"Глупости! Мы хотим сделать из нее своевольного человека она сама должна всего добиваться, а не на твоего Бога полагаться!"

Да чего же мне наговаривать на них, барыня, когда правда!

"Да какой же это мой Бог опомнитесь, барыня! говорю, один у нас у всех Бог Исус Христос!"

"Ну, я тебе сказала. Если еще услышу глупости, можешь искать себе место в другом месте!"

Стала ей внушать, как Же вы ребенка без Бога на ноги поставите, крещеная ведь она надо ее по-божьи учить, или никак не надо учить, а как собаку какую? И у собаки хозяин, а у ней слушать-то ей ко-го? А горе будет, где у ней утешение? Повернулась и пошла. Да они и не окрестили бы ее, кабы не тетка для тетки и окрестили, да и по закону надо, а то как же без имя-то? Ну, обучила ее "Богородицу" говорить, и "Отчу", и "Ангелу-Хранителю" и просвирку за нее выну, и в церкву с ней зайдем к вечерне, гулять пойдем. А она охотница до церкви была, так руку, бывало, и оттянет:

"В телькву, няниська, в те-лькву!.."

Не нарадуешься прямо на нее. И ангелочки ей там золотенькие ндравились, хирувинчики с крылышками, божьими гуленьками все их звала. Скажет, бывало, забавная такая:

"А к Боженьке я когда уйду, тоже хирувинчик буду? А ты, няниська, не будешь хирувинчик? ты большая, тяжелая, не можешь полететь на крылышках, упадешь?"

Уж такая была смышленая да вострая Я ей и накажу строго:

"Мамочке не сказывай-смотри, что мы к Боженьке заходили, а то прогонит она меня со двора".

Погрозится так пальчиком, губенки вытянет:

"Не сказу-у мамотька Боженьку не любит, а мы любим".

Истинный Бог. Значит, у ней уж душенька говорила. Так бы и вести ребенка, страх Божий бы она знала, греха боялась. А дома ей другое в головку набивают. Барыня начнет ей набивать слушать страшно про человека да про человека, все что ни есть, он может. И кости человечьи в книжках показывала, и собачьи кости показывала, одинаки, говорит. Барин и то серчал рано ей, у ней мозги высохнут. Год от году стала она своевольная, сладу нет. Крестик на ней был, гляжу нет! Мамочка сняла, грудку ей оцарапал. Купила я ей, хороший такой, серебряный. Опять мамочка сняла, а мне распек. В лицо мне стала плеваться! Скажу ей строго "в Господень лик плюешь, Боженька накажет!" А она, насмех чисто, в глаз попасть норовит. Да еще спориться принялась, чужие слова лопочет: "глупая ты, мамочка говолит, делевня ты!" Как ее воспитать? Стала ее стращать, а к ночи было:

"Вот Ангел-Хранитель отойдет от тебя, нечистый и унесет, с рогами!"

Она кричать-биться, полог на кроватке изорвала.

Барыня на меня "ты мне ее уродом сделаешь!" Заснет я ее водицей святой и покроплю. А то какую манеру еще взяла: покрещу ее, зрячую, она смеется:

"А вот и сказу завтра мамочке крестила ты меня!"

Стало уж мне с ней страшно, ОН уж будто из ее ротика кричит. Стала она меня по щекам хлестать. Раз спустила, другой спустила, она меня прыгалкой по глазу, залился глаз. Я ее по щекам и отхлестала, для острастки. Она к мамочке, с ревом, а та, дела не разобрамши, да при ней на меня, с ключами!.. Так вся и исказилась:

"Ты, хамка посмела лица коснуться!.."

"Погодите, говорю, скоро она и вас примется колотить".

Уж на что миса, англичанка, и та все глазами ужахалась, что Бога не хотят. А она в свою церкву ходила и они тоже в Бога веруют и у ней над кроватью крест костяной висел, в веночке. Я им и на мису указывала, глупей она вас, что ли? Тоже образованная, да еще англичанка.