идол, которому безбожный мир призывает нас поклоняться и приносить в жертву

самих себя и других. Поэтому мы, христиане, можем пойти на открытую встречу с

неверующими, с теми, кто находится в поиске, и с теми, кто еще ничего не ищет,

и место нашей встречи— образ человека. Но мы должны быть готовы

утверждать, что человек— больше того, каким его представляет воображение

неверующего. Наше представление о человеке гораздо более величественное, чем

представление тех, кто стремится сделать человека максимально большим в

двумерном мире, из которого Бог исключен. И вместе с тем именно в этой

точке— в видении человека— мы можем встретиться со всеми теми, кто

настаивает, что человек имеет право быть великим и быть предметом поклонения,

потому что мы поклоняемся Тому, Кто— Человек: мы склоняемся перед Ним, Он—

наш Бог.

И теперь я подхожу ко второму пункту этого размышления. Насколько далеко мы

можем идти в переживании окончательной, всецелой, безусловной солидарности с

теми, кто отрицает существование самой возможности этого измерения величия и

глубины? В свое время апостол Павел, говоря об иудеях, был готов на отлучение

от лица Божия, если бы через это мог быть спасен весь народ Божий

(Рим9:3). Не можем ли мы пойти еще дальше и вместе со Христом, а не

против Него, вместе с Богом, а не против Него сказать: «Пусть наша жизнь будет

выкупом за жизнь мира»? И когда я говорю «жизнь мира», я не имею в виду

временное существование, но всеобщую судьбу человечества. Можем ли мы достичь

такой готовности, чтобы взять на себя предельный риск солидарности: или вместе

быть спасенными, или вместе все потерять? У христианина не может быть иного

подхода к вещам, кроме Христова: Бога, открывшегося во Христе внутри

человеческой истории, внутри становления, трагедии и славы человеческой судьбы.

И поэтому давайте посмотрим, что это за солидарность, которую Бог во Христе

проявляет по отношению к людям.

Эта солидарность проявилась уже в момент творения, когда Бог призвал все