Источник культуры коренится в культе (в той его части, которая называется аскетикой), а двузначность культуры проистекает от различия культов, различия аскетической практики. Поэтому критика культуры неизбежно связана с критикой аскетики. Там, где аскетика связана с природной сферой, с воображением, – с душевным планом, там и в сфере культуры наблюдается некий перекос в чувственную сторону. История обнаруживает борьбу двух тенденций: или аскеты, освобождаясь от страстей, являют красоту человека, нравственно формируют культуру, а через нее воздействуют и на мир; или мир, развращаясь от изобилия страстей, нравственно разлагает культуру, и через нее обмирщает лицо христианства, сужая его до языческих норм и идеалов. В этом и состоит двойственность культуры, опасность ее ответного воздействия на Церковь.

Само слово культура происходит от латинского слова cultus – возделывать. Адам получил от Бога заповедь: возделывать и хранить рай (Быт. 2,15), эту задачу он сохранил и после грехопадения, хотя она и была уже осложнена потерей внутренней целостности (целомудрия). Поэтому возделывание земли стало для человека тяжким трудовым бременем, а культура не только служением Богу, но и способом порабощения мира и миру. Если задача возделывания сохранена, то появление культуры неизбежно, – и вопрос отношения к культуре состоит только в том, каков будет ее характер: будет ли она творческим возделыванием (cultus) или нещадной эксплуатацией и паразитацией на природе, восхищением запретного плода, чем-то похожим на возделывание, но не являющимся им по существу (oсcultus) [13]. В конечном итоге, этот вопрос сводится к вопросу: каким образом христианство может повлиять на характер культуры?

Культура – это защитная система общественной жизни. Только та культура устойчива, которая привносит в общественную жизнь нравственные ценности, а нравственные ценности привносятся в общественную жизнь личностью. Нравственность – есть атрибут личности. Если культура таковых ценностей не имеет, то защитная система общества поражается, – и само общество быстро приходит в упадок. Можно находить в культуре, и совершенно справедливо, массу изъянов, можно, наконец, разрушать ее, но это все равно не лишает нас ее плодов, которыми мы все широко пользуемся. Поэтому нельзя на основании двойственности культуры отбросить ее целиком, нельзя также не быть благодарным тем, кто создавал в культуре непреходящие ценности. Святые отцы с почтением и благодарностью относились к языческим философам, трудами которых они воспользовались для выработки учения Церкви.

В культуре есть явление резонанса. Всякий культурный феномен вызывает определенный резонанс в душе человека и в обществе. Его сила и длительность зависят от того, на какую глубину души проникает его действие, а глубина проникновения зависит от глубины идеи произведения. Если идея соотнесена с бесконечностью и вечностью жизни, то она имеет и непреходящее значение в жизни общества и человека. Так высокая культура формирует и особую общественную атмосферу, в которой человеку легче обрести базовые ценности, ведущие его в вечную жизнь.

Культура органична – она развивается вместе с обновлением самого человека, но, лишаясь этой органичности, она может перерождаться в цивилизацию. В созидании культуры человек и сам созидается как личность. Культура не подавляет личностное начало в человеке, а, наоборот, взращивает его в нем. Она зарождается и созидается во взаимодействии личностей – и в этом смысле она есть отношение личностей. Цивилизация технологична, поэтому она размывает личностное начало в человеке. В цивилизации, подобно тому, как в огромной машине винтик является частью отлаженного механизма, человек становится функционером, – безличным исполнителем определенной функции. Поэтому в цивилизации всегда есть опасность безличного использования человека, ведь в этой огромной машине он только запчасть, которую всегда можно заменить. Здесь человек приносится в жертву общей прагматической пользе, точно также как это было в языческих религиях. Для культуры дорог любой человек, ибо культура созидается личностями – и личность есть также и цель культурного процесса.

Магия – это та же технология, потому что в ней все технологично: выполняй определенную инструкцию, пользуйся определенной методикой, – и получишь точно такой результат, на который рассчитываешь. Магия всегда связана с законом кармы, а не со свободой, ибо нельзя рассчитывать на определенный результат, если не действует закон. Но без свободы невозможно личностное становление, потому что нет личности без нравственного выбора, а нравственный выбор невозможен без свободы. В магическом освоении мира нет места личности. Поэтому магическая практика не может создавать культуру – она изначально создает технологическую цивилизацию. В такой цивилизации человек точно также приносится в жертву, причем иногда прямо (жертвоприношением). Поэтому так сходны между собой технологическая и магическая цивилизации. Но сходство не есть тождество. Поэтому сходство не означает того, что в культуре нет места технологии – она здесь служит личности, а в цивилизации личность служит технологии. Это лишь самые общие соображения по поводу культуры, без которых разговор о культуре невозможен вообще.

Мистика и духовность

Современный человек далек от духовности. Если ему процитировать Писание, например, строку из Апокалипсиса: «Я был в духе в день воскресный» (Откр. 1, 10), то он, скорее всего, переведет этот текст на язык привычных ему смыслов: «В воскресенье я был в хорошем настроении».

Такова степень нашей удаленности от жизни, ибо истинное приобщение к жизни возможно только в духе, а духовность это то, что получает человек не по рождению и не от природы, а от Бога через таинства. Кто не приобщен к таинству, от того скрыта тайна полноты жизни. Греческое слово μύστϊκος – означает скрытый, тайный, следовательно, мистик – это тот, кто знает об этом скрытом, тайном. О какой тайне идет речь? – несомненно, о тайне, через которую человек входит в вечную благодатную жизнь. Поэтому духовность благодатна, а откровение и боговедение – это тайна благодатности. Благодатным можно быть только через реальное, а не визуальное приобщение к тайне Вечной жизни, открывающейся в Таинствах. Человек, не приобщенный к тайне жизни, не может создавать подлинные культурные ценности – его творчество будет чисто человеческим, чисто рациональным и технологичным, но технология порождает лишь суррогаты бытия. Магия – это технология и она не ведает тайны жизни, она знает только тайну самой технологии. Вокруг тайны этой технологии и строится вся жизнь. Вокруг нее формируется и эзотерическое мировоззрение, и особая культура. Это культура иного духа, но она ближе современному человеку, ибо ему понятнее технология, чем пребывание в Духе.

Сегодня экраны телевизоров, полосы средств массовой информации заполнены сюжетами о мистике. На телевидении существует даже целый мистический канал. Это говорит о том, что к мистике существует ныне огромный интерес. Но это интерес к технологиям, а не к богообщению – в этих передачах много говорится, как общаться с духами, как вызывать покойников, как приобретать какие-нибудь необыкновенные качества, однако в них ни слова не говорится о молитве. А духовности без молитвы не существует – поэтому такая мистика далека от подлинной духовности и культуры, а главное свободы, ибо в подобном знании в виду его технологичности есть некая принудительность к вере. Технология исключает свободный выбор объекта любви, который возможен только в тайне веры, – а, стало быть, здесь не может быть и любви, ибо любовь рождается только в атмосфере свободы.

Подлинная культура всегда мистична, но она основана на приобщении к Богу, на боговедении. Собственно,подлинная мистика и есть боговедение, а не знание сатанинских и человеческих технологий. Но извращенная культура всегда пытается набросить некий мистический флёр на свое богоневедение, – пробует изобразить ведение, на самом деле не имея его. То, что она хочет иметь на себе этот знак качества, лишний раз свидетельствует о том, что подлинной духовности без боговедения не бывает. Христианская мистика является познанием Откровения Божия – боговедением. Христианское учение принципиально открыто для всех – в нем нет никакой тайны и элитарной эзотерики. Поэтому, для того чтобы отделить самочинную, диавольскую мистику от подлинной – следует разделить их и терминологически. Но вряд ли это возможно будет сделать явочным порядком, ведь терминмистика часто употребляется и в христианской литературе. Просим читателя иметь в виду эту содержательную двойственность в привычном термине, которую нетрудно будет различить по контексту изложения.

Сегодня у нас нет не только дерзновения пребывать в Духе, но нет и понимания необходимости этого. Пребывание в Духе для нас что-то далекое, недостижимое, что имеют только святые, но что недоступно нам грешным – и это несмотря на то, что те же святые утверждали, что именно в стяжании Духа заключается смысл христианской жизни. Боговедение, богоприобщенность и духовность нашей жизни являются необходимыми качествами христианской жизни. Бог таинственно открывается человеку и человек узнает Его опытно, а не виртуально, – он реально познает смысл своей жизни, через приобщение к ее полноте. Поэтому все разговоры о смысле жизни имеют лишь педагогический характер, но не мистический. Мистически смысл жизни человек усваивает только в таинственном общении с Богом. Мистически в данном случае – и означает богооткровенно. Бог приобщает человека к смыслам бытия, а не человек познает их собственными усилиями.

Обрести современному человеку утерянные смыслы, лежащие в основе всего бытия, можно только возвращением к религиозной жизни, посвящением в ее тайны, иначе говоря, к таинствам. В этом смысл мистического боговедения – и в этом выражается, главным образом, его влияние на духовность и на культуру.