Старец. Это — опять естественное последствие под­вига. Если пред взорами нашими находятся два пред­мета и один из них мы рассматриваем со всевозмож­ным вниманием и непрестанно, а на другой не обра­щаем никакого внимания, то о первом получаем ясное, подробное, определенное понятие, а по отношению ко второму остаемся при понятии самом поверхностном. У делателя евангельских заповедей взоры ума постоян­но устремлены на свою греховность; с исповеданием ее Богу и плачем он заботится об открытии в себе но­вых язв и пятен. Открывая их при помощи Божией, он стремится еще к новым открытиям, влекомый желани­ем Богоприятной чистоты. На согрешения ближних он не смотрит. Если по какому-либо случаю придется ему взглянуть на согрешение ближнего, то взгляд его быва­ет самым поверхностным и мимоходным, как обыкно­венно у людей, занятых чем-либо особенным. Из само­го жительства его вытекает естественно и логически признание себя грешником из грешников. Этого уст­роения требуют от нас святые отцы (преподобный Нил Сорский. Слово 5, Помысл гордостный). Без такого са­мовоззрения святые отцы признают самый молитвен­ный подвиг неправильным. Брат сказал преподобному Сисою Великому: «Вижу, что во мне пребывает непре­станная память Божия». Преподобный отвечал: «Это не велико, что мысль твоя при Боге: велико увидеть себя ниже всей твари» (Алфавитный Патерик). Основание молитвы — глубочайшее смирение. Молитва есть вопль и плач смирения. При недостатке смирения молитвенный подвиг делается удобопреклоненным к самообольщению и к бесовской прелести.

Ученик. Вопросом о том, каким образом при преус­пеянии в добродетелях можно преуспевать в смире­нии, я отклонил тебя от порядка в поведании.

Старец. Возвращаюсь к нему. В упомянутом поуче­нии преподобного аввы Дорофея приведено изречение некоторого святого старца, что «путь смирения — телесные труды в разуме». Это наставление очень важно для братии, занимающихся различными послушаниями монастырскими, из которых одни бывают тяжелы для тела, а другие сопряжены с подвигом душевным. Что значит трудиться в разуме? Значит — нести труд мона­стырский, как наказание за свою греховность, в надеж­де получения прощения от Бога. Что значит «трудить­ся безрассудно»? — Трудиться с плотским разгорячени­ем, с тщеславием, с хвастовством, с уничижением других братий, не могущих нести такого труда по не­мощи или неспособности, даже по лености. В послед­нем случае труд, как бы он ни был усилен, долговре­мен, полезен для обители в вещественном отношении, не только бесполезен для души, но и вреден, как на­полняющий ее самомнением, при котором нет места в душе ни для какой добродетели. Пример труда в разуме, возведшего делателя на высоту христианского совер­шенства низведением в глубину смирения, видим в под­виге блаженного Исидора Александрийского. Он был одним из сановников Александрии. Призванный мило­сердием Божиим к монашеской жизни, Исидор всту­пил в иноческое общежитие, бывшее невдалеке от Александрии, и предал себя в безусловное повиновение игумену обители, мужу, исполненному Святаго Духа. Игумен, усмотрев, что от высоты сана образовался в Исидоре нрав надменный и жесткий, вознамерился подействовать против душевного недуга возложением послушания трудного не столько для тела, сколько для больного сердца. Исидор, вступая в общежитие, объя­вил игумену, что он предает себя ему, как отдается же­лезо в руки ковача. Игумен велел ему встать и постоян­но стоять при вратах обители с тем, чтоб он каждому входящему и исходящему поклонялся в ноги и говорил: «Помолись о мне: я одержим бесом». Исидор оказал повиновение игумену как бы Ангел Богу. Пробыв семь лет в этом послушании и предузнав свою кончину из Божественного откровения, Исидор скончался радост­но. О состоянии души своей во время подвига он испо­ведал святому Иоанну Лествичнику так: «Вначале я по­мышлял, что продал себя для искупления грехов моих, и потому с величайшею горестью, принуждением себя, как бы с пролитием крови, я полагал поклоны. По про­шествии года сердце мое престало уже чувствовать пе­чаль, ожидая награды за терпение от Самого Бога. По прошествии еще одного года я, от сознания сердца, вме­нил себя недостойным и пребывания в обители, и ли­цезрения отцов, и беседы с ними, и встречи с ними, и причащения святых Таин: но, опустив глаза вниз, а об­раз мыслей еще ниже, уже искренно умолял о молитве входящих и исходящих» (Лествица, Слово 4, гл. 23,24). Вот телесный труд и послу­шание, проходимые в разуме! Вот плод их! Одна сми­ренная мысль передавала блаженного делателя другой, более глубокой, как бы воспитывая его, доколе он не вступил в обильнейшее, таинственное ощущение смире­ния. Этим святым ощущением отворено святому Исидо­ру небо, как одушевленному храму Божию. «Смирение делает человека селением Божиим», — сказал Великий Варсонофий (Ответ 210).

Преподобный авва Дорофей в начале своего поуче­ния о смирении полагает, как бы краеугольный камень в основание здания, следующее изречение одного из святых старцев: «Прежде всего нужно нам смиренномудрие, и мы должны быть готовы против каждого сло­ва, которое услышим, сказать прости: потому что сми­ренномудрием сокрушаются все стрелы врага и сопро­тивника» (Поучение 2). В отвержении оправдания, в обвинении себя и в прошении прощения при всех тех случаях, при которых в обыкновенной мирской жизни прибегают к оправданиям и умножают их, заключается великая та­инственная купля святого смирения. Ее держались и ее завещавают все святые отцы. Это делание странно при поверхностном взгляде на него, но самый опыт не замедлит доказать, что оно исполнено душевной пользы и истекает из Само-Истины, Христа. Господь наш отверг оправдания, не употребив их пред человеками, хотя и мог явить пред ними во всем величии Свою Божествен­ную правду, а фарисеям сказал: Вы есте оправдающе себе пред человеки, Бог же весть сердца ваша: яко еже есть в человецех высоко, мерзость есть пред Богом (Лк.16:15). Се отрок Мой, возве­щает о Господе пророк Ветхого Завета, Его же изволих: возлюбленный Мой, Нань же благоволи душа Моя: положу Дух Мой на Нем, и суд языком возвестит: не преречет, ни возопи­ет, ниже услышит кто на распутиих гласа Его (Мф.12:18,19; Ис.42:1,2). Христос пострада по нас, свидетельствует апостол Нового Завета о точном исполнении пророчества, нам оставль образ, да последуем стопам Его, Иже укоряемь противу не укоряше, стражда не прещаше: предаяше же Судящему праведно (1Пет.2:21,23). Итак, если мы, повинные в бесчисленных грехах, при­шли в монастырь, чтоб претерпеть распятие за грехи наши одесную Спасителя нашего, то признаем благовре­менно всякую скорбь, какая бы ни встретилась с нами, праведным воздаянием за грехи наши и справедли­вым наказанием за них. При таком настроении проше­ние прощения при всяком представившемся случае будет действием правильным, логичным. «Словооправда­ние не принадлежит к жительству христианскому», — сказал святой Исаак Сирский (Слово 89). Преподобный Пимен Великий говаривал: «Мы впадаем во многие искуше­ния, потому что не сохраняем чина, подобающего име­ни нашему. Не видим ли, что жена хананейская приня­ла данное ей название, и Спаситель утешил ее (Мф.15:27 и след.). Так­же Авигея сказала Давиду: во мне неправда моя (1Цар.25:24), и Давид, услышав это, возлюбил ее. Авигея есть образ души, а Давид — Бога: если душа обвинит себя пред Господом, Господь возлюбит ее». — Великого спросили: что значит высокое (Лк.16:15). Он отвечал: «Оправдания. Не оправдывай себя, и обретешь покой» (Алфавитный Патерик). Неоправдываю­щий себя руководствуется смиренномудрием, а оправ­дывающий — высокомудрием. Патриарх Александрий­ский Феофил посетил однажды Нитрийскую гору. Гора та была местопребыванием многочисленного иночес­кого общества, проводившего жительство безмолвни­ков. Авва горы был муж великой святости. Архиепис­коп спросил его: что, отец, по твоему мнению всего важнее на пути монашества? Авва отвечал: «Постоян­ное обвинение и осуждение самого себя». Архиепископ на это сказал: «Так! Нет иного пути, кроме этого» (Достопямятные сказания и Алфавитный Патерик).

Заключу мое убогое учение о смирении прекрасным учением преподобного Иоанна Пророка об этой добро­детели. «Смирение состоит в том, чтоб ни в каком слу­чае не почитать себя за нечто, во всем отсекать свою волю, повиноваться всем, без смущения переносить то, что постигнет нас отвне. Таково истинное смирение, в котором не находит места тщеславие. Смиренномудрый не должен выказывать свое смирение смиреннословием: но довольно для него говорить прости меня, или помо­лись о мне. Не должно также самому вызываться на ис­полнение низких дел. Это, как и первое (то есть сми­реннословие), ведет к тщеславию, препятствует преус­пеянию и более делает вреда, нежели пользы, но когда повелят что, не противоречить, а исполнить с послуша­нием, — это приводит в преуспеяние» (преподобные Варсонофия и Иоанна ответ 275).

Ученик. Неужели употребление смиренных слов, называемое смиреннословием, душевредно? Кажется, оно очень приличествует монаху и очень назидает мир­ских людей, которые приходят в умиление, слыша сми­реннословие монаха.

Старец. Господь сказал: Кая польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит (Мф.16:26). Зло никак не может быть причиною добра. Лицемерство и челове­коугодие не могут быть причиною назидания: они мо­гут понравиться миру, потому что они всегда нрави­лись ему; они могут вызвать похвалу мира, потому что они всегда вызывали ее; могут привлечь любовь и до­веренность мира, потому что они всегда привлекали их. Мир любит свое; им восхваляются те, в которых он слышит свой дух (см. Ин.15:18-20). Одобрение миром смиренно­словия уже служит осуждением ему. Господь заповедал совершать все добродетели втайне (см. Мф.16), а смиренносло­вие есть вынаружение смирения напоказ человекам. Оно — притворство, обман, во-первых, себя, потом — других: потому что утаение своих добродетелей состав­ляет одно из свойств смирения, а смиреннословием и смиреннообразием это-то утаение и уничтожается. «Находясь между братиею твоею, — говорит святой Иоанн Лествичник, — наблюдай за собою, чтоб тебе никак не выказаться в чем-нибудь праведнее их. В про­тивном случае сделаешь двойное зло: братий уязвишь твоим лицемерством и притворством, в себе же непре­менно произведешь высокомудрие. Будь тщалив в душе, никак не выказывая этого телесно, ни видимо, ни сло­вом, ни намеком» (Слово 4, гл.82,83). Сколько полезно укорять себя и обвинять в греховности пред Богом, в тайне душевной клети, столько вредно делать это пред людьми. В про­тивном случае мы будем возбуждать в себе обольстительное мнение, что мы смиренны, и преподавать о себе такое понятие слепотствующим мирянам. Некоторый инок сказывал мне, что он, в новоначалии своем старался упражняться в смиреннословии, полагая в нем, по неведению своему, что-то особенно важное. Однажды он смиреннословил, и так удачно, что слы­шавшие, вместо того, чтоб признать слова его ложью, а его смиренным — в чем и заключается всегда цель

смиреннословия — согласились, что он говорит прав­ду, тогда он огорчился и пришел в негодование. Пред людьми должно вести себя осторожно и благоговейно, но просто, молчанием отвечая на похвалы, им же на порицания, кроме тех случаев, когда прошение проще­ния и при нужде умеренное объяснение могут успоко­ить и примирить к нам порицающего. Преуспевшие в монашеской жизни стяжавают особенную свободу и простоту сердца, которые не могут не вынаруживаться в их обращении с ближними. Они не нравятся миру! Он признает их гордыми, как весьма справедливо заме­чает святой Симеон Новый Богослов (Добротолюбие, ч.1, гл.70,71,72). Мир ищет лес­ти, а в них видит искренность, которая ему не нужна, встречает обличение, которое ему ненавистно. В бытностью мою в одном большом городе приезжал туда по монастырским нуждам старец, весьма преуспевший в духовной жизни, с новоначальным учеником своим. Не­которые благочестивые миряне пожелали видеть стар­ца. Он не понравился им. Им очень понравился ученик, который, входя в богатые и знатные домы, поражался земным величием и всем воздавал низкие поклоны. «Ка­кой он смиренный!» — говорили миряне с особенным удовольствием, порожденным в них поклонами. Старец провел жизнь свою в плаче о греховности своей; признавал величайшим счастьем человека — открытие в себе греховности, и с искренней любовью, с состраданием к бедному человечеству, равно бедному и в пала­тах, и в хижинах, с простотою сердца, с необыкновен­ною проницательностью, доставляемою такою же чистотою ума, желал поделиться духовными сокровищами с ближними, вопрошавшими его о спасении: этим воз­будил против себя неудовольствие.

Ученик. Какое различие между смиренномудрием и смирением?

Старец. Смиренномудрие есть образ мыслей, заим­ствованный всецело из Евангелия, от Христа. Смирение есть сердечное чувство, есть залог сердечный, соответствующий смиренномудрию. Сначала должно приобу­чаться к смиренномудрию; по мере упражнения в сми­ренномудрии душа приобретает смирение: потому что состояние сердца всегда зависит от мыслей, усвоив­шихся уму. Когда же делание человека осенится Боже­ственной благодатью, тогда смиренномудрие и смире­ние в изобилии начнут рождать и усугублять друг дру­га, при споспешестве споспешника молитвы — плача.

Ученик. Объясни опытами, каким образом от сми­ренномудрия рождается смирение, и обратно?

Старец. У меня был коротко знакомый инок, под­вергавшийся непрестанно различным скорбям, кото­рыми, как он говорил, Богу благоугодно было для него заменить духовного старца. Несмотря на постоянные скорби, я видел инока почти всегда спокойным, часто радостным. Он занимался Словом Божиим и умною молитвою. Я просил его открыть мне для пользы души моей, в чем он почерпал для себя утешение? Он отве­чал: утешением моим я обязан милости Божией и пи­саниям святых отцов, к которым дана мне любовь с детства моего. При нашествии скорбей иногда я повто­ряю слова разбойника, исповедовавшего с креста своего праведность суда Божия в суде человеческом и этим исповеданием вошедшего в познание Спасителя. Гово­рю: Достойная по делом моим приемлю: помяни мя, Госпо­ди, во Царствии Твоем (Лк.21:41,42). С этими словами изливаются мир и спокойствие в сердце. В другое время противопоставлял я помыслам печали и смущения слова Спа­сителя: Иже не приимет креста своего и в след Мене грядет, несть Мене достоин (Мф.10:38); тогда смущение и печаль заменя­лись миром и радостью. Прочие подобные изречения Священного Писания и святых отцов производят такое же действие. Повторяемые слова Слава Богу за все или да будет воля Божия со всею удовлетворительностью действует против очень сложной скорби. Странное дело! Иногда от сильного действия скорби потеряет­ся вся сила души; душа как бы оглохнет, утратит спо­собность чувствовать что-либо: в это время начну вслух, насильно и машинально, одним языком, произ­носить Слава Богу, и душа, услышав славословие Бога, на это славословие как бы начинает мало-помалу ожи­вать, потом ободрится, успокоится и утешится. Тем, которым попускаются скорби, невозможно б было ус­тоять в них, если б не поддерживала их тайно помощь и благодать Божия. Опять: без скорби человек не спо­собен к тому таинственному, вместе существенному утешению, которое дается ему соразмерно его скор­би, как и псалмопевец сказал: По множеству болезней моих в сердце моем, утешения Твоя возвеселиша душу мою (Пс.93:19). Однажды устроен был против меня опасный ков. Уз­нав о нем и не имея никаких средств к отвращению его, я ощутил печаль до изнеможения. Прихожу в свою келью и, едва произнес вспомнившиеся мне сло­ва Спасителя: Да не смущается сердце ваше: веруйте в Бога, и в Мя веруйте (Ин.14:1), как печаль исчезла; вместо ее объяла меня неизъяснимая радость: я должен был лечь на постель и весь день был как упоенный, а в уме повторялись слова, изливая утешение в душу:в Бога веруйте и в Мя веруйте. Причина сердечного смущения — неверие; причина сердечного спокойствия, сердечного благодатного мира — вера. При обильном действии веры все существо человека погружается в духовное утешительнейшее наслаждение священным ми-ром Христовым, как бы пропитывается и переполняет­ся этим ощущением. Упоенное им, оно делается нечув­ствительным к стрелам смущения. Справедливо сказали отцы, что «вера есть смирение» (Варсонофия и Иоанна ответ 579), что «веровать — значит пребывать в смирении и благости» (изречение святого Пимена Великого; Скитский Патерик). Такое понятие о вере и смирении доставляется святыми опы­тами правильной монашеской жизни.

В иное время попускается скорби томить душу в течение продолжительного времени. Однажды от вне­запной скорби я почувствовал как бы нервный удар в сердце и три месяца пробыл безвыходно в келье, по­трясаемый нервною лихорадкою. «Бог творит присно с нами великая же и неисследованная, славная же и ужасная» (Шестая утренняя молитва). Нам надо понять, что мы — создания Его, находящиеся в полной Его власти, а потому в совер­шенной покорности, «сами себе, друг друга и весь жи­вот наш Христу Богу предадим» (последнее прошение на великой ектении). — Не остановлюсь поведать тебе и следующий замечательный случай, не­сколько объясняющий действие смирения прямо из сердца, без предварительной мысли смиренномудрия. Однажды я был подвергнут наказанию и бесчестию. Когда меня подвергли ему, внезапно ощутил я жар во всем теле моем и при нем какую-то необъяснимую сло­вами мертвость, после чего вдруг запылало из сердца желание получить всенародное посрамление и зауше­ние от палача на площади за грехи мои. При этом вы­ступил румянец на лице; несказанная радость и сла­дость объяли всего; от них я пребывал в течение двух недель в восторге, как бы вне себя. Тогда я понял с яс­ностью и точностью, что святое смирение в мучени­ках, в соединении с Божественною любовью, не могло насытиться никакими казнями. Мученики принимали лютые казни, как дары, как прохладное питие, утоляв­шее возгоревшуюся в них жажду смирения [106] . Смирение есть неизъяснимая благодать Божия, непостижимо постигаемая одним духовным ощущением души.

Ученик. Ты обещал мне объяснить, каким образом изработывается смирение молитвою?