Написанное каждым святым писателем написано из его благодатного устроения и из его деятельности, со­ответственно его устроению и его деятельности. На это должно обратить особенное внимание. Не будем увле­каться и восхищаться книгою, написанною как бы ог­нем, поведающею о высоких деланиях и состояниях, нам несвойственных. Чтение ее, разгорячив воображе­ние, может повредить нам, сообщив познание и жела­ние подвигов, для нас безвременных и невозможных. Обратимся к книге отца, по умеренности своего преус­пеяния наиболее близкого к нашему состоянию. При таком взгляде на отеческие книги, в первоначальное чтение инока, желающего ознакомиться с внутренним молитвенным подвигом, можно предложить наставле­ния Серафима Саровского, сочинения Паисия Нямец­кого и друга его, схимонаха Василия. Святость этих лиц и правильность их учения — несомненны. После изуче­ния этих писаний можно обратиться к книге преподоб­ного Нила Сорского. Мала эта книга по наружности, но духовный объем ее необыкновенной величины. Трудно найти вопрос о умном делании, который не был бы раз­решен в ней. Все изложено с необыкновенною просто­тою, ясностью и удовлетворительностью. Так изложен и способ упражнения молитвою Иисусовою. Впрочем как способ, так и вся книга предназначены для иноков уже способных к безмолвию.

Преподобный Нил завещавает молчать мыслью, не только не допуская помышлять себе о чем-либо грехов­ном и суетном, но и о полезном, по-видимому, и о духов­ном. Вместо всякой мысли он повелевает непрестанно взирать в глубину сердца и говорить: Господи Иисусе Хри­сте, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Молиться можно и стоя, и сидя, и лежа; крепкие по здоровью и силам мо­лятся стоя и сидя, немощные могут молиться и лежа, потому что в этой молитве господствует не подвиг тела, а подвиг духа. Должно давать телу такое положение, ко­торое бы предоставляло духу всю свободу к свойствен­ному ему действию. Помнить надо, что здесь говорится о делании иноков, которые достаточным телесным под­вигом привели в должный порядок свои телесные влечения и по причине преуспеяния своего перешли от те­лесного подвига к душевному. Преподобный Нил пове­левает затворять ум в сердце и приудерживать по воз­можности дыхание, чтоб не часто дышать. Это значит: надо дышать очень тихо. Вообще все движения крови должно удерживать и содержать душу и тело в спокой­ном положении, в положении тишины, благоговения и страха Божия. Без этого духовное действие появиться в нас не может: оно появляется тогда, когда утихнут все кровяные движения и порывы. Опыт скоро научит, что удерживание дыхания, то есть нечастое и негрубое про­изводство дыхания, очень способствует к приведению себя в состояние тишины и к собранию ума от скита­ния. «Много добродетельных деланий, — говорит святой Нил, — но все они — частные: сердечная же молит­ва — источник всех благ; она напаяет душу, как сады. Это делание, состоящее в блюдении ума в сердце, вне вся­ких помыслов, для не обучившихся ему крайне трудно; трудно оно не только для новоначальных, но и для дол­го трудившихся делателей, которые еще не прияли и не удержали внутри сердца молитвенной сладости от действия благодати. Из опыта известно, что для не­мощных это делание представляется очень тяжким и неудобным. Когда же кто приобретет благодать, тогда молится без труда и с любовью, будучи утешаем благо­датию. Когда придет действие молитвы, тогда оно при­влекает ум к себе, веселит и освобождает от паре­ния» (Слово 2). Чтоб приучиться к способу, предлагаемому пре­подобным Нилом Сорским, очень хорошо присоеди­нять его к способу святого Иоанна Лествичника, молясь очень неспешно. В преподавании своего способа препо­добный Нил ссылается на многих отцов Восточной и Вселенской Церкви, преимущественно же на преподоб­ного Григория Синаита.

Писания преподобного Григория Синаита, имея полное духовное достоинство, уже не так доступны и ясны, как писания преподобного Нила Сорского. При­чина тому образ изложения, понятия того времени о разных предметах, для нас чуждые, особенно же духов­ное преуспеяние как лица, написавшего книгу, так и того лица, для которого написана книга. Способ моления, предлагаемый Синаитом, почти тот же, какой предложен и Нилом, заимствовавшим учение молитвы как из чтения и учения книги Синаита, так и из устных бесед с учениками Синаита при посещении Востока. «В заутрии сей, — говорит преподобный Григорий, ссылаясь на пре­мудрого Соломона, — семя твое, то есть молитвы, и в ве­чер да не оставляет рука твоя, чтоб всегдашность молит­вы, прерываемая расстояниями, не лишалась того часа, в который могла бы быть услышана: яко не веси, кое про­изыдет, сие или оно (Еккл.11:6). С утра, сев на стулец высотою в пядь, низведи ум от головы в сердце, и держи его в нем, наклонившись болезненно, и, очень болезнуя грудью, плечами и шеею, непрестанно взывай умом или душою: Господи Иисусе Христе, помилуй мя. Удерживай несколько и дыхание, чтоб не дышать неосторожно» (О безмолвии в 15 главах, гл. 2 и 3). Относи­тельно учения о том, что должно приудерживать дыха­ние, Синаит ссылается на преподобных Исаию Отшель­ника, Иоанна Лествичника и Симеона Нового Богосло­ва. «Если хотим безошибочно найти истину и познать ее, — говорит Синаит, — то постараемся иметь един­ственно сердечное действие, вполне безвидное, никак не допуская свободы воображению, не позволяя мечтанию изобразить вид какого-либо святого или свет: потому что обычно прелести, особливо в начале подвига, прельщают ум неискусных такими ложными мечтания­ми. Потщимся иметь в сердце действующим одно дей­ствие молитвы, согревающее и веселящее ум, распаляю­щее душу к неизреченной любви Божией и человечес­кой. Тогда от молитвы является значительное смирение и сокрушение, потому что молитва в новоначальных есть приснодвижимое умное действие Святаго Духа. Дей­ствие это в начале подобно огню, прозябающему из сер­дца, в конце же подобно свету благоухающему» [116] . Под именем новоначальных здесь разумеются новоначаль­ные в безмолвии; и вся книга преподобного Григория Синаита назначена для наставления безмолвников. Опять говорит святой Синаит: «Иные, преподавая уче­ние о молитве, предлагают ее творить устами, а другие одним умом: я предлагаю и то и другое. Иногда ум, уны­вая, изнемогает творить молитву, а иногда уста, и пото­му должно молиться обоими, и устами и умом. Однако должно вопиять безмолвно и несмущенно, чтоб голос не смутил чувства и внимания ума и не воспрепятствовал молитве. Ум, обыкнув в делании, преуспеет и при­мет от Духа силу крепко и всеми образами молиться. Тогда он не понуждается творить молитву устами и не возможет, будучи вполне удовлетворяем молитвою ум­ною» [117] . Предлагая по временам молитву устную, свя­той Григорий соединяет свой способ со способом свя­того Иоанна Лествичника. В сущности это — один и тот же способ; но святой Григорий говорит о нем в его известной степени преуспеяния. Тщательно занимаю­щийся по способу Лествичника достигнет, в свое вре­мя, того молитвенного состояния, о котором говорит Синаит. Молитве, по весьма основательному, практи­ческому мнению Синаита, должно содействовать осо­бенно терпение. «Безмолвствующий должен по боль­шей части сидеть при совершении молитвы по причи­не трудности этого подвига, иногда же на короткое вре­мя ложиться и на постель, чтоб дать телу некоторое от­дохновение. В терпении же должно быть твое сидение во исполнение завещания, что в молитве должно тер­петь (Кол.4:2) и не скоро вставать, малодушествуя по причине весьма трудной болезни, умного взывания и постоянно­го углубления ума в сердце». Так говорит пророк: объяша мя болезни яко раждающия (Иер.8:21). Но, опустив голову вниз и ум собирая в сердце, — если отверзлось тебе твое серд­це, — призывай в помощь Господа Иисуса. «Боля плеча­ми и часто подвергаясь головной боли, претерпевай это с постоянством и ревностью, взыскуя в сердце Господа, потому что Царство небесное есть достояние понужда­ющих себя, и понуждающие себя восхищают е (Мф.11:12). Господь указал, что истинное тщание заключается в претерпе­нии этих и им подобных болезней. Терпение и пожда­ние во всяком делании есть родитель болезней душев­ных и телесных» [118] . Под словом болезни здесь по пре­имуществу разумеется сокрушение духа, плач духа, бо­лезнование и страдание его от ощущения греховности своей, от ощущения вечной смерти, от ощущения по­рабощения падшим духам. Страдание духа сообщается сердцу и телу, как неразрывно связанным с духом и по естественной необходимости принимающим участие в его состояниях. В немощных по телу сокрушение духа и плач его вполне заменяют телесный труд (Св. Исаак Сирский. Слово 89); но от людей сильного телосложения непременно требу­ется утеснение тела: в них без утеснения тела самое сердце не стяжет блаженной печали, которая рождает­ся в немощных от ощущения и сознания немощи. «Вся­кое делание, — говорит преподобный Григорий, — те­лесное и духовное, не имеющее болезни или труда, ни­когда не приносит плода проходящему его, потому что Царствие небесное нудится, сказал Господь, и нуждницы восхищают е (Мф.11:12). Под понуждением разумей телесное во всем болезненное чувство. Многие, в течение многих лет, неболезненно делали или делают, но как они тру­дятся без болезни и теплого усердия сердца, то и пребывают непричастными чистоты и Святаго Духа, отвер­гши лютость болезней. Совершающие делание в небре­жении и слабости трудятся, по-видимому, как они дума­ют, много; но не пожинают плода за безболезненность, будучи всячески безболезненны. Свидетель этому — го­ворящий: «Если и все виды жительства нашего возвы­шенны, а болезнующего сердца не имеем, то они неис­тинны и бесполезны» (Лествица. Слово 7). Свидетельствует и великий Ефрем, говоря: «Трудясь, трудись болезненно, чтоб тебе устранить от себя болезни суетных трудов. Если, по про­року (Ис.21:3), чресла наши не истают от слабости, будучи из­мождены постным подвигом, и страданиями болезни не зачнем, как рождающая младенца, болезненным водру­жением сердца, то не родим Духа спасения на земле сердечной, как ты слышал, но будем только (достойно сожаления и смеха) хвалиться, мнясь быть нечто по причине бесполезной пустыни и расслабленного безмолвия. Во время исхода из сей жизни все несомненно дознаем весь плод» (О безмолвии и о двух образах молитвы, в 15 главах, гл. 14). Учение преподобного Синаита о болезненности, сопровождающей истинное делание умной молитвы безмолвника, может показаться стран­ным, как оно и показалось, для плотского и душевного разума, незнакомого с опытами монашеской жизни. Приглашая таковых обратить внимание на сведения, обретенные опытностью, мы свидетельствуем, что не только делание умной молитвы, но и внимательное чте­ние глубоких о ней отеческих писаний производит головные боли. Сердечное сокрушение, по причине от­крываемой молитвою греховности, плена и смерти, так сильно, что оно производит в теле страдания и болез­ни, о существовании и о возможности существования которых вовсе неизвестно незнакомому с молитвенным подвигом. Когда сердце исповедуется Господу в грехов­ности своей, в своем бедственном состоянии, тогда тело распинается. Пострадах, говорит опытный в молитвенном подвиге Давид, и слякохся до конца, весь день сетуя хождах. Яко лядвия моя наполнишася поруганий, и несть ис­целения в плоти моей. Озлоблен бых, и смирихся до зела: ры­ках от воздыхания сердца моего (Пс.37:7-9). В учении святого Григо­рия о молитве замечается та особенность, что он устав­ляет ум сосредоточивать в сердце. Это и есть то дела­ние, которое отцы называют художественным делани­ем молитвы, которое они воспрещают новоначальным инокам и мирянам, к которому нужно значительное предуготовительное обучение, к которому и предуготов­ленные иноки должны приступать с величайшим благо­говением, страхом Божиим и осторожностью. Повелев сосредоточивать ум в сердце, преподобный присово­купляет: если отверзлось твое сердце. Это значит: соедине­ние ума с сердцем есть дар Божественной благодати, по­даемый в свое время, по усмотрению Божию, а не без­временно и не по усмотрению подвизающегося. Дар внимательной молитвы обыкновенно предшествуется особенными скорбями и потрясениями душевными низводящими дух наш в глубину сознания нищеты и ничтожности своей (Св. Исаак Сирский. Слово 78). Привлекается дар Божий смире­нием и верностью к Богу, выражаемою ревностным от­вержением всех греховных помыслов при самом появ­лении их. Верность — причина чистоты. Чистоте и сми­рению вручаются дарования Духа.

Художественное делание умной молитвы изложено с особенною ясностью и полнотою блаженным Ники­фором, иноком, безмолвствовавшим в святой Афонской горе. Справедливо называет он молитвенное делание художеством из художеств и наукою из наук, как достав­ляющее уму и сердцу познания и впечатления, истекаю­щие из Духа Божия, между тем как все прочие науки доставляют познания и впечатления только человечес­кие. Умное делание есть высшее училище богословия [119] . «Это великое из величайших деланий, — говорит вели­кий наставник безмолвников, — стяжавают многие или все от научения. Редкие, будучи не научены, усильным деланием и теплотою веры получают его от Бога; но редкость — не закон. По этой причине нужно искать непрелестного наставника, чтоб назиданием его нам поучаться и наставляться при случающихся в упражне­нии вниманием десным и шуиим умалениям и превос­хождениям, вводимым злохитростью лукавого, потому что наставник обличает нам их, зная их по собствен­ным опытам, которым он подвергался. Он достоверно показывает этот умственный путь, и мы под руковод­ством его удобно совершаем этот путь. Если нет настав­ника, нам известного, то должно искать его всеусердно. Если же и при таком искании не найдется наставник, то, призвав Бога в сокрушении духа и со слезами, в нестяжании и помолившись Ему поступай, как скажу тебе. Знаешь, что дыхание, которым дышим, составляется из воздуха; производим же дыхание сердцем, не иным чем. Оно — орудие жизни и теплоты телесной. Сердце втягивает в себя воздух, чтоб дыханием выпустить вон из себя теплоту свою, а себе доставить про­хлаждение. Причина этого механизма, или, точнее, слу­житель — легкое, которое Бог создал редким, почему оно удобно вводит и изводит содержимое им. Таким об­разом, сердце, привлекая в себя дыханием прохладу и извергая им теплоту, неупустительно соблюдает тот по­рядок, в котором оно устроено для содержания жизни. И так ты, седши и собрав твой ум, введи в ноздренный путь, которым дыхание входит в сердце; приведи дыха­ние в (самое тихое) движение и понудь ум сойти с вды­хаемым воздухом в сердце. Когда он взойдет туда, то последующее за этим будет исполнено для тебя веселия и радости. Как некоторый муж, отлучавшийся из своего дома, когда возвратится, не помнит себя от радости, что сподобился увидеться с женою и детьми; так и ум, когда соединится с душою, исполняется неизреченных сладо­сти и веселия. Брат! Приучи ум твой нескоро выходить оттуда, потому что сначала, он очень унывает от внут­ренних заключения и тесноты. Когда же привыкнет к ним, то не возлюбит скитаться вне, потому что Царство небесное — внутри нас. Рассматривая его там и взыскуя чистою молитвою, ум признает все внешнее мерзост­ным и ненавистным. Если сряду же, как сказано, ты взойдешь умом в сердечное место, которое тебе мною показано, то воздай благодарение Богу, и прославь, и взыграй, и всегда держись этого делания, а оно научит тебя тому, чего ты не ведаешь. Надо тебе и то знать, что ум твой, находясь там, не должен молчать и оставаться в праздности, но иметь непрестанным деланием и по­учением, никогда не преставая от него, молитву: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя. Эта молитва, со­держа ум невысящимся, соделывает его неприступным и неприкосновенным для прилогов врага, возводит к ежедневному преуспеянию в любви и желании Боже­ственных. Если же, много потрудившись, о брат, не воз­можешь взойти в страны сердца, как мы повелели тебе то делай, что скажу, и найдешь искомое при содействии Божием. Знаешь, что словесность каждого человека на­ходится в его персях. Внутри персей, при молчании уст наших, говорим, совещаваемся, совершаем молитвы, псалмопение. Этой словесности, отняв у нее всякий по­мысл, — можешь это сделать, если захочешь — предос­тавь говорить: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, поми­луй мя. И понудься вопиять это внутри персей вместо всякой другой мысли. Когда же некоторое время будешь поступать таким образом, тогда, при посредстве этого, отверзется тебе, без всякого сомнения, и вход в сердце, как мы написали, узнав это из опыта. Придет же к тебе, с многожелательным и сладостным вниманием, и весь лик добродетелей: любовь, радость, мир и прочее: ими оно исполнит все прошения твои о Христе Иисусе, Гос­поде нашем» (Добротолюбие, ч. 2). Здесь, во-первых, должно обратить вни­мание на устроение блаженного отца и на устроение, которое он видел в наставляемом им иноке. Это явству­ет из статей его слова, предшествующих изложению ху­дожества, из которых видно, по ссылке на житие свято­го Саввы, что наставление о сердечном безмолвии, для которого и в соответственность которому предоставля­ется и наружное безмолвие по телу, приличествует тем инокам, которые вполне изучились правилу монашеско­го жительства, могут бороться с сопротивными помыс­лами и блюсти свой ум. Наставляемому лицу блаженный Никифор говорит: «Знаешь, что словесность каждого че­ловека находится в его персях. Там, при молчании уст, мы говорим, совещаваемся, совершаем молитвы и псал­мопение». Явственное ощущение силы словесности в персях так, чтоб там можно было совершать молитвы и псалмопение, имеют очень редкие, значительно пре­успевшие, занимавшиеся продолжительное время моле­нием по способу святого Иоанна Лествичника, стяжав­шие в значительной степени непарительность и очень внимательною молитвою возбудившие дух, названный здесь словесностью, к обильному сочувствию уму. У че­ловеков, в обыкновенном их состоянии, дух, поражен­ный падением, спит сном непробудным, тождественным с смертью: он не способен к духовным упражнениям, ука­занным здесь, и пробуждается для них лишь тогда, когда ум постоянно и усиленно займется возбуждением его при посредстве животворящего имени Иисусова. Способ, предлагаемый блаженным Никифором, — превосходен. В изложении его видна для понимающего дело и та по­степенность, которою должно восходить к нему, и то, что стяжание его — дар Божий. Как этот способ объяс­нен с особенною подробностью в сочинении Ксанфо­пулов о молитве и безмолвии, то мы и переходим к упо­мянутому сочинению.

Святой Каллист Ксанфопул был учеником препо­добного Григорий Синаита, монашествовал в Афонской горе, обучаясь первоначально монашескому жительству в общежитии; впоследствии он перешел к жизни без­молвной, когда оказался созревшим для нее. Умной мо­литве научился он, находясь в послушании монастырс­кого повара; он имел и ученость мира сего, что ясно видно из составленной им книги. Уже в преклонных летах святой Каллист возведен в сан патриарха Кон­стантинопольского. Святой Игнатий был его ближай­шим другом и участником в иноческих подвигах. Оба они достигли великого молитвенного преуспеяния. Книга их исключительно написана для безмолвников. К механизму, изложенному блаженным Никифором, они присовокупляют, что при употреблении его должно иметь уста закрытыми. Они говорят, что новоначальный по отношению к безмолвной жизни должен заниматься молитвою Иисусовою, по способу блаженного Никифо­ра, непрестанно вводя ее в сердце тихо, при посредстве ноздренного дыхания, столько же тихо испускаемого, имея притом уста закрытыми [120] . Очень важно знать зна­чение, которое дают святые наставники умной молитвы предлагаемому им механизму, который, как веществен­ное пособие, никак не должно смешивать с собственным действием молитвы, которому никак не должно придавать особенной важности, как будто от него про­истекает все преуспеяние молитвы. В молитвенном преуспеянии действуют сила и благодать Божия; они со­вершают все: пособия остаются пособиями, в которых нуждается наша немощь, и отвергаются, как ненужные и излишние, по стяжании преуспеяния. Возложение упования на эти пособия очень опасно: оно низводит к вещественному, неправильному пониманию молитвы, отвлекая от понимания духовного, единого истинного. От ложного понимания молитвы всегда происходит или бесплодное, или душевредное упражнение ею. «И то знай, брат, — говорят Ксанфопулы, — что всякое художе­ство, и всякое правило, если же хочешь, и разнообраз­ное делание предначертаны и правильно установлены по той причине, что мы не можем еще чисто и непари­тельно молиться в сердце. Когда же это совершится благоволением и благодатию Господа нашего Иисуса Христа, тогда мы, оставив многое и различное, и раз­нообразное, соединяемся непосредственно, превыше слова, с Единым, единственным и соединяющимся [121] . От пребывания в вышеизложенном художестве сердеч­ной, чистой и непарительной молитвы — впрочем, она может быть отчасти не чистою и не чуждою развлече­ния по причине, очевидно, восстающих на возбранение ей помыслов и воспоминаний прежде содеянного, — подвизающийся приходит в навыкновение молиться без понуждения, непарительно, чисто и истинно, то есть приходит в такое состояние, при котором ум пребывает в сердце, а не только вводится в него с понуждением, малодушно, посредством вдыхания и потом опять отска­кивает, при котором сам ум постоянно обращается к себе, с любовью пребывает в сердце, и непрестанно молится» [122] . Подвиг умной и сердечной молитвы «ис­правляется умом от осенения его помощью Божествен­ной благодати и от единомысленного, сердечного, чистого, непарительного, с верою призывания Господа нашего Иисуса Христа, а не от одного простого выше­изложенного естественного художества чрез ноздрен­ное дыхание или от сидения при упражнении молит­вою в безмолвном и темном месте, — да не будет! Это изобретено Божественными отцами не для чего иного, как в некоторое пособие к собранию мысли от обычно­го парения, к возвращению ее к самой себе и ко внима­нию [123] . Прежде всех благодатных даров даруется уму непарение Господом нашим Иисусом Христом и призы­ванием в сердце святого Его имени с верою. Вспомоще­ствует же этому несколько и естественное художество, способствующее низводить ум в сердце при посредстве ноздренного дыхания, сидение в безмолвном и несвет­лом месте и другое тому подобное» (Заглавие 24 главы). Ксанфопулы строго воспрещают преждевременное стремление к тому, чему, по духовной системе монашеского житель­ства, назначено свое известное время. Они желают, чтоб инок действовал в установленном для него поряд­ке, по законам, преподанным Божественною благода­тью. «И ты, — говорят они, — желая обучиться путевод­ствующему к небу безмолвию, последуй мудро постанов­ленным законам и, во-первых, с радостью возлюби по­слушание, потом безмолвие. Как деяние есть восхожде­ние к видению, так и послушание к безмолвию. Не прела­гай предел вечных, по Писанию, яже положиша отцы твои (Притч.22:28); горе единому (Еккл.4:10). Таким образом, положив благое основание началу, возможешь со временем возложить благославнейший покров на началоздание Духа. Как все отвержено у того, у кого, по сказанному, начало не ис­кусно; так, напротив, у того все благолепно и благочин­но, у кого начало искусно, хотя и случается иногда противное этому» [124] . Вообще признано, что до стяжания не­парительности, не обманчивой или кратковременной, но постоянной и существенной, полезно упражняться молитвою Иисусовою в иноческом обществе, вспомо­ществуя упражнению молитвою деятельным исполнени­ем евангельских заповедей, или, что то же, смирением. После же получения дара непарительности дозволяется касаться и безмолвия. Так поступили святые Василий Великий и Григорий Богослов. Они, по поведанию свя­того Исаака Сирского, сперва занимались исполнени­ем тех заповедей, которые относятся к живущим в об­ществе человеческом, проходя и молитву, соответству­ющую этому положению; от этого жительства ум их на­чал ощущать недвижение или непарительность, тогда они удалились в уединение пустыни, там занялись деланием во внутреннем человеке и достигли умозрения (Слово 55). Совершенное безмолвие в наше время очень неудобно, почти невозможно: Серафим Саровский, Игнатий Ни­кифоровский, Никандр Бабаевский, иноки, весьма пре­успевшие в умной молитве, пребывали по временам то в безмолвии, то в обществе иноков; особливо после­дний никогда не уединялся в приметное для людей безмолвие, будучи по душе великим безмолвником. Способ безмолвия, которым руководствовался преподобный Арсений Великий, был всегда превосходным, — ныне должен быть признан наилучшим. Этот отец постоян­но наблюдал молчание, по братским кельям не ходил, в свою келью принимал лишь в случаях крайней необ­ходимости, в церкви стоял где-либо за столпом, не писал и не принимал писем, вообще удалялся от всех сно­шений, могущих нарушить его внимание, имел целью жизни и всех действий сохранение внимания [125] . Образ жительства и безмолвия, которым преподобный Арсений достиг великого преуспеяния, очень похваляется и предлагается к подражанию святым Исааком Сирским, как образ весьма удобный, мудрый и многоплодный (Слово 41). В заключение извлечений наших из творений Ксанфо­пулов приведем их опытное мнение, согласное с мнени­ем прочих святых отцов, что для достижения непари-тельной сердечной молитвы нужно и много времени, и много усилий. «То, чтоб постоянно внутри сердца мо­литься, — говорят они, — так, как и высшие этого состо­яния, приводится в исполнение не просто, не как бы случилось, не при посредстве малого труда и времени, хотя и это изредка встречается по непостижимому смотрению Божию: но требует оно и долгого времени, и немалого труда, подвига душевного и телесного, мно­гого и продолжительного понуждения. По превосход­ству дара и благодати, которых надеемся причаститься, должны быть, по силе, равны и соответственны подви­ги, чтобы, по таинственному священному учению, из­гнан был из пажитей сердца враг и вселился в него яв­ственно Христос. Говорит святой Исаак: «Желающий увидеть Господа тщится художественно очистить свое сердце памятью Божиею и, таким образом, светлостью мысли своей будет ежечасно видеть Господа». И святой Варсонофий: «Если не внутреннее делание Божиею благодатиею поможет человеку, то тщетно трудится он по внешности. Внутреннее делание, в соединении с бо­лезнью сердца, приносит чистоту, а чистота — истин­ное безмолвие сердца; таким безмолвием доставляется смирение, а смирение соделывает человека жилищем Божиим. Когда же вселится Бог, тогда бесы и страсти изгоняются, и соделывается человек храмом Божиим, исполненным освящения, исполненным просвещения чистоты и благодати. Блажен тот, кто зрит Господа во внутреннейшей сокровищнице сердца, как в зеркале, и с плачем изливает моление свое пред благостью Его». Преподобный Иоанн Карпафийский: «Нужно много вре­мени и подвига в молитвах, чтоб найти в нестужаемом устроении ума некоторое иное сердечное небо, где жи­вет Христос, как говорит апостол: Или не знаете, яко Иисус Христос в вас есть? Разве чим точию неискусни есте» (2Кор.13:5. Глава 52).

Этими извлечениями из святых отцов, как удовлет­ворительно объясняющими делание молитвы Иисусо­вой, мы довольствуемся. В прочих отеческих писаниях изложено то же самое учение. Признаем нужным повто­рить возлюбленным отцам и братиям нашим предосте­режение, чтоб они не устремлялись к чтению отечес­ких писаний о возвышенных деланиях и состояниях иноческих, хотя к этому чтению влечет любознатель­ность, хотя это чтение производит наслаждение, вос­торг. Наша свобода, по свойству времени, должна быть особенно ограничена. Когда имелись благодатные на­ставники, тогда увлечения новоначальных удобно заме­чались и врачевались. Но ныне некому ни уврачевать, ниже заметить увлечения. Часто пагубное увлечение признается неопытными наставниками великим преус­пеянием; увлеченный поощряется к большему увлече­нию. Увлечение, подействовав на инока и не будучи за­мечено, продолжает действовать, уклонять его более и более от направления истинного. Можно безошибочно сказать: большинство находится в разнообразном увле­чении; отвергших свое увлечение и увлечения очень мало, не увлекавшихся не существует. По этой причине, когда отеческие книги остались нам в единственное средство руководства, должно с особенною осторожно­стью и разборчивостью читать их, чтоб единственное средство к руководству не обратить в средство неправильной деятельности и проистекающему из нее рас­стройству. «Будем искать, — говорит святой Иоанн Ле­ствичник о выборе наставника, — не предведущих, не прозорливых, но паче всего точно смиренномудрых, наиболее соответствующих объемлющему нас недугу, по нравственности своей и месту жительства» (Лествица. Слово 4, гл. 121). То же дол­жно сказать и о книгах, как уже и сказано выше: должно избирать из них никак не возвышеннейшие, но наибо­лее близкие к нашему состоянию, излагающие делание, нам свойственное. «Великое зло, — сказал святой Исаак Сирский, — преподавать какое-либо высокое учение тому, кто еще находится в чине новоначальных и по ду­ховному возрасту — младенец» (Слово 74). Плотский и душевный человек, слыша духовное слово, понимает его соответ­ственно своему состоянию, извращает, искажает его и, последуя ему в его извращенном смысле, стяжавает ложное направление, держится этого направления с упорством, как направления, данного святым словом. Некоторый старец достиг христианского совершен­ства, по особенному смотрению Божию, вступив вопре­ки правилам в безмолвие с юности своей. Сперва он безмолвствовал в России в лесу, живя в землянке, а по­том в Афонской горе; по возвращении в Россию он по­местился в общежительный заштатный монастырь. Многие из братии видя в старце несомненные призна­ки святости, обращались к нему за советом. Старец да­вал наставления из своего устроения и повреждал души братии. Некоторый хорошо знакомый старцу монах го­ворил ему: «Отец! Ты говоришь братии о деланиях и со­стояниях, недоступных для их понятия и устроения, а они, объясняя твои слова посвоему и действуя согласно этому объяснению, наносят себе вред». Старец отвечал с святою простотою: «Сам вижу! Да что ж мне делать? Я считаю всех высшими меня и, когда спросят, отвечаю из своего состояния». Старцу был неизвестен общий монашеский путь. Не только пагубен для нас грех, но пагубно и самое добро, когда делаем его не вовремя и не в должной мере: так пагубны не только голод, но и излишество в пище и качество пищи, не соответствую­щее возрасту и сложению. Не вливают вина нова в мехи ветхи: аще ли же ни, то просадятся меси, и вино пролиется, и меси погибнут; но вливают вино ново в мехи новы, и обое соблюдется (Мф.9:17). Это сказал Господь о деланиях добродете­ли, которые непременно должны соответствовать со­стоянию делателя: иначе они погубят делателя и сами погибнут, то есть предприняты будут бесплодно, во вред и погибель души, противоположно своему назначению. Кроме вышеизложенных пособий, для вспомоще­ствования новоначальным в упражнении молитвою Иисусовою имеются разные другие пособия. Исчисля­ем главные из них. 1) Четки или лестовка. Четки состо­ят обыкновенно из ста зерен, а лестовка из ста ступе­ней, так как правило, совершаемое с молитвою Иисусо­вою, обыкновенно исчисляется сотнею молитв. По четкам считаются поклоны, также и сидя иноки упражня­ются молитвою Иисусовою первоначально по четкам. Когда же при молитве усиливается внимание, тогда прекращается возможность молиться по четкам и исчис­лять произносимые молитвы: все внимание обращает­ся к молитве. 2) Очень полезно обучаться молитве Иисусовой, совершая ее с поклонами земными и пояс­ными, полагая эти поклоны неспешно и с чувством по­каяния, как полагал их блаженный юноша Георгий, о котором повествует святой Симеон Новый Богослов в Слове о вере (Добротолюбие, ч. 1). 3) В церкви и вообще при упражнении молитвою Иисусовою полезно иметь глаза закрытыми, и 4) держать левую руку у персей, над левым сосцом груди, несколько повыше его: последний механизм спо­собствует к ощущению силы словесности, находящейся в персях. 5) Безмолвствующим отцы советуют иметь несколько темную келью, с завешенными окошками, для охранения ума от развлечения и для вспомоществова­ния ему сосредоточиваться в сердце. 6) Безмолвствую­щим советуют сидеть на низменном стуле, во-первых, для того, что внимательная молитва требует спокойно­го положения, а во-вторых, по образу слепого нищего, упоминаемого в Евангелии, который, сидя при пути, вопиял ко Господу: Иисусе, Сыне Давидов, помилуй мя (Мк.10:47), был услышан и помилован. Также этот низменный стул изображает собою гноище, на котором был повержен Иов, вне града, когда диавол поразил его с ног до голо­вы лютою болезнью (Иов.2:8). Инок должен видеть себя изуве­ченным, искаженным, истерзанным греховностью, из­вергнутым ею из естественного состояния, повергну­тым в противоестественное, и из этого бедственного состояния вопиять ко всемилостивому и всемогущему Иисусу, Обновителю человеческого естества: помилуй мя. Низменный стул очень удобен для упражнения мо­литвою Иисусовою. Этим не отвергается стояние при ней; но как почти все время истинного безмолвника посвящено молитве, то и предоставляется ему занимать­ся ею и сидя, а иногда и лежа. Особливо больные и престарелые должны остерегаться от излишнего телесно­го подвига, чтоб он не истощал сил их и не отнимал возможности заниматься подвигом душевным. Сущ­ность делания в Господе и в имени Его. Расслабленный был свешен на одре своем пред Господа сквозь покров дома и получил исцеление (Мк.2:4). Исцеление привлекается смирением и верою. 7) Подвижники умного делания иногда имеют нужду помогать себе обливанием холод­ною водою или прикладыванием к местам прилива кро­ви намоченных водою полотенец. Вода должна быть летняя — никак не самая холодная, потому что после­дняя усиливает разгорячение. Вообще, умственные за­нятия имеют свойство производить жар в известных сложениях. Такой жар чувствовал в себе преподобный авва Дорофей, когда занимался науками, почему и про­хлаждал себя водою [126] . Такой жар непременно должны ощутить те, которые будут очень понуждать себя к со­единению ума с сердцем при помощи вещественных по­собий, давая им излишнее значение и не давая должно­го значения духовным пособиям. При особенном веще­ственном усилии к сердечной молитве начинает действо­вать в сердце теплота. Эта теплота есть прямое следствие такого подвига [127] : всякий член человеческого тела, под­вергаемый трению, разгорячается; то же делается и с сердцем от постоянного, продолжительного напряже­ния его. Теплота, являющаяся от усиленного, веществен­ного подвига, также вещественна. Это — теплота плот­ская, кровяная, в области падшего естества [128] . Неопыт­ный подвижник, ощутив эту теплоту, непременно воз­мнит о ней нечто, найдет в ней приятность, услажде­ние, в чем начало самообольщения [129] . Не только не дол­жно думать чего-либо особенного о этой теплоте; но, напротив того, должно принять особенные меры пре­досторожности при появлении ее. Предосторожность необходима по той причине, что эта теплота, как кровя­ная, не только переходит по разным местам груди, но и очень легко может упасть на нижние части чрева, про­извести в них сильнейшее разжжение. Естественно, что при этом начинает действовать плотское вожделение, свойственное этим частям в состоянии разгорячения. Некоторые, пришедши в это состояние и не понимая совершающегося с ними, вдались в смущение, в уныние, в отчаяние, как это известно из опыта. Признавая свое состояние бедственным, они прибегли к знаменитым старцам, ища в их советах врачевания душам своим, растерзанным горестью и недоумением. Старцы, услы­шав, что при призывании имени Иисуса явилось силь­нейшее разжжение, соединенное с действием вожделения, ужаснулись козням диавола. Они признали тут страшную прелесть: страждущим воспретили упражне­ние молитвою Иисусовою, как причиною зла; многим другим подвижникам поведали это обстоятельство, как замечательное бедственное последствие упражнения молитвою Иисусовою. И многие поверили произнесен­ному суду по уважению к громкому имени старцев, пове­рили суду, как выведенному из самого опыта. Между тем эта страшная прелесть есть не что иное, как прилив крови, произшедший от усиленного, невежественного употребления вещественных пособий. Этот прилив лег­ко может уврачеваться в два-три дня прикладыванием к воспалившимся частям полотна, напитанного летнею водою. Гораздо опаснее, гораздо ближе к прелести, ког­да подвижник, ощутив кровяную теплоту в сердце или груди, сочтет ее за благодатную, возмнит о ней, а пото­му и о себе нечто, начнет сочинять себе наслаждение, омрачать, обманывать, опутывать, губить себя самомне­нием. Чем более понуждения и напряжения в подвиж­нике по телу, тем кровяная теплота разгорается сильнее. Оно так и быть должно!

Когда Божественная благодать осенит молит­венный подвиг и начнет соединять ум с сердцем, тогда вещественная кровяная теплота совершенно исчезнет. Молитвенное священнодействие тогда вполне изме­няется: оно делается как бы природным, совершенно свободным и легким. Тогда является в сердце другая теп­лота, тонкая, невещественная, духовная, не производя­щая никакого разжжения, — напротив того, прохлажда­ющая, просвещающая, орошающая, действующая как целительное, духовное, умащающее помазание, влеку­щая к неизреченному люблению Бога и человеков: так поведает об этой теплоте преподобный Максим Капсо­каливи из своего блаженного опыта (Добротолюбие, ч. 1). Предлагаю от­цам и братиям убогий совет, умоляя их не отвергнуть убогого совета моего: не понуждайте себя преждевре­менно к открытию в себе сердечного молитвенного дей­ствия. Нужна, нужна благоразумная осторожность, особливо в наше время, когда уже почти невозможно встретить удовлетворительного наставника для этих предметов, когда подвижник должен пробираться сам, ощупью, при руководстве писаниями святых отцов, в сокровищницу знаний духовных, и так же ощупью, сам, выбирать из них свойственное себе. При жительстве по евангельским заповедям займитесь внимательною Иису­совою молитвою по способу святого Иоанна Лествич­ника, соединяя молитву с плачем, имея началом и це­лью молитвы покаяние. В свое время, известное Богу, откроется само собою действие сердечной молитвы. Такое действие, открываемое прикосновением перста Божия, превосходнее достигаемого усиленным принуж­дением себя при посредстве вещественных пособий.

Это на тонком мысленном пути — значительный недостаток, зна­чительное претыкание, значительное препятствие к развитию духовного преуспеяния. Для развития духов­ного преуспеяния нет ни конца, ни пределов. Ничтож­ное, незаметное упование на что-либо, вне Бога, мо­жет остановить ход преуспеяния, в котором и вождь, и ноги, и крылья — вера в Бога. «Христос для верующего — все», — сказал святой Марк (О законе духовном, гл. 4. Добротолюбие, ч. 1). Из употреблявших с особенным тщанием вещественные вспомогательные средства, достигли преуспеяния весьма редкие, а рас­строились и повредились весьма многие. При опытном наставнике употребление вещественных пособий мало опасно; но при руководстве книгами оно очень опасно по удобности впадения, по неведению и неблагоразу­мию, в прелесть и другие роды душевного и телесного расстройства. Так некоторые, увидев вредные послед­ствия безрассудного подвига и имея о молитве Иисусовой и сопутствующих ей обстоятельствах лишь поверх­ностное и сбивчивое понятие, приписали эти послед­ствия не неведению и безрассудству, но самой всесвя­той молитве Иисусовой. Может ли что быть печальнее, бедственнее этой хулы, этой прелести?

Святые отцы, научая сердечной молитве, не дали точного наставления, в которой части сердца она долж­на быть совершаема, — вероятно, по той причине, что в те времена не встречалось нужды в этом наставлении. Святой Никифор говорит как об известном предмете, что словесность находится в персях, и что когда возбу­дится словесность к участию в молитве, то вслед за нею возбудится к такому участию и сердце. Трудно знающим что-либо со всею подробностью и основательностью предвидеть и предупредить решением все вопросы, ко­торые могут возникнуть из совершенного неведения: в чем неведение видит темноту, в том для знания нет ни­чего неясного.

Определенное объяснение это­го предмета сделалось, таким образом, необходимос­тью. Сердце человеческое имеет вид продолговатого мешца, кверху расширяющегося, книзу суживающегося. Оно верхнею оконечностью, находящеюся сопротив левого сосца груди, прикреплено, а нижняя его часть, нисходящая к оконечности ребр, свободна; когда она придет в колебание, это колебание называется биени­ем сердца. Многие, не имея никакого понятия о устрой­стве сердца, признают свое сердце там, где чувствуют биение его. Приступая самочинно к упражнению сер­дечною молитвою, они устремляют дыхание, вводя его в сердце, к этой части сердца, приводят ее в плотское разгорячение, причем биение сердца очень усиливает­ся, призывают к себе и навязывают себе неправильное состояние и прелесть. Схимонах Василий и старец Па­исий Величковский повествуют, что из современников их многие повредились, злоупотребляя вещественным пособием [130] . И впоследствии примеры расстройства от такого действия встречались нередко; встречаются они и поныне, хотя расположение к упражнению молитвою Иисусовою умалилось до крайности. Нельзя им не встречаться: они должны быть непременным послед­ствием неведения, самочиния, самомнения, безвремен­ного и гордостного усердия, — наконец — совершенно­го оскудения опытных наставников. Схимонах Василий, ссылаясь на святого Феофилакта и других отцов, утвер­ждает, что три силы души, — словесная, сила ревности и сила желания — расположены так: в персях и в верх­ней части сердца присутствует словесная сила, или дух человека; в средней — сила ревности, в нижней — сила желания, или естественное вожделение. Старающийся привести в движение и разгорячить нижнюю часть сердца приводит в движение силу вожделения, которая, по близости к ней половых частей и по свойству своему, приводит в движение эти части. Невежественному упот­реблению вещественного пособия последует сильней­шее разжжение плотского вожделения. Какое странное явление! По-видимому подвижник занимается молит­вою, а занятие порождает похотение, которое должно бы умерщвляться занятием, и неведение, злоупотребив­шее вещественным пособием, приписывает Иисусовой молитве то, что должно приписать злоупотреблению. Сердечная молитва происходит от соединения ума с ду­хом, разъединенных падением, соединяемых благода­тию искупления. В духе человеческом сосредоточены ощущения совести, смирения, кротости, любви к Богу и ближнему и других подобных свойств; нужно, чтобы при молитве действие этих свойств соединялось с дей­ствием ума. На это должно быть обращено все внима­ние делателя молитвы. Соединение совершается пер­стом Божиим, единым могущим исцелить язву падения; делатель же молитвы доказывает искренность произво­ления своего получить исцеление постоянным пребы­ванием в молитве, заключением ума в слова молитвы, деятельностью внешнею и внутреннею по заповедям Евангелия, соделывающею дух способным к соедине­нию с молящимся умом. При этом несколько способ­ствует художественное направление ума к словесности и к верхней части сердца. Вообще излишнее напряже­ние при употреблении этого вещественного пособия, как возбуждающее вещественную теплоту, вредно: теп­лота плоти и крови не должна иметь места в молитве. По душеспасительнейшему действию на нас молит­вы вообще, и памяти Божией или молитвы Иисусовой в особенности, как средства к пребыванию в непрестан­ном соединении с Богом и к постоянному отражению нападений врага, — занятие молитвою Иисусовою осо­бенно ненавистно диаволу. Упражняющиеся молением именем Господа Иисуса подвергаются особенным гоне­ниям диавола. «Весь подвиг и все тщание нашего супос­тата, — говорит преподобный Макарий Великий, — зак­лючается в том, чтоб мысль нашу отвратить от памято­вания Бога и от любви к Нему; для этого он употребля­ет прелести мира и отвлекает от истинного блага к мнимым, несущественным благам» (Слово 1, гл. 3. Слово 2, гл. 15).

«Лукавые бесы, — гово­рит преподобный Нил Синайский, — ночью стараются возмущать духовного делателя чрез самих себя, а днем чрез человеков, окружая его клеветами, напастями и злоключениями» (О молитве, гл. 139. Добротолюбие, ч. 4). Этот порядок в бесовской брани скоро усмотрится на опыте всяким делателем молитвы. Бесы искушают помыслами, мысленными мечтаниями, воспоминанием о нужнейших предметах, размышлени­ями, по-видимому духовными, возбуждением заботливо­сти, различных опасений и другими проявлениями не­верия (О молитве, гл. 9,10 и проч. Добротолюбие, ч. 4). При всех многообразных бесовских бранях ощущение смущения служит всегда верным признаком приближения падших духов, хотя бы производимое ими действие имело вид праведности (О молитве, гл. 91,100. Добротолюбие, ч. 4. Ксанфопулов, гл. 73. Добротолюбие, ч. 2). Подвижникам, уединенно и усиленно молящимся, бесы являются в виде страшилищ, в виде соблазнительных предметов, иног­да в виде светлых Ангелов, мучеников, преподобных и Самого Христа: угроз бесовских бояться не должно, а ко всем вообще явлениям должно быть весьма недовер­чивым. В таких случаях, которые, однако ж, бывают не­часты, первейшая обязанность наша прибегнуть к Богу, предаваясь всецело Его воле и прося Его помощи: на явления не обращать внимания и не входить в сноше­ние и собеседование с ними, признавая себя немощны­ми для сношения с духами враждебными, недостойны­ми сношения с духами святыми.

Особенным скорбям и гонениям подвергается ис­тинный, богоугодный подвижник молитвы от братии своей, человеков. И в этом, как мы сказали уже, глав­ные деятели — демоны: они употребляют в свое орудие как тех человеков, которые деятельность свою слили воедино с деятельностию бесовскою, так и тех, которые не понимают браней бесовских и потому удобно дела­ются орудиями бесов, — даже и тех, которые, понимая лукавство врага, недостаточно внимательны к себе и осторожны и потому допускают себя быть обманутыми. Разительнейший и ужаснейший пример того, какою страшною ненавистью к Богу, к Слову Божию, к Духу Божию, могут заразиться человеки, слившие настрое­ние своего духа с настроением демонов, видим в иудей­ских первосвященниках, старцах, книжниках и фарисе­ях, совершивших величайшее преступление между преступлениями человеческими — богоубийство. Святой Симеон Новый Богослов говорит, что, по внушению бесов, иноки, проводящие лицемерную жизнь, завидуют истинным подвижникам благочестия, употребляют все меры расстроить их или изгнать из обители (Гл. 13. Добротолюбие, ч. 1). Даже благонамеренные иноки, но проводящие жительство на­ружное и не имеющие понятия о жительстве духовном, соблазняются на духовных делателей, находят их по­ведение странным, осуждают и злословят их, делают им различные оскорбления и притеснения. Великий де­латель молитвы Иисусовой, блаженный старец Сера­фим Саровский много претерпел от невежества и плот­ского воззрения на монашество своих собратий, пото­му что те, которые читают Закон Божий телесно, пола­гают исполнять его одними внешними делами, без мыс­ленного подвига, не разумеюще, ни яже глаголют, ни о них­же утверждают [131] . «Проходя путь внутренней, умозри­тельной жизни, — наставляет и утешает Серафим, по­черпая наставление и утешение из своей духовной опытности, — не должно ослабевать, не должно остав­лять его потому, что люди, прилепившиеся к внешнос­ти и чувственности, поражают нас противностью сво­их мнений в самое сердечное чувство и всячески стара­ются отвлечь нас от прохождения внутреннего пути, поставляя нам на нем различные препятствия. Никакими противностями в прохождении этого пути колебать­ся не должно, утверждаясь в этом случае на слове Бо­жием: Страха их не убоимся, ниже смутимся, яко с нами Бог. Господа Бога нашего освятим в сердечной памяти Его Бо­жественного имени, и Той будет нам в страх» (Ис.8:12,13. Наставление 29). Когда преподобный Григорий Синаит — его в XIV веке про­мысл Божий употребил в орудие восстановления между иноками забытого ими умного делания — прибыл в Афонскую гору и начал сообщать богодарованное ему знание благочестивым, ревностным и разумным под­вижникам, но понимавшим богослужение лишь теле­сно, то они сначала очень воспротивились ему, такою странностью представляется учение о духовном подви­ге для неимеющих понятия ни о нем, ни о существова­нии его, для давших телесному подвигу значение, ему не принадлежащее. Еще большею странностью пред­ставляется умное делание для плотского и душевного разума, особливо когда он заражен самомнением и ядом ереси. Тогда ненависть духа человеческого, вступивше­го в общение с сатаною, к Духу Божию выражается с чудовищным неистовством. Чтоб объяснить это, и во­обще чтоб представить с очевидностью, как превратно плотский и душевный разум понимает все духовное, искажает его соответственно мраку падения, в котором находится, несмотря на свою земную ученость, — изло­жим здесь вкратце клеветы и злоречие на умное дела­ние латинского монаха Варлаама и некоторых западных писателей. Преосвященный Иннокентий в своей цер­ковной истории повествует, что Варлаам, калабрий­ский монах, в XV веке прибыл в Солунь, город восточ­ной Греческой империи. Здесь, чтоб действовать в пользу западной Церкви под покровом Православия, он отвергся латинства. Написав несколько сочинений в до­казательство правоты Восточной Церкви, заслужил этим похвалу и доверие императора Кантакузена; зная же, что греческое монашество служит главным подкреп­лением Церкви, он хотел ослабить его, даже сокрушить, чтоб поколебать всю Церковь. С этою целью он выка­зал желание проводить самую строгую иноческую жизнь и лукаво склонил одного афонского пустынника открыть ему художественное упражнение Иисусовою молитвою. Получив желаемое, поверхностно, бессмыс­ленно поняв открытое, Варлаам принял за единствен­ную сущность дела вещественное пособие, которое отцы, как мы видели, называют лишь некоторым посо­бием, а духовные видения за видения вещественные, зримые одними телесными очами. Он донес об этом императору, как о важном заблуждении. Созван был со­бор в Константинополе. Святой Григорий Палама, афонский инок и великий делатель умной молитвы, вступил в прение с Варлаамом, силою благодати Божи­ей победил его. Варлаам и хулы его преданы анафеме. Он возвратился в Калабрию и латинство, оставил во многих греках, поверхностных христианах, доверие к своему учению, принес его на Запад, где хулы и нелепые клеветы его приняты, как исповедание истины (Часть 2. Раскол Варлаамов). Исто­рик Флери, описывая действия Варлаама, подобно ему, сосредоточивает все делание умной молитвы в веще­ственном пособии, искажая его. Флери делает выписку о механизме из слова святого Симеона Нового Богосло­ва о трех образах молитвы, находящегося в Добротолю­бии, — утверждает, будто бы Симеон научает, сев в углу кельии, обратить глаза и всю мысль к средине чрева, то есть к пупу, удерживать дыхание, даже носом, и так далее. Трудно б было поверить, что умный и ученый Флери написал та­кую нелепость, если б она не читалась на страницах его истории (Том 6, книга 95, гл. 9). Бержье — другой весьма умный и ученый пи­сатель, говорит, что греческие иноки, созерцатели, от усилия к созерцанию, помешались в рассудке и впали в фанатизм (прелесть). Чтоб прийти в состояние востор­га, они упирали глаза в пуп, удерживая дыхание: тогда им представлялось, что они видят блестящий свет, и так да­лее [132] . Искажая образ моления умных делателей Восточ­ной Церкви и кощунствуя над ним, латиняне не оста­навливаются кощунством и над благодатными состоя­ниями, производимыми молитвою, не останавливают­ся хулить действие Святаго Духа. Предоставим суду Бо­жию клеветы и хулу еретиков; с чувством плача, а не осуждения отвратим внимание от произносимых ими нелепостей; послушаем, что говорит о видении света Христова наш блаженный делатель молитвы Иисусо­вой Серафим Саровский: «Чтоб приять и узреть в сердце