- А вот в этой книжечке, - весело улыбаясь, он показал нам голубенькую брошюру, - мое собственное толкование Апокалипсиса в применении к современности. Видите, вот тут, на обложке, моя фотография с птичкой на руке. Да-да, птички меня совсем не боятся. Я их кормлю с руки.

Худенький невысокий отшельник с морщинистым личиком снова залился тонким нервным смехом. Затем он резко повернулся и щелкнул выключателем, свисающим с потолка на жестком проводе. Над столом ярко зажглась маленькая галогеновая лампочка, похожая на автомобильную.

- Работает от солнечной батареи. Света вполне достаточно. Даже ночью могу писать, - пояснил он.

Усадив нас на лавку, отшельник достал из-под стола синюю пластмассовую лейку с очень длинным носиком и три небольших, когда-то прозрачных стаканчика. Судя по всему, их никто и никогда не мыл. Благодаря этому стаканчики приобрели подозрительную матовость с грязновато-серым оттенком. Прежде чем разлить воду, схимник заботливо дунул в каждый из них. Вместе с пылью ему в лицо вылетели сухие мушиные крылышки. Затем он вытащил из-под лавки большую картонную коробку с рахат-лукумом:

- Угощайтесь! Лукум, кстати, - моего собственного изготовления. А я пока схожу надену схиму и крест.

Мы знали, конечно, что брезгливость - не лучшее качество, особенно для христианина, но заложенная с детства привычка к чистоте пересилила. Наши мамы чуть ли не с младенчества постоянно учили нас мыть руки и посуду, а потому, воспользовавшись отсутствием схимника, мы хорошенько вымыли стаканчики той водой, которую он в них налил. Остатки вылили под кустики помидоров, помня, как здесь берегут воду.

Пока мы дегустировали самодельный лукум, вернулся хозяин, держа в руке высокий посох с металлическим набалдашником. На отшельнике красовалась экзотического вида схима без куколя. Вся она была вышита ярко-желтыми и пурпурными нитками, которые смотрелись необычайно эффектно на черном фоне материи. Схима от этого казалась очень праздничной и совсем не походила на атрибут сурового облачения аскета. Наше недоумение усиливал кособоко висящий поверх схимы крест, усыпанный разноцветными каменьями. Его рваная позолоченная цепочка, неумело скрученная проволокой, создавала жалкое впечатление остатков былой роскоши. Вид у схимника был, конечно, несколько странный, но, к счастью, ни единой мысли осуждения или неприязни у нас не возникало. Даже наоборот. Его детская непосредственность и доброта вызывали у нас искреннюю симпатию. Отшельник был к нам очень ласков, гостеприимен, и мы решили, что он, возможно, немного юродствует.

- Здесь, на Каруле, еще в 50-х годах было много отшельников из России, - сказал он. - Я много с ними общался и выучился русскому. Впрочем, нам, славянам, это не так уж сложно. Я даже знаю несколько русских песен. Хотите спою? Только - схимник на секунду замолчал, - у меня в последние годы голос что-то сильно изменился. Стал звучать почему-то слишком высоко, почти фальцетом.

Не дожидаясь ответа на свой вопрос, неестественно тонким мальчишеским голоском схимник затянул: Степь да степь кругом, путь далек лежит Почему-то нам стало ужасно неловко, и мы, опустив глаза, молча уставились в пол. Пропев пару куплетов, он неожиданно спросил:

- А у вас есть с собою фотоаппарат?

Я пошарил в своей полосатой шерстяной торбочке и извлек из нее футляр с мыльницей.

- О-о, прекрасно! Тогда сфотографируйте меня в схиме. Только не забудьте потом прислать фотографии. Они мне нужны для подарков. Я раздаю их своим духовным детям.

Отшельник вытянулся в струнку и замер вполоборота к камере, крепко сжав в руке свой посох. Величественной позой и устремленным куда-то вверх орлиным взором он почему-то вызвал в памяти образ Ивана Грозного. Несколько раз ослепительно сверкнула вспышка.

О кознях бесовских