«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Но дело в том, что единого научного ме­тода не существует. У каждого исследовате­ля своя методология, а некоторые научные открытия могут показаться парадоксаль­ными. Если методология связана с фор­мальной логикой, то её ещё можно как-то увязать с классической физикой Исаака Ньютона*, но она, логика, уже даёт осечку в «принципе дополнительности» Нильса Бора** и перестаёт действовать в теории от­носительности Альберта Эйнштейна***, с её безграничным релятивизмом.

* Ньютон И. (1643-1727) - английский матема­тик, астроном и физик.

** Бор Н. (1885-1962) - датский физик. Нобелев­ская премия (1922).

*** Эйнштейн А. (1879-1955) - немецкий физик. Нобелевская премия (1921).

.. .Если лихая кавалерийская атака не увен­чалась успехом и перечисление, например, латинских исключений не ошеломило слу­шателей, то интеллигент (в «Золотом телён­ке» Остап) переходит к следующему, «историческому» (историко-лирическому), аргументу: ксендзы-де Галилео Галилея* преследовали (что крайне испугало впечат­лительного Козлевича**). Поэтому-то ин­теллигент обычно говорит в таком роде: «Это они нарочно притворяются верующи­ми, но если им дать власть, то они всех нас сожгут». И тут же, для большей убедитель­ности, приводят один или два анекдота из «Декамерона» или из жизнеописания Александра Борджиа***.

* Галилей Г. (1564-1642) - итальянский физик и астроном.

** См.: Ильф И., Петров Е. Цит. соч. С. 200.

*** Борджиа А. (Родриго Борджиа) (1431-1503) - папа Римский Александр VI.

Если же интелли­генту скажут, что религия - это, прежде всего, идея, в которую должен быть вклю­чён человек, что люди, совершавшие пре­ступления, были недостаточно подготовле­ны к своей миссии, что они поступали воп­реки самой религии и что непорядочно забывать о героях и подвижниках веры, обращая внимание только на грех лицеме­рия, что если уж говорить о наказаниях и инквизиции, то следует вспомнить о пре­ступлениях, которые совершали атеисты (число жертв атеизма за несколько десяти­летий XX столетия едва не превысило чис­ло жертв всего Средневековья), а срывы в насилие и жестокость - это следствие непобеждённого греха гордыни, а вовсе не следствие религии... Так вот, когда всё это скажут интеллигенту, тогда у интеллигента появляется третий и последний, «психологический», аргумент. Но это уже аргумент не Остапа Бендера, а его друга Козлевича: если Бога нету, то выпьем*. Этот аргумент - самый убедительный. «Зачем я должен в чём-то ограничивать себя? - думает интеллигент.- Зачем я должен ис­пытывать угрызения совести, преступая нравственные законы. Если Бога нет, то эти законы условны. Если Бога нет, то, значит - мне всё дозволено, поэтому, если Бога нет, будем есть, пить и веселиться...».

* см.: Ильф К, Петров Е. Цит. соч. С. 201.

Впрочем, то, что мы сказали, относится скорее к полуинтеллигенции, чем к интел­лигенции, то есть относится к тем, кто счи­тает, что все вопросы уже полностью и окончательно решены, кто настолько бес­культурен, что постоянно и восхищенно твердит о своей культуре.

Многие философы отмечали, что интел­лигенция по духу своему революционна, но как-то особенно революционна, как будто выполняет некий религиозный долг, она протестует с каким-то мистическим энту­зиазмом - будь то перестрелка на барри­кадах или беседы в тесном кругу друзей. Нам кажется, что гуманизм, пока он не слил­ся с либерализмом и не стал постепенно по­глощаться последним, представлял собой теорию перманентной революции. В гума­низме вера в человека как в высшую цен­ность входит в драматическое противо­речие с той ситуацией, с теми условиями, в которых оказывается человечество на протяжении всего своего исторического бытия. Жестокость, несправедливость, об­ман, бесправие и насилие, царящие в жиз­ни, вызывают не только чувство сострада­ния, но и, в еще большей степени, протест, из которого вытекает желание - даже пу­тем жертв - превратить жизнь человека и человечества из трагедии в счастливую сказку. Гуманизм, повторимся, отрицает внутреннюю наследственную испорчен­ность человека, из-за которой грех сделал­ся свойством земного бытия. Гуманизм ищет причину зла во внешних ситуациях. Поэтому протест гуманизма направлен против Бога и против социального строя при этом протест против Бога обычно кон­чается атеизмом (часто его внешней фор­мой - агностицизмом) или пантеизмом, который не признает личного Бога - Промыслителя мира, к Кому гуманист питает органическую вражду.

Характерно, что хотя Французскую и Октябрьскую революции подготовила ин­теллигенция, по крайней мере она активно участвовала в электризации революцион­ными идеями народа, но затем она сама ста­ла жертвой этих революций. Она сделала своё дело, а затем оказалась опасной для революционных диктаторов. Поэтому постреволюционные правительства под­вергали репрессиям интеллигенцию имен­но как перманентно-революционное «бес­покойное» сословие.

Гуманизм - это любовь к человеку, но любовь чересчур программно деклариро­ванная, любовь к абстрактному, идеализи­рованному человеку, любовь, обречённая на разочарование. Гуманизм оторвал человека от Бога - источника любви. Гуманизм сделал человека слепым, закрыл от него его собственную красоту, как образа и подобия Божия. Гуманизм отверг Бога как «несправедливого властителя мира», но рано или поздно он должен был, переходя, как мы уже говорили, в эгоизм, отвергнуть и чело­века, сказав: «Какая же это дрянь!».