воли ко всему этому,— чтобы благословить Бога в момент, когда все самое

дорогое у нас отнимается… Вот это момент предельной, может быть, трезвости

православного богослужения. Благослови Господа— потому что центр в Нем,

не в тебе, даже не в том любимом человеке, которой лежит теперь мертвый перед

тобой. Этот человек нас собрал не своей смертью, а своей жизнью, и привел пред

лицо Божие созерцать пути Божии, тайны Божии, поклониться в ужасе и

благоговении перед Богом, Который остается и в эти страшные моменты Богом

любви.

Но мы стоим перед этой проблемой, перед задачей трезвости, и каждый раз,

когда становимся на молитву. Первые слова обычной вечерней или утренней молитвы:

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. В чье имя становимся мы на молитву?

Во имя Божие, ради Бога— не ради себя. Даже не потому, что я в отчаянной

нужде, а потому, что Бог есть Тот, перед Которым я поклоняюсь, Тот, Который

является центром, смыслом и целью жизни. И эти первые слова должны определить

весь ход нашей молитвы. Я уже упоминал слова епископа Феофана о том, что нам

надо становиться на молитву со всем вниманием, всем благоговением, на которые

мы способны, и с волей, чтобы в нас совершилось все, что захочет

Господь,— и только это. В Его имя: разумеется, это не значит, что мы тут

ни при чем. Воля Божия— спасение наше, воля Божия— чтобы и мы

приобщились к Его вечной жизни и вечной славе. Но на пути мы должны думать о

Нем.

Мне вспоминается юноша, который в какой-то момент жизни, вдруг пережив

величие Божие и непостижимую Его близость, поклонился до земли и сказал:

«Господи! Если для Твоей победы и славы нужна моя погибель— да будет

так». Разумеется, это в своем роде безумные слова, потому что слава Божия—

в спасении человека, слава Божия, по слову Иринея Лионского,— это

человек, достигший всей полноты своей. Но с нашей стороны должна быть именно

готовность любой ценой послужить Богу. И начинается это в молитве, когда мы