Митрополит Сурожский Антоний. Труды

и ум отозвались и на услышанное мы сами ответили: «Как это истинно! Как это

прекрасно! Ради этого, с этим стоит жить, можно жить!» Как апостол Павел

сказал, можно и умирать ради этого, потому что это так дивно, так драгоценно

(Флп1:29).

Я уже говорил о том, что некоторые люди слышат— и до них слово не

доходит, видят— и остаются слепыми. У пророка Исаии говорится именно об

этом, но немного более пространно. Пророк говорит словом Божиим:

И сказал Он: пойди и скажи этому народу:слухом услышите— и не уразумеете, и очами смотреть будете— и неувидите. Ибо огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи своисомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и необратятся, чтобы Я исцелил их (Ис6:9—10).Эти слова обращены ко всем нам. Берегись, человек! Берегись, потому что еслиты по молодости, по отсутствию зрелости еще не можешь всего понять, то тыдолжен понять хотя бы то, что тебе доступно. А если ты не понимаешь ничего,поставь перед собой вопрос: что же со мной делается? Говорятся слова простые,слова, которые всякий человек может, как слова, понимать— а до меня онине доходят. Не понимаю, ничего это для меня не значит. Неужели мое сердце сталотаким грубым, что оно способно отозваться только на подобное же грубое, земное?или я сомкнул глаза, потому что не хочу видеть?Есть страшное место в Евангелии, в рассказе о событиях Страстной седмицы.Воины взяли Христа, привязали Его к столбу, завязали Его глаза, начали Егоударять в лицо и говорить: ну что, Пророк, теперь прореки, кто тебя ударил!(Мф26:28). Разве мы не поступаем так— не только по отношению кБогу, но и ко многим людям? Мы стараемся не видеть, как другого человекаударяем в лицо и говорим: «А разве я тебя ударил? Я же тебя люблю, я тебедруг». Поставим перед собой вопрос: не сомкнули ли мы недоброй волей своиглаза? не заткнули ли уши? не отупели ли мы от того, что заняты всем, крометого, что насущно? (Я сейчас говорю не только о божественном, но и очеловеческом.) Не закрыт ли я к тому, что во мне самого глубинного ичеловеческого есть: к чувству благородства, величия, достоинства, красоты,правды? Открыт ли я ко всему этому? Готов ли я услышать голос, который менязовет к правде, к честности, к жертве, к благородству? Или отворачиваю я свойслух, закрываю свои глаза?Притча о сеятеле сурово к нам обращена, а вместе с тем с такой надеждой,потому что, как я сказал, мы не всегда одни и те же. Сегодня я каменный—завтра я весь покрыт тернием, сегодня у меня никакой глубины нет, но еслитолько я даю Богу возможность каждый день ко мне приступить или непосредственнооткрываясь моему внутреннему чутью, или чтением Евангелия, или через ближнего,который ко мне обращается,— если я это делаю, вдруг в какой-то день яокажусь той доброй почвой, которая принесет плод в тридцать, в шестьдесят, восто крат, которая Бога вознаградит за Его любовь, за Его крест.