- Здесь, на Каруле, еще в 50-х годах было много отшельников из России, - сказал он. - Я много с ними общался и выучился русскому. Впрочем, нам, славянам, это не так уж сложно. Я даже знаю несколько русских песен. Хотите спою? Только - схимник на секунду замолчал, - у меня в последние годы голос что-то сильно изменился. Стал звучать почему-то слишком высоко, почти фальцетом.

Не дожидаясь ответа на свой вопрос, неестественно тонким мальчишеским голоском схимник затянул: Степь да степь кругом, путь далек лежит Почему-то нам стало ужасно неловко, и мы, опустив глаза, молча уставились в пол. Пропев пару куплетов, он неожиданно спросил:

- А у вас есть с собою фотоаппарат?

Я пошарил в своей полосатой шерстяной торбочке и извлек из нее футляр с мыльницей.

- О-о, прекрасно! Тогда сфотографируйте меня в схиме. Только не забудьте потом прислать фотографии. Они мне нужны для подарков. Я раздаю их своим духовным детям.

Отшельник вытянулся в струнку и замер вполоборота к камере, крепко сжав в руке свой посох. Величественной позой и устремленным куда-то вверх орлиным взором он почему-то вызвал в памяти образ Ивана Грозного. Несколько раз ослепительно сверкнула вспышка.

О кознях бесовских

- Отче, а давно ли вы подвизаетесь на Афоне? - спросил я отшельника, укладывая мыльницу обратно в сумку.

- С юности мечтал я о монашеской жизни, читал книги о древних аскетах. Пытался им подражать еще мальчишкой. На Афон приехал, когда мне было около двадцати. Вначале жил в одном из афонских монастырей. В схиму меня постригли в Карее, а затем старцы благословили на отшельничество. Тут у меня, кстати, сохранилась фотокарточка, - схимник порылся в бумагах и вытянул большую пожелтевшую фотографию. - Вот, сделана сразу после моего пострига. А на Каруле я уже 40 лет.

- Наверное, много бесовских нападений пришлось вам испытать?

- Еще бы! Они и сейчас нередко заявляются сюда видимым образом. Но все же чаще действуют незаметно: расслабляют тело, борют сном и ленью, возбуждают блудные ощущения, внушают бурю помыслов, отвлекающих от молитвы; воют, кричат, пугают. В общем, борьба здесь, на скалах Карули, идет нешуточная.

- Ну, а как вы отбиваетесь?

- Да вот, например, однажды почувствовал я к вечеру недомогание. Слабость какая-то, весь потом покрылся. С чего бы это, думаю? Решил сходить к отцу Феодору. У него, знаю, был градусник. Хотел посмотреть, есть ли температура? Еле-еле сползал туда и обратно. На градуснике 39,8. Ну, думаю, не проведешь! А голова тем временем гудит. Чувствую: правило молитвенное выполнить не смогу. Что делать? Наступает ночь, но мне ни полунощницу, ни утреню, ни литургию никак не отслужить: мозги ватные, почти ничего не соображаю. Вышел на воздух. Луна светит ярко, все вокруг отчетливо видно. И давай я через силу обломки камней со всех сторон таскать. Руки-ноги дрожат, пот - градом, а я из этих камней стенку складываю, чтобы склон у тропинки не осыпался. Всю ночь работал. А к утру пришел в келью, умылся - и тут только вспомнил, что когда начинал работу, едва ногами двигал. Всю ночь во время работы молился Пречистой, а к концу позабыл даже, что был болен.

- Ну, а если на самом деле болезнь какая-нибудь нападет, - поинтересовался отец дьякон, - как вы лечитесь? Ведь врачей-то здесь нет!