Такое «стойкое убеждение» основывается более всего на нулевой информированности о том, что на самом деле говорит Церковь. Эта неинформированность – не всегда вина людей, обладающих названным «стойким убеждением». Нередко бывает, что если человек захочет получить какую-то церковную информацию не из газеты «Аргументы и факты», а непосредственно в церкви, он не достигнет своей цели: в храмах прихожанки (а то и батюшки) наговорят ему такое, что к учению Церкви не только не имеет никакого отношения, но и прямо противоречит ему. Если обратиться к сути заданного вопроса, то нужно сказать следующее. Бог дал нам разум не для того, чтобы мы от него отказывались, и сотворил нас творческими созданиями, желая, чтобы мы всесторонне проявляли свои творческие дары. Но в начале истории человек нарушил волю Божию о себе, результатом чего явилось повреждение его природы. Следствием этого является и неверное направление разума, и недолжное употребление творческого дара. Это всё вещи отнюдь не умозрительные: обозревая залитую человеческой кровью историю (да и уже разваливающуюся современность), мы можем вполне убедиться в этом. К таким проявлениям греховной деятельности падшего человека Церковь относится отрицательно, и предлагает людям, прежде чем употреблять разум и творчество, очистить их, уврачевать и освятить. В Церкви и врачуется повреждение нашей природы, все человеческие силы восстанавливаются в своём чине и становятся способными действовать, как им полагается. Это врачевание осуществляется через Таинства, через молитву, через привитие себе истинного мировоззрения, содержащегося в Священном Писании, наконец, через осуществление этого мировоззрения самим делом – в том числе и в творчестве, и в работе интеллекта. Для Церкви ни послушание, ни отсечение своей воли, ни следование церковным уставом не является самоцелью. Всё в Церкви есть исключительно лишь средство для приведения человека ко Христу. А во Христе и творчество, и разум только и получают своё подлинное место, реализуясь с максимальной широтой. Иллюстрация этого – и Отцы Церкви, образованнейшие и культурнейшие люди своего времени, и величайшая на земле христианская культура, в которой мы, хоть и отказываясь постепенно от неё, всё же продолжаем жить.

179. Я не раз замечала, что среди православных существует как будто свой язык, стиль общения. Как мне кажется, в этом ощущается какая-то натянутость. Почему воцерковленные православные это практикуют?

В особой манере общения как таковой нет ничего плохого – любая корпорация, а тем более такая древняя и столь богатая традициями, как Церковь, имеет свой «стиль» внешнего поведения. Плохо, когда за этим внешним стилем стоит очень неглубокое внутреннее содержание. Это и вызывает чувство натянутости. Чем более  христианин «настоящий», тем проще и естественнее он держит себя с людьми.

180. Почему служители церкви: священники, постоянные прихожане, столь неприветливы к новым людям? Почему не хотят спокойно, без раздражения объяснить, что да как? Они своим резким поведением только отталкивают людей от храма.

Судя по задаваемому вопросу, можно подумать, что все без исключения церковные служители злы и неприветливы. Но это далеко не так. Очень многие и священники, и прихожане добры и открыты к людям, и уж во всяком случае, стараются такими быть. Когда мы пообщаемся с ними, мы, может быть, и не запомним этого, как особо не откладывается в нашей памяти соблюдение всякой нормы. Когда же мы сталкиваемся с отклонениями от нормы, когда нас встречают равнодушием, а то и грубостью, мы (что совершенно естественно) болезненно на это реагируем, надолго запоминаем такие случаи и делаем из них общие выводы. К этому надо сказать, что настоящие христиане стараются держать себя скромно, в тени, и не навязываться никому, их не очень-то заметно; поэтому шанс встретить в церкви агрессивно-поверхностного православного может быть и выше. А вообще поднятая Вами проблема (я не собираюсь её оправдывать и приуменьшать) не есть недостаток только лишь церковных людей. Люди в Церкви – это часть нашего сегодняшнего российского общества; и именно ему свойственно то, что Вы описали: и разобщённость, а следовательно – раздражительность по отношению к «чужим», и неприветливость, и прочие неприятные качества. К сожалению, становясь церковными людьми, наши соотечественники плохо осознают это. Гораздо легче «воцерковиться» внешне,  чем стать нормальным и порядочным человеком, с уважением ко всем относящимся. Этому прямо учит Евангелие, но, увы, это плохо воплощается в жизни современных православных христиан.

181. Удобно ли останавливать священника после службы, чтобы поговорить на волнующие темы, задать вопросы? Всегда такое чувство, что им крайне некогда и они вечно спешат на требы, или настолько устают, что не желают немного побеседовать со своей паствой.

Не только «удобно», но и необходимо. Разговаривать со своими прихожанами – это прямой пастырский долг любого священника. А то получается, что люди черпают информацию от неграмотных прихожан, выслушивая от них чудовищные нелепости, а батюшку спросить вроде как «неудобно». Священникам, действительно, всегда «некогда»; но порой мы сами приучаем наших пастырей, что они «неприкосновенные особы». Это очень неполезно и нам, и им самим, потому что священники из пастырей превращаются в церковных «начальников» и «чиновников», приобретая и соответствующее «начальничье» и «чиновничье» отношение к «низшим» людям. Разумеется, здесь есть и обратная сторона: нельзя воспринимать священника как продавца за прилавком, который непременно должен, невзирая ни на что, удовлетворять все «религиозные услуги населения». Нужно сообразовываться с тем, что пастыри – тоже живые люди, и имеют свою меру сил и возможностей. Если существует настоящая церковная община, а не бездушный формальный приход, то все эти вопросы всегда удовлетворительно решаются.

182. Как вы считаете, есть ли будущее у церковной общины? Или это пережиток прошлого? На мой взгляд, наличие такого уже своеобразного класса как «воцерковленные» изолирует их, а если они – опора Церкви, то и всю Церковь от общества. Создание субкультуры в рамках этой общины крайне негативно сказывается на миссионерской деятельности и тормозит ее. Мне кажется, необходима модернизация, иначе Церковь рискует стать одним из ненужных обществу пережитков прошлого. Как на эту проблему смотрит официальная РПЦ?

Это очень важный вопрос. Церковь по самому своему устройству предполагает именно общинную жизнь. В общине выражается и выявляется то богатство и полнота христианской жизни, которую Господь положил в Своей Церкви. Многих отталкивает само слово «община», оно кажется им каким-то «чужим». На самом же деле община – это когда люди знают друг друга, любят и помогают друг другу; единство людей в общине – не просто человеческое, но во Христе. Без общины Церковь не может быть Церковью. Разве нормально, когда на наших приходах люди не только не любят стоящих рядом с ними со-прихожан, не только нисколько не готовы помогать им, но даже и вовсе не знают их? Разве нормально, что православное христианство свелась только к богослужению и «личному освящению»? Мы говорим о проблемах в нашей церковной жизни: все эти проблемы своим корнем имеют именно отсутствие общин – ещё раз повторю: не каких-то формальных или искусственных объединений, а живущих во Христе и любящих друг друга людей.

Для созидания общин необходимо три фактора: 1) целенаправленные пастырские усилия; 2) евхаристичность сознания людей, входящих в общину, и 3) деятельное осуществление всеми членами общины евангельской нравственности. Если мы посмотрим на положение дел на приходах и в монастырях, мы с сожалением будем вынуждены констатировать, что эти три фактора даже по отдельности имеют очень малое место в жизни современных православных христиан; ещё более редко их сочетание. Большинство священников не заняты строительством общинности, во-первых, потому, что к этому их не готовят в семинариях; во-вторых, потому, что приходская жизнь с её полумагически-коммерческим требоисполнительством диаметрально противоположна принципам общины, и, следовательно, священнику, если он захочет трудиться над её созиданием, нужно обязательно будет «идти против течения»; в-третьих, потому, что в общине невозможен клерикализм: священник доложен быть не начальником над людьми, исполняющим жреческие функции, а пастырем Христовым; а это ой как трудно. Евхаристичность, то есть соединение со Христом в Таинстве Причащения, часто подменяется у нас неправильно понятой аскетичностью, в результате которой Причастие Христу становится для христиан не главным в их духовной жизни. Гораздо важнее оказывается дисциплинарная подготовка к Причастию и прочие многочисленные второстепенные вещи, но не само оно. И жизнь наша определяется вовсе не тем, что мы Христовы, и стали ими именно через Евхаристию, а тем, что мы постимся, поклоны кладём, имеем свою особую субкультуру, и проч. Кроме того, Евхаристия воспринимается большинством православных всего лишь как средство личного освящения, в то время как Евхаристия гораздо шире этих рамок: не только со Христом мы соединяемся в этом Таинстве, но во Христе – и друг с другом, со всей полнотой Церкви, и земной, и небесной. Наконец, евангельской нравственности у нас уделяется гораздо меньше внимания, чем обрядовости, традиционности, монархизму, ура-патриотизму, поиску врагов и «козней Запада» и тому подобным вещам, следствием чего является то, что отношения между людьми при всей их внешней «церковности» порой далеки не только от Евангелия, но и от обычной человеческой морали. А раз так, то общины, если таковые есть, держатся, как и любая падшая человеческая корпорация, на обособлении и на идеологии, а не на Христе и Евангелии. Я думаю, что если Церковь не обратит на это самое серьёзное внимание, то, действительно, она рискует стать не нужным большинству людей «пережитком прошлого».

183. Очень часто приходится слышать о равнодушии среди православных в церковной среде. Вот "братья и/или сестры" закатывают благообразно очи к небу и с шумным вздохом произносят: "На все воля Божья"...

Как это понимать? Это ведь происходит среди воцерковленных людей, которые составляют костяк церковного прихода...

Это продолжение предыдущего вопроса. Костяк прихода они составляют, а христианскую общину – нет. Здесь видна ещё одна «антиобщинная» проблема, плюс к тем, которые я отметил выше. Очень важно, какие люди входят в общину. Откуда они берутся? Не с Луны ведь падают; они приходят в Церковь из нашего российского общества. И нужно учитывать его особенности. Во-первых, у нас в Церкви не было собственно общинной культуры – в Синодальное время приходы были подразделениями «Ведомства Православного Исповедания» Российской Империи, причащаться полагалось раз в год, церковная жизнь превратилась в казёнщину, от которой люди в массе своей без сожаления отказались, когда (после 1917 года) это стало «можно». А во-вторых, что самое главное, нет предпосылок к общинной традиции в нашем обществе. Если мы возьмём отечественную историю после революции, то увидим следующее. Гражданская война, унёсшая сотни тысяч жизней. Массовые голодоморы 20-х – 30-х годов. Непрекращающиеся репрессии, в ходе которых уничтожались миллионы человек, причём – лучшие люди нашего народа, золотой генофонд, можно сказать. Неуничтоженные наши соотечественники воспитались или в доносительстве, или в невероятном страхе. Общество атомизировалось, люди боялись откровенно говорить с ближайшими родственниками... Потом Вторая мировая война. Затем (после 1953 года) физическое массовое истребление людей прекратилось, но продолжала существовать и концентрироваться атмосфера безбожия, чудовищной лжи, «перевёрнутого», заидеологизированного существования. Община, как я уже сказал – это когда люди любят друг друга. Наша почти столетняя ближайшая история вся построена на лжи, ненависти, глубочайшем неуважении и презрении к человеку. Современность ничего в лучшую сторону не исправила, только добавила культ наживы, полнейшей беспринципности, бескультурья и грубых страстей. Может быть, кому-то не понравятся мои слова, но уровень нравственности нашего народа в силу указанных исторических причин очень низок. И вот такие люди приходят в Церковь. В этих условиях первым и главным усилием Церкви должна быть проповедь евангельской нравственности, должен иметь место целенаправленный пастырский труд, чтобы ещё, может быть, даже до воцерковления, и уж, во всяком случае, параллельно с ним, обучать людей (и подавать самим пример) элементарной порядочности и нравственному восприятию мира. Но этого у нас нет – и это, я считаю, главная беда сегодняшней церковной жизни. Пастыри – те же члены нашего общества, плоть от плоти народа, и на них лежит тот же груз «развочеловечения», которое составляло суть нашей истории XX века. 90% содержания церковной проповеди составляют совершенно посторонние вещи; мы слышим про Царя-Искупителя и про злодейские США, или про Россию – Дом Пресвятой Богородицы; но нет призыва к тому, с чего начинается Евангелие – к покаянию, то есть к тому, чтобы трезво и бескомпромиссно, в свете Христовом, увидеть самих себя... А пока этого нет, пока пастыри Церкви «ностальгируют» по монархии и думают о том, как бы вернуться в прошлое, а не о евангельской правде, у нас так и будет, как описано в заданном вопросе.

184. В нашем районе стал распространяться диск с информацией, призывающей отказаться от всех прививок. Батюшка одного из храмов активно в этом участвует. Влияние, оказываемое этим диском, получилось настолько сильным, что даже врачи, которые должны сами прививаться, отказываются делать прививки. В связи с этими событиями у меня возник вопрос: есть ли какие-либо рамки, за которые не должно выходить влияние священника на своих прихожан?