182. Как вы считаете, есть ли будущее у церковной общины? Или это пережиток прошлого? На мой взгляд, наличие такого уже своеобразного класса как «воцерковленные» изолирует их, а если они – опора Церкви, то и всю Церковь от общества. Создание субкультуры в рамках этой общины крайне негативно сказывается на миссионерской деятельности и тормозит ее. Мне кажется, необходима модернизация, иначе Церковь рискует стать одним из ненужных обществу пережитков прошлого. Как на эту проблему смотрит официальная РПЦ?

Это очень важный вопрос. Церковь по самому своему устройству предполагает именно общинную жизнь. В общине выражается и выявляется то богатство и полнота христианской жизни, которую Господь положил в Своей Церкви. Многих отталкивает само слово «община», оно кажется им каким-то «чужим». На самом же деле община – это когда люди знают друг друга, любят и помогают друг другу; единство людей в общине – не просто человеческое, но во Христе. Без общины Церковь не может быть Церковью. Разве нормально, когда на наших приходах люди не только не любят стоящих рядом с ними со-прихожан, не только нисколько не готовы помогать им, но даже и вовсе не знают их? Разве нормально, что православное христианство свелась только к богослужению и «личному освящению»? Мы говорим о проблемах в нашей церковной жизни: все эти проблемы своим корнем имеют именно отсутствие общин – ещё раз повторю: не каких-то формальных или искусственных объединений, а живущих во Христе и любящих друг друга людей.

Для созидания общин необходимо три фактора: 1) целенаправленные пастырские усилия; 2) евхаристичность сознания людей, входящих в общину, и 3) деятельное осуществление всеми членами общины евангельской нравственности. Если мы посмотрим на положение дел на приходах и в монастырях, мы с сожалением будем вынуждены констатировать, что эти три фактора даже по отдельности имеют очень малое место в жизни современных православных христиан; ещё более редко их сочетание. Большинство священников не заняты строительством общинности, во-первых, потому, что к этому их не готовят в семинариях; во-вторых, потому, что приходская жизнь с её полумагически-коммерческим требоисполнительством диаметрально противоположна принципам общины, и, следовательно, священнику, если он захочет трудиться над её созиданием, нужно обязательно будет «идти против течения»; в-третьих, потому, что в общине невозможен клерикализм: священник доложен быть не начальником над людьми, исполняющим жреческие функции, а пастырем Христовым; а это ой как трудно. Евхаристичность, то есть соединение со Христом в Таинстве Причащения, часто подменяется у нас неправильно понятой аскетичностью, в результате которой Причастие Христу становится для христиан не главным в их духовной жизни. Гораздо важнее оказывается дисциплинарная подготовка к Причастию и прочие многочисленные второстепенные вещи, но не само оно. И жизнь наша определяется вовсе не тем, что мы Христовы, и стали ими именно через Евхаристию, а тем, что мы постимся, поклоны кладём, имеем свою особую субкультуру, и проч. Кроме того, Евхаристия воспринимается большинством православных всего лишь как средство личного освящения, в то время как Евхаристия гораздо шире этих рамок: не только со Христом мы соединяемся в этом Таинстве, но во Христе – и друг с другом, со всей полнотой Церкви, и земной, и небесной. Наконец, евангельской нравственности у нас уделяется гораздо меньше внимания, чем обрядовости, традиционности, монархизму, ура-патриотизму, поиску врагов и «козней Запада» и тому подобным вещам, следствием чего является то, что отношения между людьми при всей их внешней «церковности» порой далеки не только от Евангелия, но и от обычной человеческой морали. А раз так, то общины, если таковые есть, держатся, как и любая падшая человеческая корпорация, на обособлении и на идеологии, а не на Христе и Евангелии. Я думаю, что если Церковь не обратит на это самое серьёзное внимание, то, действительно, она рискует стать не нужным большинству людей «пережитком прошлого».

183. Очень часто приходится слышать о равнодушии среди православных в церковной среде. Вот "братья и/или сестры" закатывают благообразно очи к небу и с шумным вздохом произносят: "На все воля Божья"...

Как это понимать? Это ведь происходит среди воцерковленных людей, которые составляют костяк церковного прихода...

Это продолжение предыдущего вопроса. Костяк прихода они составляют, а христианскую общину – нет. Здесь видна ещё одна «антиобщинная» проблема, плюс к тем, которые я отметил выше. Очень важно, какие люди входят в общину. Откуда они берутся? Не с Луны ведь падают; они приходят в Церковь из нашего российского общества. И нужно учитывать его особенности. Во-первых, у нас в Церкви не было собственно общинной культуры – в Синодальное время приходы были подразделениями «Ведомства Православного Исповедания» Российской Империи, причащаться полагалось раз в год, церковная жизнь превратилась в казёнщину, от которой люди в массе своей без сожаления отказались, когда (после 1917 года) это стало «можно». А во-вторых, что самое главное, нет предпосылок к общинной традиции в нашем обществе. Если мы возьмём отечественную историю после революции, то увидим следующее. Гражданская война, унёсшая сотни тысяч жизней. Массовые голодоморы 20-х – 30-х годов. Непрекращающиеся репрессии, в ходе которых уничтожались миллионы человек, причём – лучшие люди нашего народа, золотой генофонд, можно сказать. Неуничтоженные наши соотечественники воспитались или в доносительстве, или в невероятном страхе. Общество атомизировалось, люди боялись откровенно говорить с ближайшими родственниками... Потом Вторая мировая война. Затем (после 1953 года) физическое массовое истребление людей прекратилось, но продолжала существовать и концентрироваться атмосфера безбожия, чудовищной лжи, «перевёрнутого», заидеологизированного существования. Община, как я уже сказал – это когда люди любят друг друга. Наша почти столетняя ближайшая история вся построена на лжи, ненависти, глубочайшем неуважении и презрении к человеку. Современность ничего в лучшую сторону не исправила, только добавила культ наживы, полнейшей беспринципности, бескультурья и грубых страстей. Может быть, кому-то не понравятся мои слова, но уровень нравственности нашего народа в силу указанных исторических причин очень низок. И вот такие люди приходят в Церковь. В этих условиях первым и главным усилием Церкви должна быть проповедь евангельской нравственности, должен иметь место целенаправленный пастырский труд, чтобы ещё, может быть, даже до воцерковления, и уж, во всяком случае, параллельно с ним, обучать людей (и подавать самим пример) элементарной порядочности и нравственному восприятию мира. Но этого у нас нет – и это, я считаю, главная беда сегодняшней церковной жизни. Пастыри – те же члены нашего общества, плоть от плоти народа, и на них лежит тот же груз «развочеловечения», которое составляло суть нашей истории XX века. 90% содержания церковной проповеди составляют совершенно посторонние вещи; мы слышим про Царя-Искупителя и про злодейские США, или про Россию – Дом Пресвятой Богородицы; но нет призыва к тому, с чего начинается Евангелие – к покаянию, то есть к тому, чтобы трезво и бескомпромиссно, в свете Христовом, увидеть самих себя... А пока этого нет, пока пастыри Церкви «ностальгируют» по монархии и думают о том, как бы вернуться в прошлое, а не о евангельской правде, у нас так и будет, как описано в заданном вопросе.

184. В нашем районе стал распространяться диск с информацией, призывающей отказаться от всех прививок. Батюшка одного из храмов активно в этом участвует. Влияние, оказываемое этим диском, получилось настолько сильным, что даже врачи, которые должны сами прививаться, отказываются делать прививки. В связи с этими событиями у меня возник вопрос: есть ли какие-либо рамки, за которые не должно выходить влияние священника на своих прихожан?

Да, такие рамки должны быть. Это прежде всего здравый смысл прихожан. Но вот интересная вещь. Если батюшка будет говорить нормальные вещи и проповедовать Евангелие – его скорее всего объявят «модернистом» или даже каким-нибудь «масоном», и слушать не будут; уж во всяком случае, такой батюшка будет «малопопулярен». А если священник будет нести несусветную чушь, да ещё и обладать жизненной активностью по осуществлению этой чуши на практике – он соберёт большое количество почитателей, которые будут безоговорочно ему подчиняться. Это значит, что на такого рода вещи существует в церковной среде спрос. Обуславливается он двумя причинами: 1) чрезвычайно низким порогом  критичности прихожан и их катастрофической, вопиющей безграмотностью (о чём, собственно, и должен прежде всего печься пастырь Церкви), и 2) тем, что по Евангелию жить сложно и как-то «скучно»: нужно смотреть в себя, сравнивать с Христовыми заповедями свою жизнь, прилагать тяжёлый труд к самоисправлению... а вот бороться с прививками или что-нибудь в этом роде – это очень интересно, привлекательно, «сочно» и красиво: я «защищаю Православие», «борюсь с мировой закулисой» и т.д. А главное – что при этом не нужно понуждать себя быть христианином, потому что вся энергия уходит на борьбу с другими. К сожалению, такое настроение гораздо более распространено в нашей сегодняшней церковной действительности, чем понуждение себя на евангельскую жизнь. Что же касается границ, за которые не должно простираться влияние священника на своих прихожан – то границы эти следующие: Священное Писание, догматическое и нравственное учение Церкви и текущие соборные решения Священноначалия нашей Церкви. Если батюшка предлагает людям то, что выходит за эти рамки, если он вместо учения Церкви проповедует то, что он считает учением Церкви – то тут нужно быть осторожным, а то и обратиться к правящему архиерею.

185. Старушкам на приходе прощаются суеверия, их собственные представления о православии, порой весьма далекие от канонических. А молодежь часто одергивают, указывают на недостатки, причем эти же старушки. Какие возможности для вхождения в приходскую общину вы видите для молодых людей?

Если говорить честно, то пока никаких. Для того, чтобы молодёжь входила в общину, во-первых, должна наличествовать сама община. Проблемы, связанные с этим, мы рассмотрели выше. Во-вторых, для молодёжи должна быть прежде всего создана среда, которая объединяла бы молодых людей во внебогослужебное время. Но: 1) у нас нет общецерковного системного опыта, как организовывать досуг молодёжи; 2) для этого должны быть какие-то отдельные помещения при храмах; а ведь из помещений (если они вообще есть) можно извлекать доход, и нередко доход бывает важнее молодёжной работы; 3) с молодёжью нужно «возиться», а для этого на каждом приходе (городском, во всяком случае) должен быть, так сказать, «отдельный» священник, который ничем другим заниматься не должен. Эта идея не всегда встречает поддержку у церковного начальства разного уровня, и «молодёжным» батюшкам, загруженным донельзя иными послушаниями, предлагается работать с молодыми людьми в свободное от этих послушаний (а также от семьи самого батюшки) время; 4) наконец, молодёжную работу нужно финансировать, а этого никто делать, похоже, вовсе не собирается. Пока такое положение не будет меняться, найти место в Церкви молодёжи будет довольно сложно.

186. Недавно я был в Германии и видел там, как много в их Церкви занимаются социальным служением: обеды для бедных, церковные детские дома и т.д. Есть ли такое в Православной Церкви? И если есть, куда нужно обратиться, чтобы поучаствовать в этом служении, помочь нуждающемся? 

В нашей Церкви такое есть, но держится это социальное служение исключительно на энтузиазме отдельных пастырей Церкви. К сожалению, никакой обязательной, системной, общецерковной социальной деятельности нами не ведётся. Мы склонны больше разглагольствовать: о том, какие мы хорошие и самые лучшие в мире, как много у нас всяких врагов, находящихся на Западе (это называется у нас «патриотизмом»); какие плохие еретики католики и протестанты; какое глубокое наше Православие, насколько оно выше и духовнее всей этой человекоугоднической суетной мирской попечительности; как мы постимся и молимся, следуя при этом святым Отцам – делателям умной молитвы... и т.д., и т.п. При этом Евангелие Христово с его прямыми требованиями помогать людям не «духовностью», а своим имуществом, трудом и временем остаётся как-то побоку...  Если же Вы хотите послужить ближним (что очень хорошо), то обратиться можно в те приходы, о которых известно, что они занимаются социальной деятельностью.

 О священниках

187. Одна из десяти заповедей гласит: «Не сотвори себе кумира». Но меня всегда удивляло, что, несмотря на это, в Церкви бывают случаи откровенного преклонения перед отдельными харизматичными священниками. Чаще всего к этому склонны по понятным причинам женщины. Я слышал, что в современное время совсем не осталось старцев, но эти сестры постоянно ездят к каким-то «сильным батюшкам», считая их настоящими старцами. Как к этому относится официальная Церковь?