится фундаментальная структура: выделение элементов как точек пространства возможностей и задание на этих пространствах некоторых ценностных (весовых) функций.

Все сущее в этом смысле должно быть понято как некий оптимум, как некий «лучший из миров». Этой схеме следует, например, концепция фазового пространства в математической физике. Радикализация этой схемы осуществлена в теоретико-множественной модели математики Г.Кантора. Здесь все, включая и континуум, разлагается в «песок» бескачественных элементов множества, из которых стараются конструктивно «сложить» все более органические сущности (в частности, число и пространство).

Подобные модели очень удобны и, собственно, специально созданы для реализации некоторого «предносящегося» суперпроекта «сведения всего к информации». Однако, возникшие как раз в теории множеств непреодолимые трудности (парадоксы, проблемы континуум-гипотезы, аксиомы выбора и т.д.) заставляют все лучше осознать утопичность «чаемых» здесь перспектив.

По своему об этом же говорят и другие примеры бесплодных и нередко трагических блужданий культуры в «виртуальных мирах»: компьютерные виртуальные миры, виртуальная экономика рынка ценных бумаг. Существенный удар утопическим экспектациям, связанным с проектом универсальной формализации знания, был нанесен в XX столетии теоремами о неполноте формальных теорий (К.Гедель, П.Коэн).

Все более разрушается представление о познании как о взаимодействии «точечного» субъекта, не вносящего никакого возмущения в изучаемый фрагмент действительности, и объекта, полностью вписывающегося в пространство некоторых априорных форм репрезентации, полностью обозримых и поддающихся тотальной калькуляции. Познание все более осознается как встреча, как событие в рамках некоторого фундаментального и в принципе некалькулируемого объемлющего, соотносимого в философии с категорией бытия (М.Хайдеггер, К.Ясперс), а в религии с понятием Бога.