Не знаю, Т. Уна, будет ли угодно или нет твоей маменьке, но я должен изложить мое мнение: не лучше ли и ей, для успокоения себя, переселиться к дочерям и жить с ними, оставя суету мирской жизни, которую и невольно должно будет оставить пришедшей смерти. Скажи, какое доставляют ей утешение домашние занятия, когда она не осушает глаз, отпустивши всех вас от себя? Ежели она имеет причину не оставлять мира оттого, что может хозяйство расстроиться: то когда придет смерть, и по неволе его оставит; найдутся люди, кои могут оное управить, а ей бы прилично, поручив хозяйство детям или кому другому, успокоить свою старость в обители, может быть, уже на закате дней своих. Кажется, вы говорили, что располагаете сделать имению раздел, то всего бы лучше отдать каждому свою часть и себя этим успокоить: верно, и на ее век достанет к прожитию. Впрочем все сие предоставляю ее воле и промыслу Божию, пекущемуся о спасении нашем.

Я сказал, что не препятствую А. Вне жить с маменькой, но кто знает, долго ли ее будет век, судя по слабому здоровью: тогда не будет ли сугубой скорби и о лишении, и отвлечении от обители?

Остаюсь желатель вашего спокойствия, многогрешный И. М.

Письмо 475

На письмо твое, полученное мною еще 19го февраля, до сих пор никак не собрался отвечать; тебя оставляют пробыть там до весны; теперь уже нечего больше делать; видно, там надобно остаться и родных утешить и самой отдохнуть, как ты пишешь. Для меня странно, что ты ублажаешь теперешнее твое бесскорбное положение, а монастырских скорбей ужасаешься. Не Бог ли тебя позвал на оный прискорбный и тесный путь? Он и устраивает скорби по мере твоего устроения и по силе; кто ж без скорби проживет век? И мирские люди находятся в больших скорбях, они также желают получить спасение, а Бог невольно поставляет их на прискорбный путь, чтобы ввести в живот вечный. Остерегись обольщаться мнимым твоим спокойствием, оно ненадежно, непрочно, временно: при какойнибудь перемене ты уже и спокойствия не найдешь, а притом же ежели бы ты и мир обрела, то и тут надобно опасаться подсад, как бы не попасть в прелесть. Мир приобретается борением со страстями: побеждением их и глубоким смирением только может быть прочен; ты хотя временно и утешишься мнимым спокойствием, а не увидишь, как подойдет душевное смущение, тоска, уныние без всякой причины: ты еще не испытала сего. И. М. 9го марта 1848 года.

Письмо 476

Письмо твое от 28 марта получил. Все описанное тобою в оном о твоем намерении, колеблющемся в переходе, и что остановилась в Се, видел. Нимало не удивляюсь твоей неустроенности, когда ты полагаешь теперешнюю твою жизнь в мире лучше монастырской, видя себя удаленной от вин и потому не согрешающей; но имеешь такой грех, которого не видишь, и не каешься в нем, – это есть мнение, что ты не согрешаешь. Ты находишься в духовном воинстве, на что ж бежишь с поля сражения? – Пала, – восставай! Перед Богом лучше грешник смиренный и кающийся, нежели праведник не кающийся и мнящий о себе. Советую мысль сию оставить, прочти в 4й части Добротолюбия св. Иоанна Карпафийского послание к индийским инокам. Ты, верно, получив от Ф. Хны письмо, что матушка игумения опять показала немирство, смутилась; но теперь она пишет, что умиротворилась и опять спокойна; нельзя, чтоб было все в одном устроении, как и погода: когда ведро, когда дождь и когда ветер, буря, а после тишина. Я пишу к тебе не понуждая тебя оставаться, но предлагаю на твое рассуждение и волю, следуй лучшему. И. М. 18го апреля 1848 г.

Письмо 477