К сожалению, большинство людей всегда верило и будет верить лжи. Сама земная Жизнь дана человеку как время для опре­деления. Земная Церковь - это не филиал небесной Церкви, а вместе с ней - единое тело Спасителя. Христианин мог бы спросить у ученых «хамелеонов»: «Какие же свойства, атрибутика и вероучение у вашей универсальной Церкви?». Они, естественно, ответили бы: «Это тайна, о которой мы узнаем в будущем». Тогда следует сказать так: «Как же я могу принадлежать Церкви, которая мне неизвестна, до самой моей смерти и верить в Церковь, которой я не знаю? Как я могу верить в какой-то универсальный "икс" с неизвестным для меня содержанием? Мне кажется, что вы как раз хотите лишить меня Церкви, а затем сообщить, как открытие, что весь космос - это Церковь, ну а так как следы добра можно найти везде, то всё существующее в конце концов предназначено к спасению, то есть вы хотите привести меня или к банальному пантеизму, или к замаскированному оригенизму. Быть православным - значит вверить в Православную Церковь, прини­мать то, что она принимает, и отвергать то, что она отвергает».

В давние времена возникали тринитарные и христологические ереси, теперь - время экклесиологических ересей. Все ере­си претендовали на защиту достоинства Божества. Арианство* говорило о том, что равенство Отца и Сына унижает Предвеч­ного Отца; монофизитство**,- что челове­ческая природа в Ипостаси Спасителя ог­раничивает Его Божественную сущность; иконоборчество***,- что изображение Иису­са Христа профанирует Божество как Бо­жество сверхпространственное и неописуе­мое. Теперь экклесиологические ереси, не отрицая Церкви, хотят уничтожить само по­нятие Церкви,- тоже якобы во имя очище­ния, прославления и возвеличивания самой Церкви.

* Арианство (IV-VII) - еретическое учение. На­звано по имени основателя - Ария.

** Монофцзитство (V) - еретическое учение, пришедшее к отделению от Православной Церкви Армянской, Коптской, Эфиопской и некоторых дру­гих Церквей.

*** Иконоборчество (VIII-IX) - еретическое учение.

Некоторые из супероригенистов даже говорят, что нужно любить самого диавола, чтобы он подобрел и покаялся, не понимая, что воплощённое зло любить невозможно, как невозможно любить чуму, как невозможно любить голод, землетрясе­ние, извержение вулканов и тому подобное. Вспомним, что еще недавно политические утописты говорили о любви к будущим поколениям и, во имя этой декларативной любви, уничтожали миллионы своих совре­менников. Ложь и зло не могут показаться в своём прямом обличье, им обязательно нужна какая-нибудь маска. Чем красивее маска, тем губительнее ложь.

Много сложностей и противоречий в мя­тущейся душе интеллигента. Как разре­шить их? Поверить Церкви. Церковь - это путь к стяжанию Духа Святаго. Надо стя­жать Дух Святый как видимое и вечное сокровище. Только в преображении чело­века через благодать исчезают сомнения и противоречия, человеку открывается исти­на, причём не только как сумма интеллектуальных знаний, а истина как жизнь, ко­торую человек видит и которую ощущает всем существом. Церковь имеет неоспори­мое доказательство истины: это - сама бла­годать Духа Святаго, пребывающая в ней, Церкви.

Интеллигенция часто упрекает Церковь за её приверженность к древним богослужеб­ным языкам и расценивает это как литурги­ческий анахронизм и затянувшийся конф­ликт с действительностью. Но так ли это?

Почему Китай, страна древней культуры, и Япония, ставшая чудом технократической цивилизации, сохраняют системы иерогли­фов, которые заключают в себе несколько десятков тысяч знаков? Эти иероглифичес­кие системы, возникшие на заре истории древних народов, бережно охраняются. Есть китайская поговорка: «Китаец смотрит дву­мя глазами там, где европеец - только од­ним». Китайский народ отличается прагма­тичностью и утилитаризмом, японский - смелостью решений и твёрдостью воли в их осуществлении. И эти государства и не ду­мают заменять иероглифическое письмо, требующее нескольких лет для изучения, простым фонетическим алфавитом, в кото­ром звуку соответствует буква.

Японию нельзя упрекнуть в косности, а Китай - в социальной близорукости. Дело в том, что эти народы по-настоящему культурны и понимают, что подобная реформа означала бы для них разрыв со своей исто­рией и образование нового менталитета. Такая модернизация или, если угодно, европеизация лишила бы два великих наро­да их культурных сокровищ, сделала бы недоступной для них не только классичес­кую литературу и поэзию, но и все искус­ство. Это значило бы уничтожить своё про­шлое одним ударом, как срезают цветок подсолнуха одним движением ножа.

Китай и Япония идут на определённые жертвы, чтобы сохранить национальное лицо, чтобы сберечь свои традиции, чтобы не стать в культурном отношении международными нищими. Этот кажущийся консерватизм является, скорее - духовны аристократизмом. Вообще, традиция - понятие аристократическое: чем благороднее человек, тем более он дорожит своим прошлым, своими родовыми обычаями, свое фамилией. Для босяка нет традиции.

Хранителем христианской традиции была Церковь, самая жизнь которой принял твёрдые формы. Иначе Церковь не могла бы сохранить истину, данную ей от Апос­толов. Народ в биологическом отношении похож на реку, в которую вливаются всё новые реки и от которой берут начало про­токи и каналы. Но существует и нечто по­стоянное: это - само русло. Таким руслом являются культура и традиции народа и ре­лигия как формообразующая сила. Важны­ми константами национального единства, не только в географическом пространстве, но и в историческом процессе, являются язык и письмо. Секуляризация сознания и ос­лабление традиции приводят к реформам письма и к искажению языка. Перемена или реформы алфавита и деградация язы­ка обычно происходят вместе с историчес­кими потрясениями и духовным упадком. В России это имело место во времена Ленина. Но и в последние годы язык наш стал ухудшаться с небывалой быстро­той. Газеты, журналы, радио и телевидение говорят с нами каким-то пошлым, искале­ченным «языком», похожим на базарный жаргон. Люди стали терять литературный язык, он уже кажется чуть ли не устарев­шим. А ведь «расцвет» жаргона свидетель­ствует о потере интеллектуальности, если угодно, интеллигентности интеллигенции, и внедрение жаргона в язык народа есть не только следствие исторических потрясе­ний, но и одна из причин, ускоряющих сам этот процесс.

Содержание рождает форму. Но форма - это не мёртвая оболочка, а фактор сохра­нения самого содержания. Они взаимо­действуют друг с другом. Теперь нам пред­лагают отказаться от родного языка того периода, когда он достиг своего расцвета, и отказаться потому, что он якобы стал непонятным. Произведения, на которых вос­питывались наши предки, преподаются в сокращённых переводах-пересказах, имеющих обзорный характер. Странно, что интеллигенция, которая должна быть так чутка к красоте слова, готова жертвовать этой красотой ради того, чтобы древний текст «легче пелся»; но на самом деле текст становится еще более непонятным, потому что такой перевод-пересказ делает текст плоским и опошляет его. В переводе дух произведения исчезает - остаётся только его бледная тень. Если этот процесс не бу­дет приостановлен, если древний наш язык перестанет звучать уже и в наших университетах, то, значит - мы похороним нашу культуру, то есть мы станем другим наро­дом. Странно, что наша интеллигенция вдруг застыла, как бы загипнотизирован­ная, перед словом прогресс. Ей кажется, что необходимо сломать старое, чтобы постро­ить новое. Некоторые представляют про­гресс в виде движущегося экспресса, за ко­торым надо бежать изо всех сил, скинув обувь и сверкая голыми пятками...

Итак, интеллигенция упрекает Церковь за её приверженность к древним богослу­жебным языкам, однако следует заметить, что между древними и новыми языками, при известной близости лексики, суще­ствует качественное различие в синтак­сисе и, так сказать, в самом «духе». Древ­ние языки чрезвычайно образны и дина­мичны. Они похожи на мощное пламя; их грамматический строй более сложен и в то же время более совершенен. Глаголь­ные формы поражают своим богатством. В каждой фразе - внутренняя экспрессия, порыв и движение, как будто бы фраза имеет крылья, как будто бы каждый звук - в полёте.