*** Борджиа А. (Родриго Борджиа) (1431-1503) - папа Римский Александр VI.

Если же интелли­генту скажут, что религия - это, прежде всего, идея, в которую должен быть вклю­чён человек, что люди, совершавшие пре­ступления, были недостаточно подготовле­ны к своей миссии, что они поступали воп­реки самой религии и что непорядочно забывать о героях и подвижниках веры, обращая внимание только на грех лицеме­рия, что если уж говорить о наказаниях и инквизиции, то следует вспомнить о пре­ступлениях, которые совершали атеисты (число жертв атеизма за несколько десяти­летий XX столетия едва не превысило чис­ло жертв всего Средневековья), а срывы в насилие и жестокость - это следствие непобеждённого греха гордыни, а вовсе не следствие религии... Так вот, когда всё это скажут интеллигенту, тогда у интеллигента появляется третий и последний, «психологический», аргумент. Но это уже аргумент не Остапа Бендера, а его друга Козлевича: если Бога нету, то выпьем*. Этот аргумент - самый убедительный. «Зачем я должен в чём-то ограничивать себя? - думает интеллигент.- Зачем я должен ис­пытывать угрызения совести, преступая нравственные законы. Если Бога нет, то эти законы условны. Если Бога нет, то, значит - мне всё дозволено, поэтому, если Бога нет, будем есть, пить и веселиться...».

* см.: Ильф К, Петров Е. Цит. соч. С. 201.

Впрочем, то, что мы сказали, относится скорее к полуинтеллигенции, чем к интел­лигенции, то есть относится к тем, кто счи­тает, что все вопросы уже полностью и окончательно решены, кто настолько бес­культурен, что постоянно и восхищенно твердит о своей культуре.

Многие философы отмечали, что интел­лигенция по духу своему революционна, но как-то особенно революционна, как будто выполняет некий религиозный долг, она протестует с каким-то мистическим энту­зиазмом - будь то перестрелка на барри­кадах или беседы в тесном кругу друзей. Нам кажется, что гуманизм, пока он не слил­ся с либерализмом и не стал постепенно по­глощаться последним, представлял собой теорию перманентной революции. В гума­низме вера в человека как в высшую цен­ность входит в драматическое противо­речие с той ситуацией, с теми условиями, в которых оказывается человечество на протяжении всего своего исторического бытия. Жестокость, несправедливость, об­ман, бесправие и насилие, царящие в жиз­ни, вызывают не только чувство сострада­ния, но и, в еще большей степени, протест, из которого вытекает желание - даже пу­тем жертв - превратить жизнь человека и человечества из трагедии в счастливую сказку. Гуманизм, повторимся, отрицает внутреннюю наследственную испорчен­ность человека, из-за которой грех сделал­ся свойством земного бытия. Гуманизм ищет причину зла во внешних ситуациях. Поэтому протест гуманизма направлен против Бога и против социального строя при этом протест против Бога обычно кон­чается атеизмом (часто его внешней фор­мой - агностицизмом) или пантеизмом, который не признает личного Бога - Промыслителя мира, к Кому гуманист питает органическую вражду.

Характерно, что хотя Французскую и Октябрьскую революции подготовила ин­теллигенция, по крайней мере она активно участвовала в электризации революцион­ными идеями народа, но затем она сама ста­ла жертвой этих революций. Она сделала своё дело, а затем оказалась опасной для революционных диктаторов. Поэтому постреволюционные правительства под­вергали репрессиям интеллигенцию имен­но как перманентно-революционное «бес­покойное» сословие.

Гуманизм - это любовь к человеку, но любовь чересчур программно деклариро­ванная, любовь к абстрактному, идеализи­рованному человеку, любовь, обречённая на разочарование. Гуманизм оторвал человека от Бога - источника любви. Гуманизм сделал человека слепым, закрыл от него его собственную красоту, как образа и подобия Божия. Гуманизм отверг Бога как «несправедливого властителя мира», но рано или поздно он должен был, переходя, как мы уже говорили, в эгоизм, отвергнуть и чело­века, сказав: «Какая же это дрянь!».

Сама интеллигенция ужаснулась рево­люции, которую она вырастила; так ужа­сается маг, вызвавший демонов из тём­ных недр земли, так ужасается женщина, родившая вместо ребёнка монстра, так ужасаются дети, которые, играя с огнём, нечаянно подожгли собственный дом. Христианство дало человечеству могучий импульс любви. И любовь ещё жила в постхристианской культуре, но постепенно инерция её ослабевала, пока совсем не ис­чезла: у интеллигенции оставался только протест против зла, но без какой бы то ни было любви к человеку, причём протест уже не во имя счастья человека, а во имя его свободы, точнее - собственной свобо­ды интеллигента, которая всё больше при­ходила в столкновение с моралью. Так произошла ассимиляция гуманизма с ли­берализмом. И так началась агония интел­лигенции: она ищет выхода в декадентстве*. Но это только пошло красивые те­атральные маски на отвратительном лице порока, это только золотистая парча, в ко­торую завернут труп.

* Декадентство (вт. пол. XIX - нач. XX) - ши­роко распространённое в европейской литературе и искусстве настроение декаданса, «упадка», вызванное началом общего кризиса традиционных христианских ценностей.

Либерализм и любовь несовместимы друг с другом: нельзя любить похожее на мусор­ный ящик отвратительное существо, погряз­шее в разврате, нельзя любить циничную душу, для которой нет ничего святого, кро­ме ненасытной жажды наслаждений. Отсю­да начинается новый этап потери любви и дружбы (даже простой коллегиальной со­лидарности) - эмоциональное охлаждение, которое становится психологической ката­строфой современности. «Зачем бороться или чем-то жертвовать ради двуногих поро­сят, которым ничего не надо, кроме лужи? Не лучше ли жить для самого себя?».

Гуманизм начался с бездуховности, а кончился бездушием. Отказавшись от Бо­га, он перекрыл источник. Вода не могла долго сохраняться в русле: на месте пото­ка появилось сначала болото, затем лужа, а затем и сухое каменное дно.

Сейчас мы живем в атмосфере внутрен­него изоляционизма, в атмосфере полного отчуждения друг от друга. Интеллигенты превращаются в бомжей или дельцов, при­чем бомжи - лучшая часть интеллигенции, которая понимает, что она никому не нуж­на, что она вымирает, как мамонты во вре­мя наступления ледников. Метаморфоза-превращение другой части интеллигенции в дельцов политических и торговых косну­лась худшей её части, которая стала похо­жа на беженцев: вот они, побросав свои дома и имущество, бегут от наступающего врага, имя коего - нужда, бегут куда глаза глядят. И наступает следующий виток па­дения.

В античные времена человек ассоцииро­вался с его разумом. В человеке уважали его ум, его знания и умение философски мыслить. Христос раскрыл человеческое сердце. Христианство - это религия сердца. Рассудок подобен холодному свету, а любовь - огню. Гуманизм, по сути дела, лишил человека духовного сердца, место сердца занял желудок, воспеваемый раз­личными социально-экономическими тео­риями. Либерализм опустил человека еще ниже. И интеллигенция, агонизируя, рас­чистила путь для духовных потомков - железных ящеров, с узким лбом и твёрдой, непроницаемой чешуей. Если бы у этих ящеров имелись сыновние чувства, то они назвали бы интеллигенцию своим заботли­вым родителем, который, сам того не же­лая, и родил и взрастил их. Но ящерам нет дела ни до Бога, ни до истины. Для них эк­вивалент силы и счастья - деньги. Они смотрят на мир глазами игроков, для них такие слова, как любовь и правда,- безна­дёжные анахронизмы.

Интеллигенция убила Бога в сердце че­ловека, а значит - убила и человека, убила и самое себя. Поэтому мир, который стал холоден, как пустынные космические про­странства, мир, который населяют теперь Монстры в облике людей,- это реальность тех утопий, которыми интеллигенция обманывала себя и других на протяжении столетий. Интеллигенция писала книгу красочных утопий, но слова этой книги превращались в кровавые буквы апокалип­сиса.