И он лису убивает. Возвращается на свой участок— все травы засохли, все

цветы вымерли, все звери разбежались…

И вот это мы должны помнить: мы призваны создать мир и охватить его шире и

шире любовью, но не такой, которая делает нас рабами искусственного рая, а

любовью, которая может простираться все дальше, оставляя свободу тем, которые

не хотят войти в наш рай. Это относится к нашей церковности, это

относится к нашим семьям, к нашим дружбам, к нашим общественным устремлениям.

Это ставит перед каждым из нас вопрос о том, как, каким образом он связан стеми, кто его окружает, и с жизнью. Опять-таки, всех охватить любовью мы неможем, но тех немногих, кого мы любим, мы должны любить иной любовью, чемлюбовь искусственного рая порабощенных существ.***Продолжая нашу беседу с того места, где мы оставили притчу, надо задать себевопрос, который апостолы поставили Спасителю после одной из Его бесед: кто жетогда может спастись? (Мк10:26). Званые исключили себя из сообществаХристова, Божия, прильнули к земле, отказались от того, чтобы земля и небосоединились в одно. Кто же может спастись?Если присоединить к этой притче окончание подобной ей у другого евангелиста,картина следующая. Пир готов. Званые отказались прийти, а хозяин, у которогосердце полно любви, открыто, который хочет, чтобы пир этот был пиром всеяземли, посылает своих слуг по улицам и задворкам города, села звать нищих,хромых, убогих, чтобы пир наполнился радостью. Не его радостью, но радостьювсех тех, которые неожиданно для себя окажутся там (Мф22:2—14).И вот встает вопрос: с чем эти нищие, хромые, слепые, увечные собраны и идутпо дороге к царским палатам? Какие у них мысли? У нищих ничего ведь нет, чтоони могли бы принести хозяину дома: не могут принести ни цветка, ни подарка, немогут принести успеха в жизни, не могут принести добродетели— ничего немогут принести. Идут хромые, которые никогда в жизни не умели ходить твердойстопой. Идут слепые— их ослепила земля, и они не сумели увидетьнеба— идут в сознании, что ничего у них нет: с чем же прийти, как ихпримут? Символ их состояния— это лохмотья, которыми они покрыты; как жеих могут пустить в царские палаты грязными, вшивыми, в лохмотьях, проглядевшимивсю жизнь, растратившими все, что им было дано от рождения?Верно, идут они с двоящимся чувством: с одной стороны, в сознании, чтоникакого права на гостеприимство этого хозяина они не имеют, с другойстороны— с мыслью: покажись они только в дверях дворца или зажиточногодома— их прогонят! Вся жизнь их этому научила, они знают, что таких, какони, гонят со двора,— чего же им ожидать? Заслуг нет, оправдания нет,ничего нет. Значит, единственная надежда— на милосердие, на то, что ихпожалеют и ради жалости пустят. Но— жалей, не жалей— как можно ихпустить? Ведь они все осквернят в этом доме!И вот они подходят к вратам; что дальше? В другом евангельском отрывке