Может, это закон парных случаев, может, еще что-то? Буквально в течение суток две наши знакомые женщины (но при этом не знакомые друг с другом) позвонили и рассказали, как школьные поборники прав детей испортили им отношения с детьми. У одной девятилетний сын, ссылаясь на преподанную ему Конвенцию о правах ребенка, заявил, что не будет ходить в церковь, так как никто не смеет навязывать ему религиозные убеждения. Другой, пятиклассник, — что на детей нельзя давить и поэтому он бросает музыкальную школу. А если мать попробует его заставить, он пожалуется в милицию, и ее посадят в тюрьму.

Когда приводишь такие случаи, люди часто смеются, воспринимая их как нелепые детские выходки, из которых ровным счетом ничего не следует. Дескать, до чего ж они забавны, эти маленькие петушки! Любят похорохориться… Ну, ничего, пойдут, как миленькие, куда мать скажет. А заартачатся — получат на орехи.

Правда, в последнее время так, в основном, реагируют или те, у кого дети давно выросли, или вовсе бездетные. В общем, люди, живущие вчерашними представлениями о власти родителей над детьми. Матерям же, которые нам позвонили и которые вполне ощущают «свежий ветер перемен», было не до смеха. Им и так-то нелегко приходилось со своими ребятами, а после того, как мальчиков в школе вооружили знаниями о правах, мамы и вовсе оказались перед весьма сомнительным выбором: или надо дискредитировать учителя-«правоведа», или, чтобы не ронять авторитет школы, пойти у сыновей-бездельников на поводу. Ведь в данных конкретных случаях отказы объяснялись именно ленью: одному ребенку было неохота рано вставать, а другому хотелось поиграть не на пианино, а на компьютере. И они фактически получили в школе правовую поддержку своей лености.

Но то ли еще будет, если будет принят закон о ювенальной юстиции, то есть о юридической защите прав детей, и в каждой школе воцарятся официальные правозащитники — омбудсмены, наделенные властными полномочиями! Тут не то что будет не до смеха, а впору завыть.

Права детей в современной трактовке

Пока омбудсмены, защищающие права детей, существуют лишь в пилотных регионах, которых, правда, уже более 20. Причем, сидят они, в основном, не в школах и занимаются «социалкой». С жалобами к ним приходят не дети (детских обращений всего 3 %), а взрослые. У кого-то ребенок — инвалид, и ему нужно «выбить» пособие, у кого-то многодетная семья, и она нуждается в увеличении жилплощади. В подобных случаях омбудсмены играют роль народных заступников, принимающих ходаков. И сам этот образ, и содержание деятельности вполне традиционны и не вызывают возражений. Разве что кому-нибудь, как нередко бывает, хочется большей справедливости, большего эффекта от этого заступничества.

Однако помещение омбудсменов в школу резко меняет ситуацию. В тех школах, где они в экспериментальном порядке уже введены, две трети жалоб (около 65 %) поступает от детей и лишь одна треть приходится на родителей и педагогов вместе взятых. В Саратове школьники пишут свои жалобы и бросают их в специальные ящики. И эти ящики ежедневно заполняются жалобами доверху. Основная их часть посвящена однообразию и скучности школьных занятий. Педагоги говорят, что в защите нуждаются не школьники, а сами учителя, так как большинство выпускников университетов не может найти общий язык с классом озорников (В. Немира «Учителя против омбудсменов» (PRS.Ru, раздел общество http://www/prs/ru/articles/?id=21310).

На самом деле ювенальное законодательство уже частично существует, хотя закон о ювенальной юстиции еще не принят. Например, Семейным кодексом, утвержденным в ельцинскую эпоху, когда вся жизнь наспех перекраивалась по либеральным лекалам, предусмотрено, что для защиты своих прав ребенок может самостоятельно обратиться в органы опеки, а по достижении 14 лет — в суд.

Закон об образовании выглядит еще интересней. «Применение методов физического и психического насилия по отношению к обучающимся, воспитанникам не допускается», — гласит ст.15 п.6. Конечно! Кто ж с этим поспорит? В докладах «Human Right Watch», посвященных нашим детским домам, приводятся примеры чудовищных зверств по отношению к детям. (Правда, нередко без указания конкретных учреждений и конкретных фамилий.)

Но формулировки закона позволяют подверстать под насилие и множество вполне заурядных дисциплинарных мер, без которых не только воспитание, но и образовательный процесс невозможен. Судите сами.

Комментарий к ст.56, п.3.2. «Физическое насилие — это применение физической силы к ученику».

Значит, если, к примеру, ученики затеют драку, учителю не стоит их разнимать. Ведь без применения физической силы это далеко не всегда получается. И если ученик кинется с кулаками на самого учителя (а такое сейчас бывает, поскольку стало гораздо больше возбудимых, расторможенных и одновременно плохо воспитанных детей), самооборона — дело для педагога весьма рискованное. В Америке именно поэтому в такой ситуации вызывают полицейских: чтобы разбушевавшиеся хулиганы не могли обвинить учителей в физическом насилии.

Вариантов тут может быть довольно много, но, ограничившись этими двумя примерами, перейдем к психическому насилию. Итак, цитируем закон дальше, выделяя его текст курсивом, а ниже даем свои пояснения: «Формами психического насилия являются:

— угрозы в адрес обучающегося;