Мы бессмертны. К вопросу о самоубийстве.

Нравственный конец мира есть Царство Божие, о наступлении которого мы молимся ежедневно. С наступлением этого Царства также придет полное благополучие, наибольшая мера счастья, к какой только способно человечество.

Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще. Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его (Откр. 22: 11-12).

56. Ж.-Ж. Руссо. Исповедь Савойского викария.

57. В. Шекспир. Король Лир. Перевод Дружинина. Действие III, Сцена 7. 1858. С. 182. Слова слуги о Корнвалле, вырвавшем оба глаза у старика Глостера.

58. Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. II. С. 120.

59. Св. Исаак Сирин. Нравственное учение. 1874. С. 134.

Оптимизм и пессимизм

Люди в своем взгляде на мир и жизнь впадали издавна в резкую противоположность. Между тем как натуры благодушные находят в мире все прекрасным и наслаждаются всеми благами его с восторгом и упоением, прославляя Творца вселенной; другие, напротив, постоянно страдают и редко чем бывают довольны, находя мир исполненным всяких несовершенств и зол, от которых люди никогда не освободятся.

Какой из этих двух взглядов правильнее и разумнее? Пусть сами представители того и другого выступят на сцену и помогут нам разрешить этот вопрос.

Оптимист упрекает пессимиста в том, что он унижает божественное мироправление, не имеет веры в благого Творца и Промыслителя, не замечает того обилия счастья, которое достается в настоящей жизни в удел всем без различия. Оптимист утверждает, что в самом несчастье человек никогда не бывает лишен надежды на лучшее и что вообще нормальное и постоянное настроение человека - счастливое и довольное. Несчастья, благодетельно очищающие душу, так же редки, как и грозы; притом они не являются неизбежными и общими для всех. Сохранение жизни сопряжено с радостями и размножение рода человеческого сопровождается величайшим благом - любовью. Даже в смешанных чувствах - сострадании, грусти, печали преобладает элемент удовольствия.

Пессимист относится презрительно к оптимистическому благодушию, довольному всем лишь потому, что оно незнакомо с высшими и истинными обязанностями и благами человеческими. Так называемая добродетель людская есть для него не что иное, как жалкий эгоизм, блестящий порок, обращающийся в ничто при сознании долга, точно так же, как тает снег при свете солнца. Сохранение жизни - непрерывное мучение, поскольку, гонимые постоянно от одной потребности к другой, люди никогда не находят себе удовлетворения.

Любовь - мечта, благородная иллюзия, неизбежно влекущая за собой раскаяние и разочарование; брак - узы; дети - мучение и тяжелая обуза для нас; мы же являемся виновниками зла для них, произведя их на этот несчастный свет. Зло - везде и во всем; нигде мы не находим действительно прекрасного, доброго, истинного. Мировая скорбь - вот истинное ощущение, неотрывно сопровождающее нас в течение всей жизни и лишь изредка прерываемое краткими иллюзиями счастья, после которых мы делаемся еще более несчастными.

На чьей же стороне справедливость? Обе стороны правы, каждая со своей точки зрения; но обе и не правы, потому что утверждают противоположное друг другу. Примирение между ними возможно, если согласовать противоположные взгляды и привнести нечто новое, разрешающее противоречия.

Если этот мир представляет собой законченное существование, в таком случае прав пессимист, потому как описывает реальную действительность. Тогда мы на самом деле становимся неизбежно добычей мировой скорби. Но если человеческое существование здесь, на земле, есть только переходная, предварительная ступень высшего развития, то нельзя не признать, как много прекрасного и утешительного представляет уже это преддверие храма совершенства, так что даже зло становится возможно переносить с помощью веры и надежды. И тогда уже справедливая жалоба пессимиста на то, что в человечестве не существует истинного прогресса, теряет свою силу. Ведь это все равно что жаловаться на дрессировщика птиц, который, несмотря на многолетние усилия, не может усвоить птицам человеческой речи. Для каждой ступени существует свой предел развития, и безрассудно желание срывать плоды высших ступеней с низших.