Особое значение для апологетов имели те места из Платона, в которых содержались суждения о благости [33], неограниченности и всемогуществе [34] Бога, о Его единстве [35], учение об отношении материи, идеи и демиурга [36], о тождественности и причинности [37], об источнике движения [38], о единстве и целостности [39], о свободе человеческой воли [40], о воздаянии после смерти [41], а также некоторые этические принципы [42], выдвинутые Платоном как следствие его теоретических рассуждений. Характерно, что платонизм полагался общим основанием и третейским судьей в спорах языческих и христианских полемистов. Положения Аристотеля привлекались гораздо меньше [43]. Из философии Стой внимание апологетов привлекало учение о единстве Бога, о космогоническом процессе и творческой роли логоса в нем [44], а также учение о слове и истолковательные этимологии [45]. Широкое применение нашло пифагорейское учение о числах [46]. Традиционная натурфилософия обычно либо подвергалась критике как выражение идеи природного детерминизма, либо давала примеры некоторых первоначальных интуиций свойств Бога в христианском понимании [47]. Греческая мифология, рассматриваемая в плане философском, как правило, служила источником отрицательной аргументации, давая примеры безнравственности или наивности языческих представлений о божестве. Однако из эпических и трагических поэтов, пересказчиков и одновременно творцов мифов, иногда извлекались и положительные суждения, подтверждавшие христианскую точку зрения.

Оправдание религии перед лицом образованности всегда грозило утратой главного преимущества первой — несказанносги и тайны отношения к божеству. Эллины, по слову апостола Павла, искали мудрости, и для них проповедь Христа в ее последнем основании была безумием, хотя «немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков» (1 Кор 1: 25). Тертуллиан сформулировал само собой разумеющийся принцип: «Что общего между Афинами и Иерусалимом?» Также Ориген начинает свою апологию с оправдания самой возможности произнести слово в защиту истины, в то время как Сам Иисус Христос, будучи обвиняем и лжесвидетельствуем, молчал. С этой точки зрения логически более последовательной была позиция полного отрицания греческой мудрости и пользования ею при изложении истины христианства. В этом смысле богословие апологетов, как и в конечном счете христианское йио–словие вообще, есть опыт невозможного, в уповании на чудо. Взаимная чуждость восточного по происхождению верования (с присущими ему чертами иррациональности) и свойственного образованному эллину рассудочного подхода к религиозным вопросам преодолевалась по возможности осторожным прививанием одного к другому, без утраты свойств первого, с приданием соответствующего направления второму.

Критика языческих представлений о божестве осуществлялась по нескольким направлениям. Прежде всего, апологеты доказывали ограниченность богов, которым создатели мифов приписали все человеческие свойства, не исключая пороков [48]. При этом устанавливалась прямая связь между божественным и человеческим непотребством у язычников. Так, слово 6cu|iG)v («бес», «демон») приобретает на почве христианства специальное значение[49]. На этом фоне излагаются христианские представления о Боге, Его бытии и атрибутах, главные из которых нерожденность, вечность, беспредельность, бесстрастность, непознаваемость [50]. Бога возможно созерцать по Его творениям [51], не отождествляя при этом с природой.

Некоторые апологеты прямо утверждали идею творения ex nihilo («из ничего») [52], преодолевая бытующее философское мнение о равно- чинности Бога и материи. На месте связанной с этим античной идеи детерминизма (греч. е1царц, ёут, ауаукц, лат. fatum) воздвигалось учение о Провидении Божием [53]. Апологеты впервые приступили к разработке понятия христианской Троицы[54], отношения Ее лиц[55] и сочетания понятий троичности и единства [56]. Большое значение придавалось вопросам христологии. Апологеты устанавливали прямую связь между ветхозаветными пророчествами и исполнением их с пришествием Иисуса Христа [57], который родился от девы [58] и был истинным Сыном Божиим [59].

Были сделаны первые попытки прояснения вопроса о соотношении божественной и человеческой природы в Нем[60], утверждалась мысль о предсуществовании Слова[61] и Его идентичность с ветхозаветным Словом Божиим [62], что также имело нечто общее с идеей творческого логоса у сгоиков [63]. Особо разрабатывался вопрос о роли Иисуса Христа в спасении [64], об искуплении грехов [65] и воскресении [66]. Стоическому пессимизму в понятии о роли человека и предопределенности его судьбы было противопоставлено учение о свободе воли [67] и о бессмертии души, придающем смысл земному существованию, а также об образе и подобии Божием в человеке [68]. В качестве непременного основания для постижения истин веры подчеркивалось условие чистоты сердца, что само по себе отрицало мудрость мира как единственный для образованного язычника авторитет [69]. Также одной из наиболее актуальных тем была проблема первородного греха [70] и существования зла в мире [71].

Несмотря на внешнюю ориентацию, богословие апологетов имело первостепенное значение для оформления целостного христианского вероучения, то есть для самой Церкви прежде всего. Следует учитывать особенности авторов как писателей и мыслителей, а также принимать в расчет то, что им первым суждено было проходить этот путь. Впоследствии некоторые их суждения подверглись переосмыслению с позиций позднейшего, более разработанного и упорядоченного богословия, с точки зрения догматов, определенных соборным сознанием Церкви. Однако возникшие несовпадения имеют частный характер, лишь подчеркивая общую объективную значимость апологии как целостного явления в истории раскрытия христианского вероучения.

5. Основная литература

В науке нового времени самые ранние попытки определить значение апологии в истории христианской литературы были сделаны на страницах первых же трудов, посвященных истории святоотеческой мысли. Среди новых или до сих пор не потерявших научного значения специальных работ, которые рассматривают апологию как целостное явление, следует указать: Goodspeed Е. J. Die altesten Apologeten. — 1914; Andres F. Die Engellehre der griechischen Apologeten. — 1914; Hauck A. Apologetik in der alten Kirche. — 1918; Little V. A. S. The Christology of the Apologists. — 1934; Rozbacher H. Die Apologeten als politisch‑wissenschaft- liche Schriftsteller. — 1937; GiordaniJ. La prima polemica cristiana. — 1943; Casamassa A. Gli apologisti greci. — 1944; Widmer B. Griechische Apologeten des 2. Jh. — 1958; Chadwick H. Early Christian Thought and the Classical Tradition. — Oxford, 1966; Joly R. Christianisme et philosophic: Etudes sur Justin et les Apologistes grecs du deuxi6me si6cle. — Brux., 1973; а также работы русских авторов: Сергиевский А. Отношение апологетов Восточной Церкви П–го века к языческой философии // Вера и разум. — 1886. — Т. II. — Ч. 1; Реверсов И. П. Защитники христианства: апологеты. — 1899; Лебедев Н. Сочинение Оригена против Кельса. — 1878 (предисловие). Имеется также довольно большое число работ, посвященных отдельным авторам.

В настоящий том, открывающий серию «Христианская апологетика», вошли пять сочинений, переводы и комментарии к которым сделаны заново или впервые. Свою основную задачу авторы видели в том, чтобы привести понимание текстов в соответствие с уровнем современного научного знания, значительно продвинувшегося за последние несколько десятков лет, а также ввести в русскоязычный контекст доселе не переведенные сочинения. Условие «новизны» определило несколько стихийный подбор апологий в рамках единого тома, но оно же придает изданию самостоятельное научное значение, что само по себе есть признак целостности. К тому же авторы переводов надеются, что каждое из представленных сочинений будет иметь и другую пользу, независимо от специальных вопросов литературного каталога. Тексты, составившие первый том, принадлежат различным писателям и периодам и потому способны дать всестороннее представление об эпохе, об особенностях самих авторов, о собственно апологии как явлении. Специальные вопросы, касающиеся отдельных сочинений, освещены во вступительных статьях, где также указана основная литература.

Авторы переводов глубоко признательны Д. Е. Афиногенову, руководителю патрологического семинара при «Вестнике древней истории» РАН, за компетентность и тщательность научной и наставнической работы, совершенной в свое время при подготовке текстов, вошедших в настоящий том. Во вступительной статье к сборнику с благодарностью и вниманием приняты ценные замечания А. И. Сидорова, руководителя сектора позднеантичной и византийской литературы ИМЛИ РАН.

Предстательство за христиан Афинагора афинянина, христианского философа

Императорам Марку Аврелию Антонину и Луцию Аврелию Колилоду, [властителям] Армянским, Сарматским, а наипаче всего философам

1. Подданные вашей всемирной державы, великие государи, разнятся обычаями и законами, но никому из них ни законодательство, ни боязнь преследования не возбраняют любить отеческие установления, если даже они смешны. Троянец, например, называет богом Гектора и поклоняется Елене, признавая в ней Адрастию. Спартанец чтит Зевса под именем Агамемнона и в лице Филонои, дочери Тиндарея — {Артемиду} [Энодию]. Афинянин приносит жертвы Эрехтею как Посейдону, и даже в честь Агравлы с Пандросою, которые, как считается, совершили нечестивое дело, отворив {пресловутый} ларчик, афиняне справляют посвящения и таинства [72]. Словом, у разных народов и в разных краях люди по–разному приносят жертвы и справляют по–разному таинства. Египтяне вообще почитают богами кошек, крокодилов, змей, аспидов и собак. И всем им вы и ваши законы дают разрешение на это, считая, что скверно и нечестиво — вовсе не признавать Бога, но каждому человеку должно поклоняться тем, кого он считает за богов, чтобы страх перед божеством удерживал людей от преступлений. В нашем случае (не возмущайтесь, подобно черни, лишь только услышав) враждебность вызывает уже одно имя. Однако не имена достойны ненависти, а преступления — суда и возмездия [73]. Именно поэтому, дивясь вашей кротости, всегдашнему миролюбию, незлобивости и любви к людям, все имеют одинаковые права, города разделяют равную часть по своему достоинству, а все подданные Империи наслаждаются безмятежным миром [74] благодаря вашей просвещенности. Мы же, называемые христианами, обойдены вашей заботой, так что вы дозволяете нас, не совершающих никаких преступлений и относящихся, как видно из дальнейшего, с самым большим уважением и почтением к Божеству и вашему царству, подвергать гонениям, обвинениям и преследованиям. Итак, поскольку чернь ополчилась против нас за одно имя, мы решились изъяснить вам свои взгляды. Вы увидите из наших слов, что мы подвергаемся страданиям без суда, вопреки закону и здравому смыслу. Мы просим вас обратить на нас свое внимание, чтобы нас перестали убивать по наветам клеветников. Они угрожают нам не денежными поборами, не поражением в гражданских правах или чем‑то еще (мы‑то презираем все это, хотя многие считают сие целью, достойной страданий); ведь мы знаем, что не надо отвечать ударом на удар, не надо даже судиться с грабителями и лихоимцами и бьющим нас по щеке надо подставлять другую, а если будут отнимать плащ, отдавать и сорочку; но как раз тогда, когда мы добровольно отказываемся от имущества, те, кто распространяет среди черни обвинения в преступлениях, о которых нам и помыслить‑то невозможно, но которые обычны для наветчиков и вообще людей подобного толка, злоумышляют на нашу душу и тело.

2. Однако если кто‑либо может обличить нас в каких бы то ни было преступлениях, больших или меньших, мы не только просим нас наказать, но требуем самой жестокой и беспощадной кары. Если же обвинение основывается лишь на имени, ведь и по сей день все, что про нас сочиняют, есть не более чем безответственная расхожая выдумка, — и никто еще не уличил христианина в подобном преступлении, то в этом случае ваш долг как величайших, человеколюбивейших и ученейших государей законом избавить нас от поношения, чтобы, подобно тому как весь свет и каждый город осчастливлен вашими благодеяниями, и мы могли бы радостно благодарить вас за избавление от наветов.