- Ты, о человече Божий, когда жил в этом мире, выбрал бедность по собственному произволению и, по заповеди своего Учителя, не имел не только золота и серебра, но и меди. По этой причине ты отверг серебро Симона волхва и проклял его вместе с самим Симоном, который тебе его при­нес. И часто в поучениях своих ты осуждал золото и вместе с Учителем Твоим ублажал нищих, убеждая всех: Удобнее «верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (Мк.10: 25). И если кто-то из ве­рующих предлагал тебе золото или серебро, ты раздавал его нищим, вдовам и сиротам, для себя самого навсегда выбрав бедность, нищету, бич и розги, и все то, что ты испытал ради любви ко Иисусу Христу. Так все и было, пока ты был жив, а сейчас, когда ты мертв, то носишь обувь златую и одеж­ды, которые сияют от многоценных камней и жемчугов. Я же, который вчера и позавчера казался богаче других людей, ныне много страдаю от нищеты и голода. Приходя к бога­тым, я ищу утешения в своей бедности, но не нашлось ни одного, который бы посмотрел на меня с участием и услы­шал бы мою просьбу. Все отворачиваются от меня. Я отча­ялся получить помощь от людей, и поэтому пришел к свя­щенным твоим стопам и, как некогда божественный Мои­сей, говорю тебе: "Сними обувь твою с ног твоих» и дай мне, чтобы облекся я в одежду спасения" (Исх. 3: 5). Ты знаешь очень хорошо, божественный апостол, беды тех, кто терпит кораблекрушения. Так и я перевозил товары морем, и часто попадал в бури, и дважды подвергался опасности утонуть. Однажды, когда ты был вместе со своим Учителем Иисусом Христом, Который спал в лодке твоей, ты вместе с другими учениками испугался смерти, поэтому подбежал и разбудил Иисуса, чтобы Он спас вас. А в другой раз, когда ты бросился в море встретить своего Учителя, то чуть не утонул, если бы Иисус не опередил тебя и не подал руку помощи, избавив от смерти. Я же прошу у тебя сапожок не туне, а взаймы. Если ты мне отдашь его, то я куплю товары и ныне, уверен, удачно доплыву. И так я избавлюсь от бури нищеты, а ты получишь долг свой с процентами, потому что, с помощью Божией, вернувшись из поездки, я сделаю для тебя великолепную и намного более драгоценную обувь, твоя же нога, которая будет без обуви некоторое время, ни замерзнет, не попадет в нее шип, не запнется она о камень и не испачкается грязью. Место сие, в котором ты обретаешься, сверху имеет крышу, а снизу пол, покрытый блестящими плитками, тем более, что ты давно уже завершил земной путь и ничто не может заста­вить тебя отправиться в дорогу.

 Так говорил тот несчастный купец, а поскольку нужда за­ставляет такового быть более изобретательным, чем любого другого, купец нашел способ, как войти в святилище. "Ес­ли тебе угодно, о первоапостоле, я притворюсь, что смертно согрешил и пойду к Папе ложно исповедоваться в смертном грехе. Он, как я хорошо знаю, предпишет мне, согласно обы­чаю, обвязаться твоими веригами и обойти храм семь раз, а затем стучаться головой о двери твоего святилища. А даль­ше все уже будет зависеть от твоего человеколюбия и состра­дания - может быть, ты откроешь мне дверь, впустишь меня и согласишься на похищение священного твоего сапожка". Так, со слезами рассказывая апостолу о своих планах и го­рестях, купец уснул. Во сне ему явился апостол и одобрил его план. Купец пошел исповедовать притворный грех, по­лучил епитимию, связал себя веригами, обошел семь раз вокруг храма и начал стучаться лбом в двери святилища. А что же было после этого? «Кто изречет могущество» апо­стола, «возвестит все хвалы» его? (ср. Пс. 105: 2). Двери свя­тилища открылись сами по себе, и сам апостол позволил совершить кражу. Потому что как только открылись двери, вор был как бы приглашен самим божественным Петром войти внутрь (поистине, братья, у меня встают дыбом во­лосы при этом страшном повествовании). Тогда, говорю, апостол слегка протянул ногу и по собственной воле отдал купцу свой сапожок. Купец, с обувью под мышкой, вышел из святилища исполненный радости и благодарности к своему благодетелю.

 Знаю, что вы, читатели, удивляетесь странному этому чу­ду, да я бы и сам удивился крепости и силе вериг апостола, которые совершают такие чудеса, если бы не знал до этого, что одной тенью апостола Петра воскресали мертвецы. А то, что посредством вериг, которые соприкасались с телом Пет­ра и освятились, совершаются такие чудеса, это не так уж и странно. То, что чудеса совершались от тени, следовавшей за Петром, вот это было более странно. Но если то чудо совер­шилось, и в него уверовали, то несомненно благоразумные уверуют и в это чудо, и всегда будут почитать его.

 Итак, как я уже сказал, радуясь и благодаря апостола ку­пец вышел из святилища вместе с сапожком, а сила, прежде открывшая двери, теперь снова их закрыла. Ни римляне, ни даже сам Папа не узнали о краже, пока не пришел день, когда по обычаю отверзают святилище с мощами апостола для поклонения народа. Войдя внутрь, Папа увидел, что на одной ноге у апостола нет обуви. Он удивился и сильно опе­чалился из-за этого святотатства, ибо не мог понять как оно совершилось - двери были закрыты, а печати оказались не взломаны. Размыслив, что все произошло не без воли Бо­жией, потому что без воли апостола никто бы не посмел та­кое, Папа повелел сшить другой такой же сапожок для ноги апостола.

 А купец, выручив много денег от продажи обуви апостола, закупил много товара, продал его и стал необычайно богат, но вместо того, чтобы поспешить как можно скорее отдать заимодавцу долг и поблагодарить своего благодетеля, со­гласно обещанию (не знаю, может быть, развратилась его душа от большого богатства и ему стало жалко денег, или он услышал, что папа велел сшить другой сапожок), купец подумал, что излишне будет шить третий сапог, рассудив, что три сапога апостолу, у которого только две ноги, не нужны. Поэтому он не стал воздавать благодарностью за благо­деяние, поленившись, так сказать, оплатить свой долг. Но апостол Божий Петр не долго позволил ему пребывать в этом небрежении и лени. Он явился к нему ночью и напом­нил о долге, прося обещанного. После этого купец изготовил великолепный сапожок и отправился в Рим. После того, как он снова исповедался папе, его снова связали веригами, и он снова стучался в двери, которые вновь открылись. Купец вошел и тут случилось чудо. Апостол снова вытянул ногу, и купец, сняв изготовленный по повелению папы сапог, надел ему свой, новый. Сапог же папы он со страхом положил меж­ду ногами апостола, которые сами по себе были как живые, одна чуть приподнялась над другой, освободив место для третьего сапожка. Исполнив свое обещание, купец вышел в радости и веселии.

 Украшенные мощи апостола пребывали так долгое вре­мя, а затем, неизвестно, почему так устроил Бог – «ибо кто познал ум Господень? или кто был советником Ему?» (Рим. 11: 34), - целостность мощей нарушилась, и все отделилось: голова, хребет, предплечья, бедра, лопатки, пальцы - воз­можно для того, чтобы наказать народ Римский за его безза­коние, потому что они убрали из святилища трон, отменили прежние меры предосторожности, сняли украшения и са­пожки апостола, а мощи его положили в ковчег и поставили при дворе храма.

 Прошло много лет, и некий житель Константинополя вы­сокого звания, богобоязненный, лучший архонт синклита, придя по какой-то необходимости в Рим, сподобился покло­ниться мощам апостола, и из любви к родине и Богу замыс­лил совершить дело дерзкое и опасное. Он захотел похитить мощи и перевезти их в Константинополь. Возможно, у него и получилось бы задуманное, если бы он поступил как тот купец, сначала сообщив апостолу о своем намерении и ис­просив у него разрешения. Но этот архонт приступил к делу с бесстыдством. Похитив мощи, он положил их в чистый но­вый мешок, и отправился на муле в Константинополь. Что же сделал божественный Петр на этот раз? Уж не знаю, по­тому ли, что не хотел, чтобы его мощи были в Константино­поле, поскольку похищение прошло без его разрешения, по­тому ли, что хотел навсегда остаться стражем и спасителем Рима, но ночью он явился во сне Папе Римскому и рассказал обо всем: сообщил о краже мощей, назвал имя похитителя и сказал, что он направляется в Константинополь. Весьма смутившись от этого сна, Папа тотчас же собрал множество конников и воинов и отправил их в погоню за вором. Вскоре они догнали вора и вернули мощи апостола в Рим. Архон­та с позором бичевали и связанным привели к Папе. Узнав, что архонт знатного рода, имеет высокую должность, а мо­щи похитил из любви к Богу и апостолу, Папа повелел его развязать и стал говорить с ним кротко, как духовный отец, направляя свои усилия к миру. Мощи апостола надежно по­ложили под Святой Престол, а архонту вместо мощей Папа даровал честные вериги апостола Петра для того, чтобы, с одной стороны, подарком уменьшить сильную печаль ар­хонта из-за причиненного ему бесчестья, а с другой стороны, утешить в любви, которую архонт имел к апостолу. Вот та­ким образом и были перенесены к нам честные вериги - душ некрадомое сокровище, источник неистощимый исцелений, река чудес приснотекущая и дар благочестивым - лучший и драгоценнейший всякого другого дара. Для города Кон­стантинополя вериги являются путами, удерживающими и укрепляющими, которые со всех сторон сжимают и охраня­ют его, для иноплеменных - цепью для удушения, которая угнетает и покоряет их, а для наших душ - цепью, возводя­щей на Небо, которая соединяет нас с божественным Петром и со Спасителем Христом.

И град сей сохрани и удержи всеобъемлющими веригами мира, благо­честивым царям нашим буди споборник и помощник, став для них камнем твердым и пригодным ко отгнанию врагов; иноплеменным будь камнем соблазна и претыкания. Молим тебя, тому благочестивому христианину, который подвиг меня на написание сего слова, щедро воздай за пламенную любовь, которую имеет к тебе, а меня с благосклонностью прими за то, что я, по немощи языка моего, а не от хладности мысли не восхвалил по достоинству преестественные твои величия, но скуден был в том, что подобает тебе. И здесь, в нынешней жизни, молим тебя, исправь грехи мира, исцели немощных телом, а в другой жизни положи груз твоих хода­тайств на правую чашу весов, умилостивляя для нас Судию и Бога нашего, Которому подобает слава во веки. Аминь.

Мученичество святого мученика Георгия, пострадавшего в Новом Ефесе в 1801 году

 Благословен Бог! Сколько бы враги не восставали с ярос­тью на христианство, столько же Восток ясно проповедует и возвеличивает подвигами Истинного Бога, Спасителя мира и Судию всех, Господа нашего Иисуса Христа. Наряду с тем, что вы, братия мои христиане, прочли в прежде изданном мартирологе, мы добавляем здесь, в Новом Эклогионе, по­вести и об этих новых подвижниках Христовых, чтобы ваша любовь не была лишена пользы от чтения их житий.

 Итак, сообщаем вам, что в 1801 году, в Новом Ефесе, обык­новенно называемом Кусантаси, пострадал за Христа новомученик Георгий. Пострадал же он следующим образом. Был Георгий уроженцем этого города, а отца его звали Ни­колай Ланхус. Было Георгию сорок два года, у него была за­конная жена и дети. Однако жил он во грехе, распутстве и пьянстве. В июле 1798 года без принуждения или побужде­ния извне, но от помрачения пьянства он приехал на Крит и в присутствии многих отрекся (о горе!) от веры во Христа. Но прежде чем пройти обряд обрезания, он протрезвел и, силь­но опечалившись, выбрал время и переправился на лежа­щий напротив остров Самос. В те дни на Крите, по разреше­нию султана, строилась христианская церковь. Противники христианской веры решили из зависти ее разрушить. Они убедили всех, что христиане убили Георгия за то, что тот от­рекся от веры, а тело спрятали под фундаментом церкви. По этой причине вокруг церкви собралось великое множество иноплеменных, которые хотели разрушить фундамент и из­влечь тело. Увидев в какое возбуждение пришла толпа, и что могут быть убиты церковные сторожа и другие христиане, а церковь разрушена, христиане послали своих старейшин к судье и в присутствии местных властей заверили всех, что человек тот находится на Самосе, и предложили послать ту­да людей, чтобы самим убедиться. Так и сделали. Были пос­ланы люди, которые нашли Георгия и бросили закованным в железо в темницу. Наконец, через три дня он прошел об­ряд обрезания и его определили служкой в мечеть. Но если Георгий изменил веру, то пьянству изменить не смог, и на­столько предался ему, что чуть не обратил мечеть в таверну.

 Прослужил он в мечети десять месяцев, а потом ушел оттуда и жил то на Самосе, а то на Патмосе в покаянии и исповедании своего беззакония. Первого марта 1801 года он вернулся на родину, но не распутником и пьяницей, а воз­держным и грустным, в сильном сокрушении и со многими слезами. Он часто просил прощения у всех знакомых и дру­зей и, казалось, только и готовился, чтобы совершить вели­кий подвиг. Причем подготавливался к нему с большим умом. Прежде чем открыто заявить о своем намерении, он поза­ботился переправить детей в безопасное место, а за три дня до события пошел туда, где был повешен на тутовом дере­ве мученик Полидор и внимательно смотрел на это дерево. Прежде своего отречения Георгий имел друга-христианина, своего соотечественника, который потом стал избегать его. В тот день, когда Георгий собрался предстать перед иновер­ными, они встретились в кофейне, и тот христианин, уви­дев, что ноги Георгия опухли и изранены, со сдавленным сердцем спросил, что у него с ногами. Тот отвечал, что это от болезни. "Что это за болезнь, если она только на ногах, а на остальном теле ничего нет?", - спросил христианин. Тог­да Георгий рассказал ему правду, что, находясь на Самосе, пришел к тамошнему правителю и исповедал себя христиа­нином, тот же приказал его растянуть и дать тысячу ударов по ногам, после чего бросил в темницу. Потом пришли ста­росты общин Самоса и с помощью денег убедили правителя вывести его из темницы и прогнать. Так что до того, как этот мужественный предстал в Ефесе, он имел на теле уже до­статочно знаков мученичества. Притупив каким-то обра­зом боль от невыносимого избиения, вернувшись на родину, чтобы войти в совершенный подвиг, Георгий решил принять желанный конец за Христа своего Спасителя.

 Итак, чтобы дать повод, Георгий попытался подраться с владельцем кофейни, положив, таким образом, доброе нача­ло. Но увидев, что у него не получается задуманное, он отка­зался от такого долгого способа и третьего апреля, в среду, в три часа дня, пришел и предстал перед судьей. Судья спросил его:

 - Чего ты хочешь?