Prof. A. F. Losev

1) Ферсит – двоюродный брат Тидея и дядя Диомеда. Значит, он вовсе не из народных низов, но самый обыкновенный гомеровский аристократ.

2) Его антивоенная агитация не имеет никакого значения для народа. Наоборот, когда его Одиссей усмирил, то все весело рассмеялись и только похвалили Одиссея, выражая надежду, что Ферсит теперь уже больше не будет агитировать против царей и их оскорблять (Ил., II.270-277). Следовательно, народ не за Ферсита, но против него, считая его изменником и дезертиром.

3) На собрании, которое состоялось после усмирения Ферсита, народ выражает восхищение по поводу речи Одиссея, предлагавшего выбирать между продолжением героической войны и позорным бегством на родину, единогласно выбирая войну, а не позор отступления (Ил., II.333-335). При этом сам Одиссей прекрасно понимает все тягости войны и сам хотел бы не воевать, а сидеть дома в мирной обстановке, однако он не хочет сам себя позорить (291-298). Следовательно, Одиссей и народная масса думают о войне совершенно одинаково, расценивая Ферсита как изменника и дезертира. Больше того, поскольку мифология здесь, как и везде, есть только отражение исторической действительности, стремление греков довести войну до победного конца символизировано в виде Афины Паллады, якобы вкладывающей в греков это военное мужество (453 сл.):

В это мгновение всем им война показалась милее,

Чем возвращение в полых судах в дорогую отчизну.

И вообще греческая воинская масса вовсе не против Троянской войны, но, наоборот, всецело за нее. И если греческое войско (Ил., II) спешит к судам, чтобы отправляться домой, то это оно делает не против воли царей, но, наоборот, в силу [100] приказа Агамемнона. Правда, народ убегает к судам с большой радостью. Однако вернуться домой – это мечта и самого Одиссея и даже самого Менелая (III.97-102), как это мы только что видели. И, наконец, напрасно думают, что бранить царей за дармоедство – это привилегия Ферсита. Ахилл тоже говорит Агамемнону (Ил., I.231): «Царь, пожиратель народных богатств, – над презренными царь ты!» Следовательно, совершенно ясно, что в образе Ферсита у Гомера ярко выражена антивоенная и даже антиаристократическая тенденция, но что нельзя брать изолированно только одну речь Ферсита, а нужно его речь и весь его образ понимать в контексте всего гомеровского творчества.

Наконец, и случаев прямого бахвальства зверствами на войне у Гомера тоже немало. Правильно писал о Гомере его переводчик Н. Минский (впрочем, не умеющий оценить Гомера по его существу): «Гомер с виртуозностью и неистощимыми подробностями рассказывает о том, как герои крошили друг друга на поле сражения, выливали внутренности на землю, вышибали зубы, обрубали руки и ноги, какие наносили копьями затейливые раны. Герои бросаются в битву как хищные волки, сдирают доспехи с убитых, уродуют тела и, наступив на них ногою, громко похваляются совершенным подвигом» («Северн. Вестн.», 1896, № 5, стр. 1).

Подводя итог высказанному выше об антивоенной тенденции у Гомера, необходимо указать, что все творчество Гомера представляет собою порыв от стародавней дикости и варварства к цивилизации, что, коренясь в стихийных инстинктах звериного прошлого, он везде преодолевает это последнее своими новыми и светлыми идеями культурной и мирной жизни всего человечества и что остатков этого прошлого у него столь же достаточно, как и новых идей прогресса и мира. Антивоенная тенденция у него поэтому выражена очень ярко, очень резко и совершенно несомненно; но она у него, не выражая его целиком, а выражая только его прогрессивную сторону, должна пониматься нами не больше, как только тенденция. И это тенденция колоссальной значимости.

2. Мирный уклад жизни в сравнениях Гомера. Очень важные наблюдения над гомеровскими сравнениями сделал в свое время английский ученый А. Плэтт.9) Эти наблюдения сводятся к тому, что в сравнениях Гомер выступает вовсе не как старинный ахейский идеолог, а как самый настоящий иониец с гораздо более скромным и бедным укладом жизни, как мирный житель, поясняющий все, что требует пояснения при помощи картин трудолюбивой жизни.

Если взять «Одиссею», то только ничтожное число сравнений берется здесь из мифологии: Навсикая (VI.102-109) [101] сравнивается со стрелоносной Артемидой, которая охотится за кабанами и оленями на Эриманфе и Тайгете. Афина намазывает Пенелопу, как Афродита мажет свое лицо амвросийной мазью перед танцами с харитами (XVIII.190-194). Пенелопа колеблется (XIX.518-524) так, как Пандареева дочь Аэда плачет о своем сыне, нечаянно ею убитом. Также – VI.162-178, XX.61-79. Сравнения эти слишком немногочисленны, носят откровенно декоративный характер и потому весьма далеки от наивной и нетронутой мифологии.

Если теперь обратимся к тому миру, из которого Гомер в «Одиссее» берет свои сравнения, то окажется, что это мир земледельца, скотовода, ремесленника, мореплавателя-торговца, живущего на равнине около моря вблизи больших гор, который гораздо больше боится диких зверей, чем войны.

Из области земледелия мы имеем сравнения в VIII песни, 124 сл. (пахота на мулах) и XIII.31-35 (трудолюбивый пахарь до полного изнеможения пашет землю на волах целый день). Телята с неописуемой радостью встречают своих матерей-коров (X.410-414); зарезывается скот для домашних целей (XI.411-415); ревет бык на поле (XXI.48 сл.), и оводы жалят коров во время жары (XXII.299-301).

Очень ярко представляет себе Гомер закалку железа (IX, 391-393); струны из овечьих кишок, натягивающиеся на форминге (XXI, 406-408), мастера, золотящего серебро (XXIII, 159-161). Из области мореплавания: строится грузовой корабль (V.249 сл.); описывается еще один большой грузовой корабль с 20 веслами (IX.321 сл.); плотник вертит сверлом в корабельном бревне (IX.384-386); водолаз ныряет в воду (XII.413 сл.); упоминаются корабельные ребра (XIV.574); после кораблекрушения немногие с великим трудом доплывают до берега и спасаются (XXIII.233-238).

Автор сравнений в «Одиссее» в противоположность ахейскому обычаю постоянного употребления мяса говорит о рыбной пище и о ловле рыбы и морских животных. Только два сравнения говорят об употреблении в пищу говядины и свинины: XI.411-415, XX.25-27. Все остальные подобного рода сравнения говорят только о ловле рыбы или других морских животных: V.431-435, X.124 сл., XII.251-254, XXII.384-388.