они потеряли, то состояние взаимной любви и единства и единства с Богом, от

которого они отпали. Дальше их потомки по их рассказам, глядя на них,

вслушиваясь в них, хранили воспоминания об этом рае, но себе представить его

так, как его еще помнили Адам и Ева, не могли. И поэтому отец Сергий

Булгаков говорит о начале книги Бытия, что это не история, а метаистория,

то есть рассказ о том, что на самом деле случалось, но не на том языке и не в

тех формах, в которых это случилось: язык райский уже не мог звучать, образы

уже были затемнены288.

Думая о том времени, можно себе представить, что бывает, когда мы глядим в

озеро: как отражаются в нем деревья, дома, звери, люди. Подул ветерок— и

все заколебалось; все остается правдой, но уже нельзя описать отражение в той

точно форме, в какой мы его видели вначале. Вот что случилось. В человечестве

осталось воспоминание о рае, о первых поколениях, когда жизнь была длительная и

можно было передать и воспоминания, и чувства, и образы того, что перестало

быть реальностью. И тогда люди на основе сохранившихся воспоминаний начали

строить возможно полную картину о начале мира. Из этого выросли языческие

представления о сотворении мира, о том, как этот мир пал, языческие

представления о взаимоотношениях между Богом, человеком и всей тварью, о роли

тварного мира. Порой этот мир воспринимался как более сильный, более мощный,

чем человек, порой возникало представление, что человек имеет власть над

тварным миром и может его себе поработить. Но так или иначе картина все время

менялась и колебалась, как отражение на водах, колеблющихся под ветром. Если

взять рассказы о древних верованиях— нет среди них такого, где не было бы

хоть какой-то сердцевины истины. Но иногда возникает запутанность, потому что

человек стремится выразить все свое знание и не умеет этого сделать. И рассказ

превращается в уродство, оттуда идут страшные веры языческих племен. Но во

многих из них остается свет. И я думаю, что нам надо с большим вниманием и

порой благоговением вслушиваться и вдумываться в то, во что верят люди, не