А.Ф.Лосев

Правда, в одном отношении, кажется, можно до некоторой степени уступать традиционному употреблению термина "аллегоризм" в отношении стоической эстетики. Именно можно считать, что хотя космический первоогонь и есть Зевс, но Зевс не есть только один космический первоогонь. Когда мы употребляем имя Зевса, то под Зевсом мы понимаем прежде всего некоторого рода личность, которая объединяется с другими личностями биологически, семейно, общественно или исторически. Спросят: неужели все это тоже есть только огонь и огонь?

Да, это вовсе не есть только огонь; и личность Зевса со всеми его историями и похождениями тоже есть нечто выходящее за пределы того, что именуется космическим первоогнем. Однако со всей решительностью необходимо сказать, что даже и в этом случае стоический Зевс вовсе не сводим только на одну аллегорию первоогня. В отношении той стороны своего существа, которую мы именуем личностью, Зевс действительно не совпадает с космическим первоогнем. И в этом смысле, если угодно, он есть только аллегория космического первоогня. Однако с именем Зевса связываются не только его личностные связи со всем миром, но в первую очередь связывается именно эта космическая и неистощимая сила жизни, которая немыслима без тепла и которая поэтому в своем предельном виде и есть всемогущий и неистощимый космический первоогонь. В этом смысле Зевс уж никак не может быть аллегорией космического первоогня. Он здесь в полном смысле слова символ этого космического первоогня.

г) Итак, рассматривая стоическое толкование мифологических богов, невозможно ограничиться только простой констатацией тождества тех или иных богов с какой-либо материальной стихией. Важно рассмотреть специфическую целостность стоической аллегорезы со всей стоической доктриной и обосновать соответствующую ее оправданность.

В этом отношении можно рекомендовать свежее и совсем нетрафаретное изложение стоического аллегоризма, которое мы находим у Ф.Бюффьера{167}. У этого автора, вообще говоря, воспроизводятся обычные стоические аллегории, хотя и в довольно обширном количестве. Главное же, Ф.Бюффьер смотрит на стоические аллегории не только с физической точки зрения, с которой, как мы сейчас сказали, вовсе не демонстрируется вся мифологическая фигура целиком (потому что целиком в данном случае означало бы использование уже не аллегорического, но символического метода), но Ф.Бюффьер указывает также и на более общие и более глубокие свойства мифа, хотя Ф.Бюффьер и не входит в сложный анализ разных типов переносного толкования этих мифов. Просмотрим то, что говорит Ф.Бюффьер.

Стоики, утверждает Ф.Бюффьер, лишены наивной апологетики мифа у Гераклита. Они дают рационально построенную историю отношения человечества к универсуму в связи с развитием мышления.

Познание мира вообще у стоиков происходит тремя путями: физическим, мифически-поэтическим и политическим (II 1009), то есть, собственно говоря, существуют боги с точки зрения ученых, поэтов и гражданской жизни. Те и другие дополняют друг друга, вырабатывая истину, которая и есть не что иное, как стоическая доктрина. Отсюда упреки стоикам от лица их противников - эпикурейцев в том, что они приспосабливали мифы Гомера, Гесиода, трагиков, Орфея и других к своим философским принципам (например, Филодем, II 1078, или Цицерон - там же, 1069). Но этот упрек можно отнести ко всем истолкователям мифов. Тем более что стоики, интерпретируя мифы, совсем не озабочены их апологетикой или морализацией, как это было у их предшественников, например у Платона в "Государстве".

Физическая концепция стоиков не дает нам оригинальных черт. Здесь все те же огонь, воздух, вода, земля в их разных пропорциях, составляющие тело мира. Душа мира - это некое дыхание, огненная и воздушная пневма, проникающая все части мирового организма. Хрисипп называет эту душу мира Зевсом (II 1076). Вот почему Зевс - это "причина и господин всех вещей" (II 1076. 1021). Зевс играет в мире ту же роль, что душа в человеке (II 1064). Отсюда мир, по Диогену Вавилонскому (III 33), тождествен Зевсу или содержит его в себе. Разные элементы космоса получают эту огненную пневму Зевса: море тогда именуется Посейдоном, земля именуется Деметрой, воздух - Герой, солнце - Аполлоном, луна - Артемидой, эфир - Афиной.

В мировой душе, или Зевсе, ее главная, разумная часть носит имя "водительной" (hedemonicos). По Хрисиппу, это чистейший эфир, самый подвижный из элементов (II 642), именуемый Афиной, той, которую Зевс породил из своей головы (Диоген Вавилонский III 33). Иной раз стоики называли "водительной" землю, находящуюся в сердце универсума, очагом которого она является под именем Гестии (II 642). По Клеанфу же, "водительным" разумом наделено солнце (I 504).

Особое внимание стоики уделяли Гераклу, Дионису и Гефесту. Корнут под влиянием Клеанфа считает Геракла "разумом универсума, благодаря чему природа могущественна и ни от чего не зависит" (Theol. 13), как и сам этот великий герой. Плутарх сообщает, что Дионис - это "божественное дыхание, рождающее и кормящее", которое, попадая в землю, принимает имя Деметры и в дальнейшем с точки зрения ее живительной силы получает имя Коры, или Персефоны (II 1093). Гефест для стоиков - огонь (II 1076). Зенон различает огонь "обычный" (atechnon) и огонь "художественный", или творческий" (technicon). Первый уничтожает, второй - созидает (I 120). Гефест и есть этот "творческий" огонь (II 1021). Гефест, как и другие божества, представляет только один аспект единого Зевса. Это - та же самая душа мира, но только в ее огненном обличье.

Вся мифология, от Гомера до Еврипида, таким образом, может быть логически распределена по всей стоической системе. Следует отметить также специальные работы стоиков, посвященные гомеровским мифам. Диоген Лаэрций указывает на принадлежащие Зенону "Гомеровские проблемы" (I 41) с их комментарием к Гомеру в духе античных грамматиков, от которого дошли через Филодема (De piet.) две экзегезы - об Афродите и Диоскурах. Афродита здесь - принцип связи между частями бытия (I 168) (ср. эмпедокловскую Дружбу), а Диоскуры - "правильные логосы и заботливые распределения" (toys de orthoys logoys cai spoydaias diatheseis, I 170) - символы братского единения.

Клеанфу принадлежит трактат "О поэте" (имеется в виду Гомер), фрагменты из которого помещены у Арнима (I 481). Здесь Клеанф на основании собственных этимологии толкует Зевса Додонского как вдыхаемый землей воздух. Атлант у него - воплощение Провидения, "думающий обо всем" (I 549). В своих работах "О богах", "О Провидении" Клеанф приспосабливал мифологических богов к стоическому учению, именуя Зевса воздухом, обнимающим землю, Аида - мрачным воздухом, а Посейдона - тем, который пронизывает землю и море (II 1076), то есть Зевс, Аид и Посейдон - это все отдельные разновидности одной божественной пневмы.

При всем этом, однако, необходимо сказать, что если достоические философские аллегории прямо отождествляли отдельные стихии с мифологическими богами, то для стоиков боги - это лекарственное дыхание, животворящее все стихии, это душа, скрывающаяся в материи. Стоическая душа материальна, будучи огненным дыханием, но эта одухотворенная материя - причина мыслительных процессов.

Неоплатоники продолжат стоическое толкование богов, но сделают еще один шаг - мифологические боги останутся и у них душой элементов материи, но душой, совершенно чуждой чувственному миру.

Философом, который расчистил дорогу стоикам при переходе от достоического аллегоризма, был ученик Платона Ксенократ с его предвосхищением плотиновского божества и выдвижением превыше всех элементов Ума и Души, монады и диады (Aet. Plac. I 7, 30 = Doxogr. gr. p. 304).