присутствие Бога и человека, общение человека и Бога, как, может быть, способ

найти абсолютную точку опоры не только для своей личной жизни, но и для всей

окружающей жизни, для жизни вообще.

Те, кто ищет через молитву, ищут порой поистине изо всех сил. Как в

индийском рассказе о молодой женщине, которую муж бросил в лесу, потому что не

хочет, чтобы она стала жертвой рока и проклятия, тяготеющих на нем.

Проснувшись, она оказывается одна. Она идет по лесу с одним призывом: «Где ты,

возлюбленный мой и господин мой? почему ты скрываешься от меня? О, объявись,

чтобы я нашла тебя!»115 Вот

молитва, так взывают, так с криком ищут те, кто еще не нашел, но кто либо

предвосхищает, либо предвидит это присутствие, которое, может быть, на миг

пересекло их жизнь и без которого они дальше жить не могут.

С другой стороны, это искание происходит также и вне Бога. Мне кажется, надо

признать, что в этом искании внутренней устойчивости вне Бога некоторые

люди— те, кто не верит, те, кто не ищет, те, кто отчаялся и не может

найти,— силятся совершенно исключить Бога, так чтобы можно было найти

новые ориентиры, найти равновесие, установиться в мире без Бога, ибо им

представляется, что причина нарушения равновесия именно в Боге. Но тогда—

и это мы видим постоянно— вместо того, чтобы искать устойчивости, которая

была бы динамичным покоем, покоем напряженным, полным жизни, покоем творческим,

они ищут покоя совершенно статичного, почти покоя смерти, покоя, где ничто не

нарушает раз установившуюся неподвижность.

С точки зрения учения отцов Церкви, внутренний мир и устойчивость— это

и первичное условие, и в то же время— цель, вершина внутренней жизни. Все

учение исихазма основано на этом искании и этой жизни в покое, который не есть

покой неподвижности, а покой динамичный, покой напряженный116. Устойчивость понимается Отцами не как

статичное состояние, неподвижное состояние, где ничто не изменяется. Наоборот,

оно— совершенное равновесие, происходящее от такого напряженного биения,