Социал-демократия, обоснованная марксизмом, есть самая совершенная и законченная форма социализма, и именно социализма религиозного". "Социал-демократия жаждет рая земного и ненавидит рай Небесный. Она проповедует, что религия есть частное дело, что религия ее не касается; в действительности же социал-демократии есть очень большое дело до религии, так как она сама хочет быть религией. Для нее религия не частное дело, для нее всякая религия есть ложь и зло, мешающее устроить земной рай, дурманом поддерживающее эксплуатацию трудящихся классов". Свободу совести социал-демократия признает лишь на словах, социал-демократический дух не имеет вкуса к свободе совести и вообще к свободе; на деле она отменит свободу слова, если это понадобится в интересах пролетариата, социализма и революции. Социал-демократия хотела бы изнасиловать человеческую совесть во имя счастья людей, во имя земного рая.

"Социалистическая лжерелигия начинается там, где хлеб земной подчиняет себе всю жизнь и культуру, где во имя дележа "хлеба" человек отрекается от своего первородства, где во имя социального рая отвергается хлеб Небесный, где обоготворяется пролетариат и грядущее человечество, где социализм начинает строить вавилонскую башню, где устраивается человеческая жизнь без смысла, без цели, без Бога".

В Карле Марксе чувствуется злая стихия. Зло марксизма - в его безбожном и бесчеловечном отношении к лицу человеческому. Это отношение "по своей жестокости может сравниться лишь с отношением старого абсолютного государства".

"Социалистическая религия не знает святыни высшей, чем человечество, чем человеческое благо, религия эта обоготворяет человеческое и отвергает все сверхчеловеческое". Но эта религия жестока и к человечеству, и к человеку, потому что "человек признается средством для грядущего человечества, затем и грядущее человечество - средством для еще более далекого сверхчеловеческого состояния и в последнем счете для сверхчеловека, для земного бога. Этот грядущий земной бог и есть святыня социалистической религии, во имя которой приносятся человеческие жертвы, жертвуют длинным рядом живых поколений. Социалистическая религия хочет осчастливить людей, презирая людей. Ужасна по своей жестокости теория прогресса, доведенная марксизмом до крайнего выражения. Будущее общество, будущее человеческое поколение, совершенное и благое состояние, к которому ведет прогресс, - это какое-то чудовище, пьющее кровь поколений былых и современных, истязающее каждую живую личность во имя свое, во имя своей отвлеченности".

"Богоподобные человеки грезятся марксистскому социализму, новая порода, но последний конечный предел есть одна богоподобная сила, единое воплощение земной власти, отвергнувшейся от смысла мироздания. Скажут: социал-демократы прежде всего хотят сделать всех людей богоподобными, всех уравнять, а не одного возвеличить. Но это самообман". Равенство справедливо, если оно всеобще, но социал-демократия преимущественное право на счастье признает за будущими поколениями, затем устанавливается преимущество пролетариата и, наконец, общественно полезных и приспособленных людей. "Словом, социал-демократия утверждает аристократический подбор грядущей силы. О вселенском братстве тут не может быть и речи. Социал-демократическое равенство оказывается призрачным".

"Справедливое равенство всех живых личностей в мире не может быть установлено позитивно, а лишь религиозно. Жить для только человеческого в других людях, для других времен и для призрака временного будущего - вот жестокий и несправедливый завет религии грядущей земной силы. Жить для сверхчеловеческого в себе, для всего живущего в мире во все времена и для вечности - вот завет истинной вселенской религии".

"Душа марксистского социализма - в ожидании всемирной социальной катастрофы, великой, невиданной социальной революции, всеобщего Zusammenbrech'а [5], после которого наступит социалистический земной рай. Теория социальной катастрофы, Zusammenbrechtheorie, [...] не наука и не философия, а религия, религиозное упование, это эсхатология, учение о социалистическом конце истории и о страшном, социалистическом суде. [...] После социальной катастрофы мир делается добрым, эксплуатация прекращается, борьба классов и самое их существование упраздняется и наступает царство правды". Тогда только народится человек, истинное человечество, а теперь живут только представители того или другого класса. Теперь в мире злая необходимость, тогда - добрая свобода. "Но о царстве какого бога на земле грезят верующие социалисты, Того ли вечно Сущего, что и на Небе? Эсхатология марксизма и религиозного социализма противоположна христианской. [...] Христианская эсхатология провидит в конце страшную трагедию, последнюю борьбу двух начал и окончательную победу Агнца". Эсхатология позитивно-социалистическая видит лишь одну половину, лишь победу врагов Агнца, торжество "князя мира сего", который осчастливит человечество.

"В социал-демократии как религии нарождается в мире демонизм гораздо более коренной и страшный, чем демонизм "декадентский", ницшеанский, чем демонизм моды. [...] В марксистском социализме царит стихия безличного демонизма демонического культа безличной силы, культ земной власти без цели и смысла. Грядущее счастье, сулимое этим демонизмом есть соблазн и самообман. Никогда не наступит золотой век, если человечество пойдет по пути природной необходимости и натуральной силы".

"Что страшно в социал-демократии, так это отсутствие в ее религии положительного, творческого содержания... Весь ее пафос отрицательный, обращен на отрицание прошлого. [...] Сила революционного настроения измеряется злобой и ненавистью к злу, а не любовью и благоговейным уважением к добру, [...] и ложь социализма в умалении вечных ценностей". По социал-демократическому учению, бедность и угнетенность дают человеку знание истины и справедливости, а цель - буржуазная сытость. Но тут двойная ошибка: бедность только озлобляет и озверяет; идеал же сытости и довольства просто безобразен.

"Демоническая природа социал-демократии особенно обнаруживается в эпохи революций, когда "просыпается зверь политики, взаимного истребления, зверь, не знающий пощады", когда "старого зверя новым зверем хотят изгнать и уничтожить, но новый зверь оказывается все тем же старым зверем, старым насилием"".

"Социализм останется демоническим и насильственным до тех пор, пока он не подчинится религиозному началу жизни [...] и не свяжет дела своего с подчинением воле сверхчеловеческой". Сама же по себе социалистическая революция вращается на поверхности, радикализм ее кажущийся, "определенный по критерию базарной суеты". "Новый" человек социалистического общества есть окончательный "буржуа". Социал-демократическая религия всех делает мещанами. Все это потому, что "социал-демократии чуждо соединяющее начало любви, мистическое притяжение частей мира". Под внешней соединенностью и организованностью социалистического общества всегда будет ощущаться мучительная насильственность соединения, соединения не из свободной любви, а из горькой необходимости.

Социализм обезличивает, и нельзя найти в нем истинного демократизма. "Демократизм в том, чтобы относиться к каждому человеку как к личности". Нельзя человека оценивать только по его пролетарству; "пролетарское положение часто бывает связано с очень дурными качествами личности. [...] Высоко оценивать людей, потому что они пролетарии, - это то же, что оценивать их на том основании, что они дворяне или богатые". Социализм считает возможным и должным для счастья нескольких сделать одного несчастным и даже уничтожить, но "ни одно поколение, ни один человек не есть только средство, хотя бы и для счастья всего грядущего человечества. [...] Да и не счастье мы должны осуществлять для кого-то, в какое-то будущее время, а правду, абсолютную правду. [...] Счастье приложится. [...] Правда же осуществляется не насилием, а рождением к новой жизни. Нужно причинять как можно меньше насилия и горя каждому живому существу, осуществлять правду ежесекундно. Этой религиозной истины не понимает ни религия государственности, жертвующая личностью во имя фикций, ни религия революционизма и социализма. [...] Если только жестокостью, зверством, кровавыми жертвами можно сохранить мир старый или уничтожить его и создать мир новый, то пусть лучше мир погибнет".

"Что такое социализм с государственной и правовой точки зрения, каковы будут границы власти в новом обществе, каково взаимоотношение личности и общества? На эти вопросы не дает ясного ответа сам социализм. Правда, "некоторые социалисты слабым голосом пытаются утверждать, что в будущем не будет государства, что насилия не будет, что все договоры будут свободно выполняться, но сами, кажется, плохо верят в этот наивный утопизм". Если иметь в виду радикальный социализм, то нужно сказать, что "грядущее экономическое общество будет принудительным и насильственным союзом людей, будет государством полновластным, неограниченным, обожествленным. Социалистическое государство будет основано на совершенном и окончательном народовластии. Это какая-то лжесообразность, в которой личность тонет и исчезает". Свобода совести, свобода слова, всякая иная свобода будет оцениваться по утилитарным соображениям общественной власти. Кесарево будет выше Божьего. Социализм в его социал-демократической форме есть государственный абсолютизм, и нет в нем гарантий против якобинского и демагогического деспотизма.

"О праве социалисты не любят говорить. [...] Но можно с уверенностью сказать, что социализм есть попытка [...] устранить окончательно гражданское право [...] и утвердить исключительно право государственное... В восточных деспотиях не было такой безграничной и сильной государственной власти, какая мыслится в государстве социалистическом, устранившем все формы гражданских прав личности. [...] Социал-демократический дух исторически и психологически унаследовал идею всемирной Римской империи - государственного чудовища с мечом кесаря, и все отдает он "кесарю", хотя называет уже это народовластием". Но объединение должно происходить не государственным насилием, а духом соборности, основанной на любви. "Вселенская Церковь нам грезится, а не вселенское государство, теократия, Царство Божие и на земле, а не царство кесаря и иной власти человеческой. [...] Гражданское право должно быть основано на [...] природе личности, взятой вне всякого рода. [...] Высшим и последним судилищем гражданского права, источником объективной его правды [...] может быть право церковное, право богочеловеческой соборности. Таким образом, социалистическое общество может стать не государственным, а гражданско-церковным, то есть теократическим. [...] Необходимо искать противоядия от безличных, отвлеченно-государственных, централистически властолюбивых тенденций социалистической религии. Это противоядие может быть только в идее вселенского религиозного общества, которое увенчает здание общественности личностей. [...] Лжерелигиозная социалистическая соборность есть форма родового порабощения личности, как бы обобщение всех порабощений и подчинение единой порабощающей точке. И это путь окончательного и последнего рабства.