Metropolitan Anthony of Sourozh. Transaction

Мать ушла, и эта молодая женщина (ее звали Наталья) осталась. Я не пытаюсь

представить, что происходило в эту ночь, я хотел бы только провести некоторые

параллели, которые, мне кажется, мы вправе провести. Наступала ночь, холодало,

осенняя, сырая ночь быстро окутывала ее одиночеством. Эта молодая женщина,

одна, оторванная от всех, которой нечего ожидать, кроме смерти, находится перед

лицом этой неминуемой смерти— смерти, которой она никак непричастна: она

молода, она жива, и убить должны были не ее. Вспомните Гефсиманский сад. Здесь

тоже в холодной, плотной ночи, неподалеку от ближайших друзей, уснувших от усталости

и печали, был Человек, тоже молодой, около тридцати лет, Который ждал прихода

смерти, ждал, что Его убьют за других, потому что Он согласился на смерть,

чтобы человек, друг Его, и каждый человек в отдельности— вы, я, ты, и

она, и они, и мы,— чтобы каждый был спасен, чтобы каждый избежал этой

ночи, которой Он был пленником. Мы знаем из Писаний, как в тоске Он воззвал к

Отцу, знаем о кровавом поте, знаем, что, не выдержав одиночества перед грядущей

смертью, Он пошел к ученикам: не бодрствует ли кто из них?— и вернулся

одиноко, чтобы встретить лицом к лицу смерть, чужую, заимствованную,

невозможную, немыслимую смерть. Вот первый образ: Наталья во Христе.

Верно, Наталья не раз подходила к двери, смотрела и думала: стоит открыть

дверь— и я уже не Зоя, я снова Наталья, я не обречена на смерть, никто

меня не тронет. Но она не вышла. Мы можем измерить, что означает эта тоска,

этот ужас, вспомнив двор в доме Каиафы (Мк14:66—72). Петр— камень,

Петр, крепчайший апостол, который заявил Христу, что не отречется от Него, даже

если все остальные отрекутся, пойдет с Ним на смерть,— Петр сталкивается

с молодой женщиной, служанкой, и достаточно этой служанке сказать: и ты от

них,— чтобы он отозвался: нет, не знаю я этого Человека! Он отходит,

снова отрекается и в третий раз запечатлевает свой отказ, а затем оборачивается

и встречается взором со Христом. Наталья тоже могла бы отречься, сказать: я не

хочу умирать, я отказываюсь, ухожу на свободу. Но она этого не сделала. Эта