Выслушав все советы, преподобный стал послушником у игумена и поселился вместе с прочими братьями. Сначала он был испытан в простейших послушаниях, как это заве­дено, затем был назначен петь в церкви во славу Бога, ибо в юности его обучили музыке. Он пел разумно, понимая смысл слов, при этом возвышал ум свой к Воспеваемому Богу и от умиления проливал обильные слезы. То же самое он испытывал и при чтении стихов Священного Писания. Молясь в исступлении, он удивлялся безграничному чело­веколюбию Бога, Который через Святаго Духа даровал нам, находящимся еще в теле, благодать разумений Священного Писания. Сердце преподобного светилось божественным ог­нем, а внутренности сгорали от обитавшей в нем Божествен­ной благодати, и хотя он и был вместе со всеми, но как бы находился один, в пустыне, и ничто не препятствовало ему в совершении умной молитвы: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя". Он произносил ее постоянно, ибо она возникала при каждой его мысли, что очень редко и трудно найти у подвижников. Но сей блаженный Максим за свою добродетель и благоговение к Пресвятой Богородице с детства был награжден даром молитвы. Пребывая в послушании монастырскому начальству и с ревностью исполняя все повеленное ему, он проводил жизнь так же, как и раньше, так же утесняя тело, как и во Влахернском храме. В Лавре у него не было ни кельи, и никакого уголка, где бы он мог отдохнуть телесно, а на трапезе он брал еду с воздержанием, чтобы только не умереть от голода. Вместо жилища у него были стасиди (особые деревянные кресла) в притворе церкви, где он всегда, по своему обычаю, подвизался во всенощном стоянии и бдении.

 Но подобно тому, как Синайская гора позвала Моисея, гора Кармил - Илию, а пустыня - Иоанна Крестителя, так позвал преподобного Максима цвет гор - Афон, чтобы пра­ведник расцвел здесь и принес плоды Святаго Духа. Од­нажды, в праздник Всех святых явилась ему Богородица, с Господом на руках, и сказала: "Следуй за Мной, верный Максим, и взойди на вершину Горы Афон, чтобы приять благодать Святаго Духа, как ты сам того желаешь". Это ви­дение повторилось три раза, после чего он оставил Великую Лавру и через семь дней поднялся на вершину Горы в суббо­ту, накануне Пятидесятницы. Там он провел ночь в бдении вместе с другими монахами, которые после Божественной литургии ушли. Божественный же Максим остался один и трое суток непрестанно молился умной молитвой Богу и Божией Матери. Кто может поведать об искушениях, ко­торым подвергал его враг, чтобы прогнать оттуда святого. Ему казалось, что гремит гром, сверкают молнии, сама Ве­ликая Гора Афон трясется, что на него сыплются камни. Все это в ту ночь происходило как бы призрачно, по наважде­нию бесовскому, чтобы напугать святого. Днем же слышались ужасные голоса, сильный шум, как бы от множества находившегося поблизости народа, появлялись страшные видом люди, которые со всех сторон Горы поднимались на вершину. Бросаясь на преподобного с копьями и пращами, они хотели сбросить его с вершины, потому что проклятые не хотели, чтобы он жил там. Божественный же Максим, имея в себе благодать Святаго Духа, нисколько не устра­шался и не придавал этим явлениям никакого значения, но предавался умной молитве и славил Бога и Богородицу, его Восприемницу и Покровительницу.

 И вот явилась ему в великой славе, окруженная множест­вом молодых архонтов, в образе царицы, Богородица, Кото­рая снова держала на руках Сына, Творца всей твари. Святой узнал Ее по исходившему от Владычицы нестерпимому Бо­жественному свету, который освещал все вокруг. Преподоб­ный понял, что это было не бесовское обольщение, но Божест­венное видение и подлинное явление Богородицы. Максим радостно произнес: "Радуйся, Обрадованная, Господь с То­бою". Затем он пал и поклонился Господу вместе с Госпожой Богородицей, принял благословение от Господа и услышал от Богородицы следующие слова: "Прими благодать на бе­сов, священный победитель, и поселись у подножия Горы Афон. Такова воля Сына Моего, чтобы ты поднялся на вы­соту добродетели и стал учителем и водителем для многих, которых спасешь". Для отдохновения телесного ему был дан небесный хлеб, ибо он уже много дней пребывал в посте. Как только подвижник положил хлеб в рот, его окружил Божест­венный свет, ниспосланный свыше, и он услышал Ангель­скую песнь, после чего Богородица вознеслась на Небеса. Божественный свет и благоухание все еще продолжали ос­таваться на вершине, и святой, находясь в исступлении, не хотел спускаться к подножию, чтобы не лишиться их.

 Спустя три дня Максим сошел с Горы, согласно повелению Богородицы, и пришел в Ее храм, называемый Панагия. Пробыв там несколько дней, он снова взошел на вершину Горы и стал лобызать то место, где в славе стояла Богородица. Он со слезами просил повторить видение, но наблюдал только свет и ненасытно обонял благоухание, весь исполнившись радости и веселья неизреченного. Преподобный еще трижды поднимался на вершину, однако Богородицы более не видел.

 Позже он отправился к храму Пророка Илии и, найдя там старца-отшельника, рассказал ему о своем видении на вершине Горы. Однако, старец подумал, что божественный Максим впал в прелесть, и видение это было бесовское. По­этому того, кто был светильником и учителем заблудших, он назвал прельщенным. С тех пор все уже стали называть Максима прельщенным и, отворачиваясь, прогоняли. Но этот на самом-то деле непрельстившийся светильник с ве­ликой радостью принял наименование "прельщенный", а не святой, и всегда притворялся прельщенным, а если говорил, то притворялся безумным, чтобы тем самым уничтожить человекоугодие и возношение, и принести плод смиренно­мудрия, которое сохраняет в человеке благодать Святаго Ду­ха. Поэтому преподобный не оставался на одном месте, как другие, но переходил с места на место. И куда бы он ни при­ходил, везде сооружал из веток небольшую каливу, чтобы внутрь нее помещалось его подвижническое тело, а через некоторое время сжигал каливу и уходил в другое место, где строил другую. Таковым было его вышечеловеческое нестя­жательство, ибо никогда не имел он ни мотыги, ни граблей, ни сумы, ни скамьи, ни стола, ни горшка, ни муки, ни соли, ни вина, ни хлеба, практически ничего из того, что необходимого человеку для жизни. Он почти как невещественный водил жизнь в пустынях и неприступных местах, сооружая небольшие каливы, которые через некоторое время сжигал. Поэтому преподобного и называли "скитальцем" и кавсокаливитом (тот, кто сжигает каливу), ибо люди не знали, что его покрыва­ла Божественная благодать, подавала прохладу надежда, и услаждала постоянная молитва. Кто может описать голод и жажду, чт0 претерпевал преподобный, как мог он перено­сить наготу, холод, стужу зимнюю и летний зной, не имея ни крыши над головой, ни второй одежды, ни обуви? Очень редко он уступал естественным потребностям, и приходил к какому-нибудь брату, чтобы вкусить немного хлеба с со­лью и выпить чуть-чуть вина. Можно утверждать, что имен­но о таких говорил Иисус Христос в Евангелии: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их» (Мф. 6: 26), ибо сей святой и был как птица небесная или, лучше сказать, обитал в той пустыне как бесплотный. Поистине приснопа­мятный Максим, по слову апостола Павла, распял «плоть со страстями и похотями» (Гал. 5: 24).

 Кто не подивится этой ангельской жизни, кто не изумит­ся, услышав о его сверхъестественных подвигах: его вели­ком терпении, всенощных стояниях, постоянных слезах, непрестанной молитве, покаянии, биении головой о камень, безмолвии, кротости, смирении? Он стал обителью Свята­го Духа, другим Петром Афонским, новым Афанасием Ве­ликим, жизни которых всеми силами старался подражать. Можно сказать, что он взял в пример начальников монашест­вующих: Павла Фивейского и Антония Великого, достигнув высоты их добродетелей. Поэтому и ум его, как и у тех, был восхищаем созерцаниями, и видел преподобный откровение тайн. Когда же обо всем этом узнали другие? А тогда, когда он познакомился и стал общаться с другими святыми старцами и великими подвижниками, которые и прежде восхищались божественным Максимом за его великие подвиги, но думали, что он обольстился, ибо так слышали о нем. Пообщавшись же с ним лично, они познали обитавшую в нем Божественную благодать, и перестали называть его "прельщенным" но "честным Максимом" и "светильником пресветлым".

 В это же время пришел на Святую Гору преподобный Гри­горий Синайский и поселился в скиту Магула. Его полюби­ли все святогорцы, а особенно исихасты, ибо он был дивным учителем безмолвия и умной молитвы и хорошо знал козни бесовские, что бывает очень редко. Всех исихастов обучили тайнам умной молитвы, а также способам распознания ис­тинной благодати и вражеской прелести. Некоторые из от­цов упомянули и о преподобном Максиме, рассказав о его вышеестественном житии и притворном безумии. Божест­венный Григорий удивился и пожелал увидеть Максима и побеседовать с ним. Он послал к священному Максиму сво­их учеников и пригласил прийти к нему. Но посланные не обнаружили его в каливе, и поискав в течение двух дней в окрестностях, тоже не нашли. Время было зимнее, и Мак­сим жил в пещерах, а не в лесу. Проведя в поисках много времени и измучившись от холода, посланные укрылись в келье святого Маманта. И вдруг к ним пришел, совершенно неожиданно, божественный Максим, которого они так долго искали, поздоровался со всеми по имени, и поведал о жела­нии преподобного Григория покинуть Святую Гору и уйти в Парорию. Посланные передали Максиму приглашение свое­го старца, преподобный сразу же тронулся вместе с ними в путь, воспевая по дороге: «Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя» (Пс. 120: 1). Когда они подошли к келье Григория, божественный Максим сказал: "Старец сейчас от­дыхает, потому что много трудился на молитве. Вы пойдите тоже немного отдохните, и я пойду на отдых". Сам же Мак­сим пошел в лес и стал молиться со слезами, воспевая: «Господи... буду я наблюдать за путями моими... от всех без­законий моих избавь меня» (Пс. 38: 1, 9). Когда он завершил псалом, его позвал божественный Григорий, и он тотчас же вошел в его келью. Они облобызались, после чего Григорий попросил всех выйти наружу, оставив одного богоносного Максима, желая узнать от него самого то, что слышал о нем от других раньше.

 И Максим отвечал:

 - Прости меня, отче, я человек заблудший.

 - Оставь это, и расскажи мне, ради Господа, о твоей доб­родетели, и просвети меня. Если же нет, хотя бы наставим друг друга в добродетели и получим взаимную пользу. Ибо я не такой, как другие, которые уловляют ближнего своими словами, но я люблю каждого, как самого себя.

 Тогда божественный Максим рассказал ему о себе все, от юности: о ревности по Богу, о бегстве из мира, о том, как был в послушании, о притворном безумии, о подвижнических трудах, о страшном видении Богородицы, о свете, который его тогда окружил и иногда окружает теперь, о бесовских ис­кушениях. Прервав его на слове, Григорий сказал:

 - Прошу тебя, скажи мне, честный отче, держишь ли ты умную молитву?

 И тот с улыбкой отвечал:

 - Не хочу скрывать от тебя, отче, то чудо Божией Мате­ри, что со мной произошло. С юности я имел сильную веру к Госпоже моей Богородице и со слезами просил Ее даровать мне благодать умной молитвы. В один из дней, по обычаю придя в Ее храм, я стал просить Ее с необычайной горячнос­тью в сердце. И когда с любовью лобызал святую Ее икону, то немедленно почувствовал в груди и сердце некую теплоту и огонь, вошедшие в меня из святой иконы. Этот огонь жег ме­ня и одновременно прохлаждал, давал сладость и вызывал в душе сильное умиление. С тех пор, отче, сердце мое само по себе произносит эту молитву, а ум услаждается воспомина­нием видения Иисуса моего и Богоматери, и всегда соединен с этим воспоминанием о Них. С той поры молитва эта ни на секунду не прекращалась в моем сердце. Прости меня.