«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

* Эго (латинское ego) - «я» как центр личности.

Теперь, когда появились признаки воз­рождения христианства и часть народа об­ратилась к Церкви, мы снова видим, как в средствах массовой информации проявля­ется и постепенно нарастает оппозицион­ность по отношению к Церкви, опять мы сталкиваемся с желанием интеллигенции, а точнее - «полуинтеллигенции» оттеснить Церковь и, исподтишка дискредитировав её, стать «духовными вождями» народа. Вот несколько приемов: нас, верующих, упрекают в том, что вера в Бога и учение Христа основаны на страхе, то есть на чувстве, недостойном человека. Но ведь существуют различные виды страха: страх, когда солдат бросает оружие и бежит с поля боя, спасая свою жизнь; страх, когда человек отрекает­ся от своих убеждений, чтобы не подверг­нуться репрессиям; страх, парализующий со­знание и волю. Однако есть и другой страх - страх, который можно назвать совестью. Это - страх причинить зло человеку, страх поступить подло, страх пойти против своей совести, страх оскорбить Божество хотя бы через греховный помысл; это и страх опош­лить и освинячить свою жизнь. Такой страх, по нашему мнению, является благородным чувством, синоним его - ответственность. Атеисты говорят, что страх перед смертью выдумал богов. Но в таком случае, кто же создал учение об адских муках, которые страшнее самой смерти? Страх поспешил бы как можно скорее отвергнуть идею суда, освободиться от идеи суда над жизнью челове­ка. С большим основанием мы может гово­рить о том, что страх родил атеизм как жела­ние избежать ответственности за прожитую жизнь, как стремление укрыться от возмез­дия. В общем, довольно примитивно, но ловко: «Здесь я поживу как хочу, как велят мне мои страсти, а там превращусь в нич­то - просто исчезну, и дело с концом...».

Даже в языческих религиях загробная жизнь описывалась далеко не как радуж­ное состояние. Нам говорят, что христи­анство - религия рабов. Мы рабы Бога, потому что это рабство избавляет нас от другого постыдного рабства - страстям и демонам; мы рабы Бога, но это рабство в веч­ной жизни ведёт к сыновству.

Нас упрекают в страхе перед Богом (что для нас означает, прежде всего, страх по­тери Бога) - большей частью те дипломи­рованные приспособленцы, которые, ру­ководствуясь самым низким страхом пе­ред власть имущими, ещё недавно в своих лекциях и книгах пели дифирамбы марксистской идеологии, уверяя, что именно учение Маркса-Ленина* открыло им глаза.

* Маркс Карл (1818-1883) - немецкий философ и общественный деятель. Ленин (Ульянов) Влади­мир (1870-1924) - советский политический дея­тель.

Теперь эти приспособленцы разыгры­вают из себя интеллектуальных ахиллов и аяксов*.

* Ахилл и Аякс - храбрейшие герои древнегречес­кой мифологии.

Некоторые из современных атеистов го­ворят: «Христианство потакает греху, оно атрофирует совесть человека: согрешил, покаялся, и всё тебе прощено - как все просто и удобно!». Это наглая клевета! Само покаяние - это, прежде всего, глубо­кое переживание о потерянной благодати; это - желание изменить свою жизнь, это - суд над собой, это - боль души, не потеряв­шей надежду.

Для покаяния необходимы три условия: осознание своего греха и его эмоциональ­ное отвержение - ненависть ко греху; чи­стосердечное исповедание греха перед свя­щенником как представителем Церкви, имеющим апостольскую власть разрешать и прощать грехи; решимость не повторять грех и бороться с ним. Без этих трёх условий Таинство Покаяния не совершается; один рассказ о своих грехах не возвращает Душе человека потерянную благодать.

Жорж Санд в своих дневниках довольно цинично рассказывала о своих похождени­ях, но это вовсе не означает, что она каялась. Неудивительно, что обвинение в потакании греху обычно исходит от людей, лишенных не только религиозного, но и нравственно­го чувства, то есть от людей, не переживав­ших укоров совести, как преддверия ада на Земле: иначе бы они благодарили Церковь за возможность духовного возрождения.

Современная интеллигенция упрекает Церковь и в догматизме как в чём-то косном и мёртвом, мешающем развитию личности.

Действительно, догматизм в науке явля­ется прокрустовым ложем, но, как ни па­радоксально, как раз учёные догматизиру­ют свои теории, и новым идеям в науке пробиться так же трудно, как растению проломить асфальтовый панцирь. Почти все великие открытия встречали недоверие и сопротивление академиков-«догмати­ков». Что же касается религии, то здесь мы имеем дело не с ограниченными и поэтому эволюционирующими человеческими зна­ниями, а с Откровением как абсолютной истиной, которая, в силу своего совершенства, не может развиваться, то есть идти от меньшего к большему. Она остаётся тож­дественной себе самой. Поэтому церков­ный догмат - это не камень, лежащий на пути, а сохранение вечной истины. Мы сно­ва сталкиваемся с той же порочной интел­лигентской попыткой религиозный гносис* рассматривать в душевном плане.

* Гносис - здесь: знание.

Мы хотели бы остановиться ещё на одном обвинении, предъявляемом Церкви интел­лигенцией. Это - обвинение в обрядоверии.