Небеса, по которым мы так тоскуем
Что же такое «цель»? Чего мы хотим? Именно с этого вопроса — «Что вам надобно?» — начал Христос в Евангелии от Иоанна (Ин 1:38). Это — требование Сократа, «познай самого себя», ибо глубинные желания определяют нас, составляют. Христос принес нам ответ, но сперва Он должен испытать нас вопросом. А то может статься, что Он ответит не на те вопросы, которые мы хотим задать.
Так чего же мы хотим? Что нам нужно? Кто нам нужен? Политик-спаситель? Звезда эстрады или экрана? Сверхчеловек? Тогда Христос — не ответ нам. Он не оправдает наших ожиданий. «Иисус — великий иконоборец (...). Самый поразительный пример — воплощение — оно разбило на куски все прежние представления о Мессии»[28]. Сердца наши малы для Него. Он дает нам больше, чем мы хотим, чтобы мы захотели того, что Он даст нам. Так может, мы хотим родиться снова, стать иными? Хотим обожения? Хотим семени, которое прорастает совершенством? Если да, Христос — ответ нам. На это желание Он отвечает: «Ищите и обрящете» (Мф 7:7-8, Лк 11:9-10). Все прочее можно искать и не найти — деньги, удовольствие, власть, славу, здоровье, покой, успех. Только Бога найдешь непременно. Все, кто ищет Его, Его найдут; но только те, кто ищет. «И взыщите Меня и найдете, если взыщете Меня всем сердцем вашим» (Иер 29:13).
Обретение Его и есть небо; поиски — дверь туда. Без Него мы в аду, если не ищем Его — у двери в ад. Дорога в ад вымощена не благими намерениями, а отсутствием всяких намерений, всеми этими «Плевать мне!» или «А ну его к черту!..»
С вопроса «Чего мы хотим?» начинается и путь индийский. Именно это может спросить гуру у будущего ученика. Как и к Сократу, и к Христу, к гуру приходят за ответом, а получают вопрос. Чтобы на него ответить, надо взглянуть поглубже в сердце, ибо изнутри оно больше, чем снаружи. Там, в сердце, они найдут четыре уровня, «четыре человеческих желания»: наслаждение, власть, долг и просветление. Если они терпеливо, честно и смело будут исследовать дальше, они в конце концов обнаружат, что первые три приведут к разочарованию. Удовлетворив их и разочаровавшись, они понимают, что на самом деле хотят просветления, mukti (освобождения от конечного), сат-чит-ананда (бесконечной реальности, бесконечного ведения, бесконечной радости)[29].
Конечно, это — Бог. Индуисты называют Его Брахмой. Как и роза, Бог не изменится от того, что Его иначе назвали[30]. Хотя у христиан очень важные богословские расхождения с индуизмом, индуисты, по-видимому, действительно познают Бога, познавая Брахму.
Лучшие мыслители Запада — Соломон (или тот, кто написал «Екклесиаст»), Платон, Аристотель, Августин, Аквинат, Паскаль или Кьеркегор — видели то же самое, и строят свою философию вокруг поисков конечной цели, удовлетворения глубиннейших желаний. Они проверяют те же три первых ответа и приходят к выводу: «Ты создал нас для Себя и неспокойно сердце наше, пока не успокоится в Тебе»[31].
Великий Августин, написавший одну из самых мудрых на свете фраз, предложил поставить небольшой опыт, чтобы показать вам, читателю, что глубочайшее ваше желание, самая важная цель — Бог. Представьте себе, что Бог явился к вам и сказал: «Я дам тебе очень много. Я дам тебе все, что ты не попросишь — наслаждение, власть, славу, свободу, богатство, даже мир душевный и чистую совесть. Ничто не будет грехом, Я все разрешу тебе, ты все можешь сделать. Ты не соскучишься и не умрешь. Но ты никогда не увидишь Моего лица»[32].
Дрогнули глубины вашего сердца? Поверхностные желания так и рванулись вперед, но при этих последних словах застыла и замерла глубина глубин. Поверхность разума может этого и не знать, а вот глубина знает, что Бог вам нужен больше всего на свете. И сердце ваше неспокойно, пока не упокоится в Нем.
Вы можете этого не понимать, потому что люди изо всех сил, день и ночь, на тысячи и тысячи ладов стараются скрыть это. Вот она, страшная истина «Екклесиаста»: кроме единения с Богом, кроме ответа на самое глубокое и самое безумное из наших желаний, «под солнцем» все «суета сует», тень от тени, круженье ветра. Пытаясь «осмыслить» жизнь сейчас, поскорее, своими силами, мы не придадим ей истинного смысла; набивая наши улицы, умы, животы или карманы, мы оставляем пустыми сердца, и жизнь наша — что ж, «в ней много слов и страсти, нет лишь смысла»[33].
Если земная жизнь — не дорога на небо, это карусель без веселья. Она подобна той карикатуре, где Джеф стоит ночью на мостовой у кучи камней, на ней — фонарь, Матт подходит и спрашивает: «Это ты фонарь поставил? — Я. — А зачем? — Чтобы машины на кучу не наехали. — Молодец. А кучу кто сложил? — Я. — Зачем? — Да фонарь упадет!»
Смеемся мы, конечно, над собой. У всего в нашей жизни есть цель — камни нужны, фонарь нужен. Но зачем это все, вместе? Неужели наша жизнь — вроде черной коробочки из игрушечной лавки? Она и трещит, и пищит, и огоньки загораются, пока не иссякнет батарейка. «Много слов и страсти...» Неужели вот это — мы?
Выберите как-нибудь час и посидите у моста, где едет много машин, пока грохот не воцарится в вашей душе. Потом, когда все покажется нужным, необходимым, разумным, проснитесь и спросите: «А зачем? Зачем тут мост?
Ну как же, люди едут утром из предместий в город, вечером — обратно. — Зачем они едут в город? — Работать. — Что ж они делают? — Много полезного. — А что конкретней? — Есть финансисты, архитекторы, полисмены, рабочие... — Нет, что они делают? — Ну, финансисты дают деньги, чтобы строить мост, архитекторы его проектируют, рабочие строят, полисмены охраняют...» Видите? Фонарь —из-за камней, камни — для фонаря.
Неужели это все? Для чего все это? Мост — средство; для какой цели? Построить больше мостов? Создать больше средств? Нет, для чего это? Для чего мы живем? Чего хотим?