Помню, — сел я рядом с мужичком... Перекидываемся словами... Конечно, все об одном, — о преподобном. “А откуда вы?..” И одно слово “Питер” производит какое-то ужасное действие. И мужичок как-то сжимается, предполагая, вероятно, что я становлюсь шире... А если бы сказать еще, что я — архимандрит... Меня умиляло то, что сюда во множестве всегда спешило духовенство и бывшая на торжествах интеллигенция...

Хотя после сильной жары и казалось несколько смелым вставать под струю источника (искушать Бога тоже не особенно-то справедливо), тем не менее несколько остыв, я молитвенно призвал преподобного старца Серафима и встал под кран. Первое действие четырехградусной воды — слишком тяжелое. Голова мерзла и болела. Но почти сразу же разлилась по мне живительная теплота, и я во второй и в третий раз встал под кран уже с удовольствием. После купанья я налил водой купленные шесть бутылок. Наливают воду в часовенке, наливают богомольцы сами.

Здесь же, дорогой В. А., мы были почти очевидцами чуда... На источнике с нами встретились наши петербургские отцы иподиаконы. Когда я только что закончил купаться, вбегает один из них в купальню и говорит короткое слово: “Сейчас только что исцелился мальчик”. Мы поспешили убедиться сами в его словах... И вот что увидели. Какая-то женщина принесла к источнику мальчика-калеку. Ножки его были сведены к спине. Ручки болтаются, но к лицу не поворачиваются. С верой она его подержала под краном. И вот где сказалась сила Божия и милость преподобного! Здесь же, у часовенки, мальчика положили на подушечку... “Протяни, милый, ножки и ручки”, — говорит мать, а сама все трет его... Малютка весь затрепетал, потянулся... “Еще, милый, протяни, еще, еще”... И мальчик постепенно вытягивает ножки и ручки. Ангельская улыбка на лице его. Все время бьет ручонками. Ничего не говорит. Его приподнимают под мышки, просят встать... Но он становится пальцами или, вернее, ногтями пальцев... Ему вдавливают ступню, передвигают ноги. Словом, все с каким-то поразительным участием помогают исполниться тому, на что явилась воля Божия... И что же? Вечером, к удивлению всех, этого мальчика привели уже в монастырь...

Видимо, сказалась здесь сила Божия... Но сказывалась она постепенно... И не благоволил ли Господь таким именно исцелением больного возгревать постепенно веру и матери и собравшегося народа... И по торжествующей их вере даровал больному полное исцеление.

Дорогой В.А.! И такие проявления милости Божией бывают, говорят, почти ежечасно. И если бы ты сам был на источнике и пережил то, что в эти минуты переживали мы, то понял бы нас совершенно. А мы и могли только, как дети, заплакать, да еще горячее помолиться на источнике Господу и его великому угоднику.

Вечером, часов в шесть, я с Мишей и отец наместник, с благословения отца игумена, взяли монастырскую лошадку, запряженную в “длиннуху”, и шагом поехали в пустыньки. Дальняя пустынька от монастыря отстоит версты на четыре. Ехать нужно по той же дороге, что и на источник.

По пути туда мы останавливались прежде всего у огородика, который когда-то возделывал сам преподобный. Место в настоящее время обнесено маленьким забором. На огородике три грядки с картофелем. Поставлен крест. Богомольцы постоянно заходят ко кресту и молятся. И как не молиться! Ведь здесь сажал свой картофель да снитку чудный старец... Здесь он в поте лица трудился и, по обычаю, среди трудов, конечно, занимался богомыслием.

Вблизи источника, на горке, находится ближняя пустынька. Я уже тебе писал, что настоящая пустынька находится в Дивееве. Здесь же — сделанная по размерам ее копия с нее. В пустыньке дежурит монах и раздает богомольцам сухарики.

На полпути к дальней пустыньке, за источником, мы остановились у того места, где в молитвенном подвиге провел тысячу ночей преподобный Серафим. Природа дикая, суровая, но чудная... Кругом громадный сосновый лес. В нем много леса-бурелома. И как-то особенно шумит этот лес. И припоминается, как под такой же шум углублялся в себя преподобный... Кричат птицы, шумит лес, пробегают звери, а старец погрузился в себя и в молитве слился с Божеством... Вот и старец подвижник Марк. Но и на него не обращает внимания молитвенный старец: не ощущает он его присутствия. А тот не нарушает его покоя...

Призадумались мы на этом святом месте... Здесь же оказалась риза с епитрахилем... Я совершил литию по преподобному, и в лесу, где он молился, раздалась ему из наших грешных уст “вечная память”.

Кстати... Как-то особенно действуют на меня в настоящее время заупокойные песнопения... Поешь — “Со святыми упокой...”, “Упокой, Господи...” А сам думаешь: “А по какому, собственно, праву я молюсь за него, когда, казалось бы, я должен просить его молитвы?”... И невольно устная молитва дополняется внутренней. Молясь за старца, смиренно, в свою очередь, просишь его великого предстательства.

В настоящее время на том месте, где молился преподобный, лежит камень, напоминающий другой камень, тысячу ночей послуживший преподобному. Я уже писал, что часть того камня хранится, как святыня, в Дивееве. Есть небольшая часть его и в Сарове. А весь камень разобран, в свое время, в Сарове благочестивыми богомольцами.

Над камнем устроен навес, в виде открытой часовни. Почти рядом с этим навесом — другой, под которым сохраняется пень сосны, к великому сожалению зачем-то выкрашенный в белую краску. Пень этот — остаток той сосны, на которой висела икона, приковывавшая к себе взор молитвенного старца, помогавшая ему оторваться от земли и перенестись к небу.

Дальняя пустынька дорога еще потому, что она напоминает место, где провел много времени преподобный. Сама пустынька тоже в Дивееве. Настоящая построена уже сравнительно в недавнее время, что заметно хотя бы по величине окон. Помолились мы в самой пустыньке. Потом спустились в подвал. Спуск тоже едва ли такой, какой был при преподобном: с железной решеткой. В подвале обнесено место, на котором в некоторые часы молился старец... На месте лежит песок. Одна из спутниц наших брала песок и случайно спросила: “А вы не подсыпаете сюда песку? Это тот песок, на котором стоял преподобный?” — “Эх, матушка, если бы не подсыпать, тогда, наверное, все место наше теперь было бы разобрано!..” Спасибо еще иноку за откровенность. Земля была высыпана обратно. Но вместо этого тот же монах всем нам дал земли, взятой из могилы преподобного, когда вынули оттуда его мощи... Она в пустыньку прислана для раздачи народу...