Prep. Macarius of Optina
Скажу например: ты примешь какойнибудь помысл о ее действиях, обличишь ее, но совесть ее в этом не видит вины: она оскорбляется, но после открывается в оскорблении, приносит раскаяние перед тобою; а ты говоришь, что вперед не будешь ей говорить, – это еще больше ожесточает.
Подобные случаи, полагаю, в последнее время нередко случались и очень могли быть; когда ты на меня приняла помыслы неправильные, кольми паче могла на нее принимать, а особенно при содействии страстей и вражиих подсад.
Не думай же, чтобы я ее оправдывал; я вижу в ней недостатки и погрешности, и во многом виновною перед тобою, в коих нещадно обличал ее и обличаю. Но тебе я все молчал, слепо веруя, что можешь окормить ее и понести немощи, удостоверяясь письмами твоими и тем, что обогащена отеческими книгами и много их читала и писала. Но когда только слегка говорил тебе о снисхождении, то увидел, это тебя потрясло, и полагаю оттого, что ты, обнося в уме одни ее недостатки и поползновения и происходящие смущения, отяготилась пребыванием ее у тебя.
Все это в течении трех лет скоплялось и возросло до такой степени, что, как вижу, не можешь ее и понести.
Но при всех ее немощах и душевном неустроении нельзя сказать, чтобы она не имела произволения к исканию спасения и покорения. Но козни вражии воздвигают смущения, и она, не видя оному разрешения, впадает в малодушие; а ты представила, что она уже не имеет и произволения. Эти мнения твои ложны.
Не знаю, почему мои письма, писанные к тебе по приезде ее сюда, тебе не понравились; и ты требовала какогото моего откровения, и видела мой на тебя гнев, когда я писал к тебе на твои же письма, что имеешь скорбь на нее, не имеешь мира, о средствах к умиротворению к ней и к Л. Ле (к которой ты тогда также не имела мира); а ты вывела противное из оного заключение.
Тут, при всех твоих мягких словах о готовности пожертвовать жизнью к моему успокоению, но в том же письме я видел противное действие. Это меня расстроило и огорчило: до какого ослепления ты достигла, – и не мог ничего тогда тебе писать. Как хочешь приими и назови сие мое обличение: я должен нести и по делам моим, и по всему. Не легко моему сердцу и сие, что пишу к тебе обличения, но и умолчать не могу.
По испытании всех изгибов сердца твоего, более ничего не открываешь, как то, что не умела успокоить товарища в келлии, и считаешь виноватою себя, что не почла большею честью ближнего своего, и еще, по неимению высокой добродетели – любви, не ко всем равное, – но взаимное имеешь расположение к каждому и приносишь покаяние.
Два сии действия, в кратких словах написанные, но какое имеют они пространство? Будто в том только состоит успокоить ближнего, что честью больша себе творити, а особенно к Се, и не в том, чтобы исполнять ее прихоти, как ты прежде выразилась. Но ежедневные действия по келлии могут требовать снисходительного вразумления, а не предпочтения (прекрасный извет в рассмотрении совести). Паки взаимное расположение (конечно не око за око и зуб за зуб) – до чего оно довело; не до мира, но до расстройства мира.
Приносишь в сем покаяние, похожее на то, как кто говорит: "Всем грешен", не поясняя подробностей.
Ты описывала мне ее действия с большим преувеличиванием, даже и о болезни, будто совсем оной не было, а была притворная, – и все это, состоя в твоем предубеждении и размышлении, делало к ней отвращение и особенно в последнее время.
При испытании своих душевных страстей как мы снисходительны! – Считаем их слабее самого малого животного: а при разборе ближних поступков представляются они нам лютыми львами, тиграми, барсами и прочими. О! когда бы мы хотя половину или четвертую часть такого строгого испытания и суждения обратили на себя, то совсем было бы другое.
Ты говоришь, что мирна; но обольщаешь себя сей мыслью: ты не имеешь к ней мира – это не в одном письме повторяла ко мне, уже по ее отъезде; да и расстались вы с нею в таком тоне, – как сама же ты пишешь; а какой же это тон? не любви и мира, но…
"Имеешь расположение взаимное к каждому". – Оставя других, будем говорить о ней: она тебе сделает досаду или оскорбление, это весьма худо сделает, – не спорю: но неужели должно тем же платить? Чьи мы ученики? Она расстроена, ты взаимно. Но власть на твоей стороне, а у ней сугубая скорбь: и о том, что оскорбила и не получает материнского прощения; но видит в обхождении холодность; одно проходит, – другое подобное готово; а враг торжествует, непрестанно посевая семя раздора. Разбери получше себя без самолюбия: не найдешь ли виновною в подобных случаях? Тут требуется не прихоти исполнять, а явить материнскую любовь или снисхождение, – и довольно.