Я всегда думал, что такие мысли внушает непосредственно Бог, не только потому, что я чувствовал тогда какое-то внутреннее озарение света, но и по замечательным результатам, какие влекут за собою такие действия.

Получив это Распятие, Гаэтана более с ним не расставалась. Весь день держала она его в руках. Ночью клала его себе под подушку. Когда ей было очень плохо, она беспрестанно целовала его. Я видел, как во время агонии она прижимала его к своему сердцу. И смерть, исторгшая ее душу из ее тела, не могла вырвать из ее рук Распятия, драгоценного сокровища, которое она обнимала.

6. На пороге вечности

Две недели прошло с тех пор, две долгие, томительные недели с кажущимися улучшениями, которые тотчас сменялись упадком сил.

Я всякий день получал по письму и принял все меры, чтобы ехать при первом зове. Этот зов настиг меня в Париже утром, в воскресенье, 13 февраля. Этот зов был пронзителен, как крик смерти.

В это воскресенье я проповедовал в церкви Магдалины. Это была первая проповедь из круга поста. Я никак не мог ее пропустить. Но, как только она была кончена, карета, ожидавшая меня у дверей церкви, помчала меня на железную дорогу, и в полночь я был у моей больной.

Я не надеялся застать ее в живых, и потому мое сердце билось от робости. Я вошел на цыпочках в ее маленькую комнату и просунул голову за занавес. Она не спала и держала в руке Распятие.

Ее лицо, побледневшее еще больше, озарилось:

— А, батюшка, как я вас жду!

— А я, дитя мое, соскучился по вас… А вы все чувствуете сладость креста?

— Да, это единственная сладость. Бедная маленькая мученица! Она была тут,

на том же месте, где я видел ее [в прошлый раз]. Только с течением времени крест становился все тяжелее для изнуренных плеч.

Около нее, на том же месте, в том же кресле, я нашел ее мать. Она не ложилась уже шесть недель. Шесть недель не выходила, не знала ничего о том, что происходит в мире…

Помню, что в этот вечер, перекрестив больную и сказав ее матери несколько слов утешения, я подумал, возвращаясь к себе:

— Господи, Господи! Что Ты сделаешь для нас, если матери делают такие вещи для своих детей!

На другое утро, чтобы ободрить и утешить эту семью, я предложил начать хвалебное моление Господу Иисусу и дать обет совершить благочестивое паломничество. Но, давая этот обет, я хорошо чувствовал, что добродетели нашей милой больной будут пред Богом сильнее, чем все наши слезы.

После полудня мы все — ее отец, мать, брат, сестры и я — сидели около ее постели, как доложили о приходе бедной девочки, которая ждала внизу и спрашивала о ее здоровье. Это была та самая девочка, которой Гаэтана так интересовалась и которую она одела своими руками, чтобы через нее проникнуть в несчастную павшую семью и возродить ее.

Гаэтана пожелала ее видеть. Ее пригласили войти. Мы отступили в нишу окна, чтобы не стеснять ее.

Находят много красоты в смерти Сократа во время беседы с друзьями о бессмертии. Тут предо мною было еще более высокое зрелище.

Гаэтана села на постели, велела ребенку приблизиться и стала предлагать ей вопросы по катехизису: "Кто вас создал и послал в мир? Что такое христианин?". Потом она осмотрела, как та одета: ее платье, фартук, ботинки. Сделала ей выговор за ее неряшество, расспросила о братьях и сестрах, ее отце и матери и стала затем говорить ей о необходимости молиться утром и вечером, крепко любить Бога и верно служить Ему.