Сокровенный Афон

Схимник щелкнул выключателем, и над самодельным озером вспыхнула маленькая яркая лампочка, свисающая откуда-то сверху на длинной проволоке. Тени мгновенно спрятались в неровностях стен и в углах пещеры, а самая дальняя ее часть стала похожей на глотку огромного животного. Зато теперь мы смогли хорошо рассмотреть мраморное дно озера, его бетонные берега и ближайшую часть пещеры. Почти вся она была превращена в обычный деревенский сарай, забитый разным хламом, который жалко выбросить, потому что неизвестно, когда он сможет вдруг пригодиться. Здесь стояли запылившиеся ящики из-под продуктов, какие-то мешки, корзина с апельсинами, старый чайник, огромные консервные банки, а у стены, упираясь в потолок, почти вертикально торчали обрезки досок, деревянные бруски и длинные горбыли. Схимник порылся в картонной коробке и вытащил из нее несколько вакуумных упаковок с молотым кофе.

- Вот! Паломники мне приносят кофе, а я его не пью. Хотите взять с собой?

- Нет-нет, спаси Господи, - скромно поблагодарил отец дьякон, - у нас ведь тяжелые рюкзаки, а идти нам еще далеко: вверх, на Катунаки.

- Ну, вы как хотите, - вмешался в разговор Антон, страстный любитель кофе, - а я не откажусь. Своё, знаете ли, не тянет, - и он ловко рассовал пакетики с греческим кофе по многочисленным карманам своей камуфляжной военной формы.

Схимник с любопытством наблюдал за их быстрым исчезновением, а когда в оттопырившихся у колена карманах десантных брюк, хрустнув блестящей фольгой, исчез последний пакетик, он вдруг обратился ко мне:

- Чуть не забыл! Отец! Ты должен еще сфотографировать меня в церкви.

- Прекрасно. В таком случае ведите нас в церковь, - ответил я, - ведь мы ее даже не видели.

Глава 20. В ЦЕРКВИ У ОТШЕЛЬНИКА

В стене тоннеля открылась еще одна дверь, и мы оказались в крошечном помещении, которое церковью можно было назвать лишь с очень большой натяжкой. Между импровизированным иконостасом и противоположной, т. е. западной стеной едва ли было более полутора метров. Но и это ничтожное пространство было занято аналоем, стоящим посередине таким образом, что протиснуться вглубь можно было только втянув живот и выдохнув воздух. Иконостас поражал обилием пожелтевших бумажных икон. Они покрывали его в полном беспорядке сверху донизу. Некоторые были пришпилены булавками и кнопками, а иные просто торчали друг из-за друга. Между иконами повсюду виднелись проволочные стебли полинявших от времени пыльных бумажных цветов. Вся обстановка церкви производила жалкое впечатление безвкусицы или, скорее, - отражала болезненное состояние души своего хозяина. Глядя на грязь и убожество этого маленького храма, я так расстроился, что у меня защемило сердце от острой жалости к несчастному отшельнику. Захотелось чем-то ободрить и утешить его, но когда я поднял глаза от аналоя, на котором неряшливо громоздились иконы вперемешку с искусственными цветами, то столкнулся с радостным взглядом его ярко-голубых глаз. На лице схимника сияла блаженная улыбка. И мне стало совершенно ясно - утешения ему не требовалось. Он просто не понимал опасности своего положения.

Весело напевая что-то себе под нос, схимник зажигал разноцветные стеариновые свечи в стеклянных подсвечниках на тонких прозрачных ножках. Они стояли на заваленной всяким хламом узкой и высокой подставке поперек прохода, преграждая нам путь к аналою. Впрочем, проходить глубже и не требовалось, поскольку даже широкоугольный объектив моей мыльницы на таком небольшом расстоянии почти ничего не мог взять в кадр. Чтобы выбрать удобную позицию для съемки, мне пришлось отступить вплотную к двери. Наконец, отшельник, поправив схиму, застыл у иконостаса слева от Царских врат. Но как только я поднял фотоаппарат, он жестами остановил меня, указывая пальцем вверх, на паникадило.

- Вот, смотри: здесь я повешу твои колокольчики. Кстати, ты не забудешь про них?

- Нет, нет. Обязательно вышлю, как только вернусь в Москву, - успокоил я схимника.

Об афонском обычае раскачивать хорос и паникадило во время праздничных служб мне было хорошо известно. Специальной палкой с крючком на конце экклесиарх заставлял огромный хорос с горящими метровыми свечами совершать вращательные движения в горизонтальной плоскости, насколько это позволяли цепи. Они же играли и роль пружин, возвращая хорос в обратную сторону. После того как тот начинал совершать маятниковые движения в горизонтальной плоскости, экклесиарх принимался за висящее в центре хороса паникадило, но его он раскручивал в другую сторону так, чтобы вращение было в противофазе вращению хороса. Однако о том, чтобы вешать на хорос или паникадило колокольчики, я не слыхал никогда. Безусловно, это было авангардным изобретением нашего отшельника, у которого и паникадилом-то служила весьма странная люстра со стеклянными подвесками.

Получив подтверждение прежнему обещанию прислать колокольчики, схимник успокоился и в бравой позе застыл, наконец, у иконостаса. Мне удалось сделать два удачных кадра, которые вскоре по приезде в Москву вместе с другими фотографиями старца и тремя валдайскими колокольчиками я отослал на Афон. Немного позднее один из паломников, побывавший в келье схимника, рассказывал, что был немало удивлен, увидев в церкви прикрученные проволокой к хрустальной люстре валдайские колокольчики.