У духа только две возможности, ибо он стоит лицом к лицу с абсолютом, с Богом. Выбор его абсолютен: «да» или «нет». (Вот почему совесть, голос духа, так сурова). Льюис имеет в виду дух, когда пишет: «В конце концов, есть только два рода людей. Одни говорят Богу: "Да будет воля Твоя", другим Бог говорит: "Да будет твоя воля"»[113].

У души возможностей много, наши мысли и чувства — разных цветов, не только черные и белые. Тело же совсем рассыпчатое, оно — часть материального мира.

Именно дух решает, кто мы. Именно там, в самой глубине, я — это «я». Наши дионисийские и аполлонические половинки — еще не личность, не целое. Где же они соединяются? Неужели мы просто склеены из двух кусков? Нет, мы едины, но только на самом дне, где сходятся склоны ущелья. Фланнери О'Коннор пишет: «Все, что движется вверх, должно соединиться в Боге»[114]; точно так же все, что движется вглубь, должно соединиться в духе, сообразном Богу. Наше «я» отражает Божье «Я есмь». Это и есть наш дух, наше сердце (так называет его Писание), самая сердцевина и самая глубина.

Здесь, на дне ущелья, и смешиваются живые воды. Глубочайшая радость и есть глубочайшая мудрость. Счастье само по себе — не знание, а вот радость

— это мудрость, мудрость — это радость. Причина такого единства в том, что мудрость и радость, в отличие от счастья и знания, обращены не к абстракции, и действует здесь не абстрактная наша способность. Скорее можно сказать, что живое сердце соприкасается здесь с живым Богом, жизнь

— с Жизнью, дух — с Духом, я — с «Ты». «Бездна бездну призывает» (Пс 41:7).

Писание учит нас познавать Господа не умом, а сердцем. «Познавать» значит в Библии «любить», даже физически любить: «Адам познал Еву, и она зачала» (Быт 4:1). Зачала она не концепцию, но ребенка, живую душу. На духовном уровне, как это ни удивительно и ни дивно, Бог хочет познать нас, и от этой любви родимся мы сами, наша новая личность, наш новый удел. Мы — матери самим себе. Сейчас мы — лишь утроба, или сырье, или «потенция». А вот отцами себе мы стать не можем. Такое желание — эдипов комплекс, мечта о том, чтобы отделаться от отца, стать своим отцом, своим Богом. Наш первый, «первородный» грех в том, что мы отказываем Богу, когда Он к нам сватается. И получаем бесплодие, а там — и «тьму внешнюю» (Мф 8:12), единственную альтернативу радости.

райское в радости

Радость приходит не из этого мира, не через тело (как удовольствие) и не из нашего «я», через душу (как счастье), но от Бога, через дух, и потому у нее райский привкус. В чистом, небесном виде ее на земле не бывает, но мысленно мы можем очистить небесное в ней от земного. Что же в ней небесного?

Прежде всего она непременна и неизменна как Бог. Ведь Бог не только «есть» — Он не может быть или стать иным. Вот мы меняемся и теряем радость, но сама по себе она не меняется и не исчезает. Когда она придет к нам, мы дивимся, она кажется новой, но и старой, древней, всегдашней. Как бы поздно она ни пришла, она — от начала времен. «Поздно возлюбил я тебя, красота столь древняя и столь новая!»[115] Ни удовольствие, ни счастье к вечности не отсылают.

Кроме того, всегда кажется, что она запоздала («поздно возлюбил я тебя...»). Вечность всегда приходит и позже, и раньше времени: позже, ибо без нее мы попусту тратили время; раньше, ибо она поражает, удивляет нас. Она потрясает как Воплощение. Вообще она подозрительно на Него похожа.

Поражает она и потому, что приходит в дух, а не в душу. Душой мы хоть как- то владеем, духом — нет. Это дух управляет душой. Мы в какой-то мере властны над удовольствием и над счастьем; радость — Божий дар в самом чистом виде. Душа точно так же не властна над радостью, как тело не властно над счастьем. Думая иначе, мы сведем радость к счастью, счастье — к удовольствию.

Однако радость не стоит, не застаивается в духе. Дух вообще в движении, и радость истекает из него во все стороны, т. е. обратно, к Богу (хвала), к ближним и к нам самим, в душу (радостные чувства и мысли), и тело (удовольствие и здоровье). Радуясь, мы предвкушаем рай.

То, что мы называем удовольствиями, — едва заметные, отдаленные порождения сил, которые творческая сила Бога излила в материю, когда Бог творил миры. Даже в таком, отфильтрованном виде они велики для нас, нам с ними не справиться. Что же будет, если мы отопьем из источника, чья вода опьяняет и разлитая по земле? И все же я верю, что именно это ждет нас. Весь человек, целиком, будет пить из источника радости. Радость спасенной души, как вода через край, перельется в прославленное тело. Августин называет это «<torrens voluptatis»[116].