Это как нам барина в Крым везти, чисто вот сердце чуяло. Поехала я за Троицу, в пустынь, к старцу Алексею. Мне Авдотья Васильевна присоветовала, желанная такая. Ну, поговела я там а уж царя сместили, все будто понарошку пошло, ползти стало. Мне старец и сказал я ему покаялась, у таких, мол, господ живу, сладкие куски принимаю так он и засветился, и глазки ручкой так заслонил открылся плачет. И пошептал мне:

"Родная ты моя, не смущайся, все принимай и чужой грех на себя прими, а не осуди. Без нас с тобой судит Судия и все мы грехом запутаны, а вот Судия и рассудит".

Всю тягость с меня и снял. И барин вот, как ему помирать И правда, а то собьюсь.

Катичку укладываю, бывало, и станет страшно, как про их грех подумаю. Отплатится ведь за это! без того не пройдет, на ком-нибудь да взыщется. Да неуж, думаю, Катичке и отплатится? И что же, барыня отплатилось, так-то им отплатилось! И Катичка, разве счастье ей? Да я, барыня, все знаю вы не знаете, а я-то знаю. Ну, все-то мы, за что мы-то теперь мызгаемся так? Самые, может, хорошие и страдают больше, за чужие грехи принимают, а уж Господь рассудит, все у Него усчитано. Вот теперь и нужду узнали, и в чужую беду стали проникаться, и как хлебушек добывается, слезами поливается и в церкву стали ходить все у Него усчитано.

Ночью проснешься, как все-то вспомнишь да как же я сюды попала, в пустое место! да чего ж мы все толчемся тут ни при чем, как цыганы бродяжные оттуда гонят, туда не допускают В Костинтинополе жили мы.

вот напугались как, слух прошел, хотят власти нас большевикам отдать! Чуть-чуть не отдали, кто-то уж за нас вступился. Да как же так? говорили все, да где ж у них Бог-то?! А как же барыня говорила нам самые они образованные!.. Уж вот уж повидала-то Катичка тогда из себя вышла, калила их, калила такой скандал, расскажу вам по череду. Так вот, говорю-то я проснешься, Го-споди, старая я, кому нужна, сызмала сирота, с девчонок по чужим людям покарай ты меня, взыщи на мне, а Катюньчика не оставь милостью! На всем свете одна она у меня теперь, будто дите родное. И покойный барин меня просил, помирал не забуду и не забуду.

Да, про Катичку я вам И чего только они над ней не вытворяли! Барин никогда пальцем тронуть не дозволял. Бывало, постращаю, нашлепаю за прокуду за какую, надо ж острастку ребенку дать. Ну, моду взяла какую без горшочка ходить, а уж пять ей годочков было. По всей комнате крендельков наставит, а я подбирай. Я ее полотенчиком по заднюшке. Заголосила и к папеньке. Он меня, а он высоченный, как жандар, был, за руку меня, загорячился:

"Ежели ты, такая-сякая, посмеешь еще Катюньчика пальцем тронуть, духу твоего тут не будет!"

Через полчасика обошелся, в руку мне три рубли:

"Прости, Дарьюшка, за горячку пропадет Катичка без тебя".

Стала я ее молитвам учить. Они ее до ученья ни одной молитве не обучили.

"Не смей Катюньчика глупостям учить, барыня мне, в молитвах твоих она все равно ничего не поймет".

"Да не мои, говорю, молитвы, а Господни она не поймет. Он зато понимает и не подступится".