Kniga Nr1435

* * *

"Венчались!"... И толпа подхватила: "Действительно  жена. Жену он это учит, господин. Проходите дальше. Они венчаны"... И эти слова: "венчалась", "венчаны"  звучали какимто обвинением, злорадным признанием такого факта, которому уже, разумеется, ни оправданий, ни смягчений не найдешь. "Венчалась, дрянь,  терпи теперь. Не полюбовница". Хороша эта логика: будь она ему не жена  толпа, пожалуй бы, не признала за ним права дубасить бедное, вздрагивавшее, все ушедшее в боль и ужас, тело. Но тут совершилось несомненное преступление: она, видите ли, состоит с ним в законном браке и, следовательно, составляет его вещь. Кому какое дело, что я ломаю свой стул? Трах его ножками о тумбу  ножки летят прочь, спинкой оземь  спинка в щепки  и вся недолга. И не только здесь его право на тиранство, на побои. Вслушайтесь в: "Повееенчалась, так тебе и надо!" Ведь это так же звучит, как "мать зарезала  терпи каторгу... Отца задавила  поделом тебе". Тут в самой интонации "венчалась" обнаруживается удивительная психология толпы: "повенчалась"  значит совершила такое дело, после которого  как после судебного приговора за страшное преступление  ни срока, ни возврата нет. "Иди на каторгу, не жалуйся". И вступиться за тебя нельзя, потому что ты страдаешь "по закону, во всей форме".  Да, еще бы, ведь ты преступница  и палач имеет над тобою право тешить звериную злость и похоть сколько ему угодно.

* * *

Вы скажете: "Безграмотная и невежественная толпа, чего от нее и требовать!" Ну а мы, грамотные и вежественные, лучше? Вы оглянитесь, что около вас в том обществе, в котором вы живете, творится людьми культурными и, повидимому, добрыми. Разве вы не слышали то же самое, и сколько раз, даже в печати,  а ведь это уже бесстыдство на весь мир, ведь это не про себя человек думает, а вскочил на забор и, как петух, на всю деревню орет; следовательно, и в других, столь же просвещенных читателях и слушателях, предполагает ту же мозоль вместо сердца и гнилой фарш вместо мозга. Разве вам не приходилось и в газетных, и в журнальных столбцах встречать: "Помилуйте, они венчались, таинство брака должно быть поддержано и законом, и обществом, она ему нечужая, он над ней имеет право". Точно закон должен быть палачом, а право только и заключается в преимуществе одной стороны так или иначе, кулаком или словом, грубо или в бархатной перчатке, назойливым приставанием или супружеским внушением насиловать другую. И опять  "они венчались". Как и у расколовшегося козырька: "Онаде совершила такое преступление, после которого возврата нет. Терпи, шельма!"... Другие, впадая в слюнявочувствительный тон, вспоминают воспетых поэтами и описанных романистами страдалиц прошлого. "Вотде были женщины. Ими и земля держалась. Они не жаловались, не бегали, не уходили. Безмолвно терпели свою муку. Только наедине молились и плакали". Да, позвольте, что же это за земля, которая должна держаться женским горем? И почему его надо терпеть молча? В крепостнический век насилия, с одной,  и рабства, с другой стороны, запуганные, безответные затворницы, может быть, в синяках, подтеках, шрамах и были идеалом, с фонарями под глазами, ну, а нашему времени нужны такие идеалы или нет? Ведь прежде таких мучениц арапниками стегали, чем же тут уж очень восхищаться? Или и об арапниках вздохнуть: "Былоде счастье, а мы его прогадали!"

* * *

Я не говорю  в жестокую пору насильничества  кроткая жертва, мыкающая жизнь от ласки к побоям и от побоев к ласке (вы помните: "То колени ее целовал, то хлестал ее плетью казацкой") и в антрактах воспитывающая в детях чуткую к добру, хотя слабую и безвольную душу,  вся является в нежном сиянии, да нужна ли она, "страдалицамать", теперь? Новое время скорее просит таких, которые шли в рудники и остроги за мужьямидекабристами, мирских печальниц, следующих за чуждыми им переселенцами в холод и ужас неведомой дали, "сестер", умиравших под боевым огнем за Балканами, бодро и весело, смело и упорно боровшихся с официальным воровством и неофициальным тифом в отвратительных госпиталях... Облезлые и хриплые попугаи в ржавых клетках поют старую песню, но ведь этих облезлых попугаев слушают такие же облезлые и ржавые хозяева, вспоминая счастливые времена, когда и они, и их верные птицы были еще молоды. Но обществу, новому обществу, нуждающемуся в бодрости, силе, энергии, мужестве, в радости, в способности к упорному труду  жизньто ведь нынче не на крепостных хлебах, с ней шутить нельзя, эти вечные ссылки на "идеалы" прошлого страдания надоели. Ему смешно назойливое старческое кряхтение: "Повенчалась  терпи, в терпении сила, не разрушай семьи"... И потом сейчас же  почеши головку попочке: "В семье  государственная ячейка, разрушь семью  погибнет отечество" и т.д.; вообще, поверь им, у нас так часто отечество гибло, что странно даже, как оно еще значится на географических картах...