Заповедь дана не только для дел и слов, но преиму­щественно для их начал, для помышлений, и брань врага направлена преимущественно против ума. Если этот вождь человека не согласится тайно на грех, то не может родиться ни слово, ни дело греховные. Ору­жие врага — помысл и мечтание греха [120]. Человек дол­жен сражаться против воздушных властей в стране мысленной. Здесь назначено ему или одержать победу, или претерпеть побеждение; здесь он приобретает сво­боду от мытарей или подчиняется им; здесь решается его вечная участь; он произвольно избирает или веч­ную жизнь, дарованную ему Создателем, возвращен­ную Искупителем, или вечную смерть, возвещенную еще в раю правосудием Божиим для твари, попираю­щей благодеяния Творца. К этой великой и важнейшей брани призывает святой апостол Павел, когда говорит: облецытеся во вся оружия Божия, яко возмощи вам стати противу кознем диавольским: яко несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем и к миродержителем тьмы века сего, к духовом злобы поднебесным (Еф.6:11,12). Апостол показывает и страну этой страшной брани, и род ору­жия, который должно употреблять в ней. Оружия воин­ства нашего, говорит он, не плотская, но сильна Богом на разорение твердем: помышления низлагающе и всяко возношение, взимающееся на разум Божий и пленяюще всяк разум в послушание Христово (2Кор.10:4,5). Апостол завещевает пленять в послушание Христово не только греховные помышле­ния, явно противные Ему, но и всяк разум, — потому что лукавый супостат наш, опытный в погублении че­ловеков, не внушает нам, при первоначальном столк­новении с ним, помышлений явно греховных  [121] , но ста­рается противопоставлять духовному разуму, то есть Евангельскому учению, человеческий естественный, падший, плотский и душевный, лжеименный разум и, назвав его здравым, основательным, праведным, вели­ким, устранить, при посредстве его, послушание Хри­сту. В пример ласкательства и лукавства, с какими диавол привлекает волю человека к свержению благого ига Христова, святой Макарий Великий приводит следую­щую мысленную брань: «Кто-нибудь, ссорясь с братом своим, смущается сам в себе, помышляя так: сказать ли ему то или другое?.. Нет! Не скажу... Он так поно­сит меня!.. Наговорить ли ему вопреки?.. Лучше про­молчу... Правда, имеем заповеди Божии, но должно беречь и честь свою... Таким образом, трудно вполне отречься самого себя» (Слово 4, гл. 23). Посему апостол заповеду­ет решительное и полное самоотвержение, заповедует облечение во всеоружие Божие, а не препоясание каким-либо одним оружием. Недостаточен один пост, недостаточна одна молитва, недостаточна одна милос­тыня, недостаточно одно целомудрие! Всеоружие Бо­жие — все Евангельские заповеди. Поправший одну из них — попрал все собрание их, весь закон; поправший одну из них, мний наречется в Царствии Небеснем (Мф.5:19), по­шлется в геенну огненную [122] . Ко всем заповедем Твоим на­правляхся, всяк путь неправды возненавидев (Пс.118:126). Приимите вся оружия Божия, да возможете противитися в день лют и вся содеявше стати (Еф.6:13). Только принявшему все оружия Божия возможно противитися в день лют; только содевающему все без исключения заповеди возможно устоять против врага. День лютый — година жестокого диавольского ис­кушения и нападения, которым подвергаются муже­ственные воины Христовы во время земного стран­ствования и при которых победители переходят от веч­ной смерти к воскресению души [123]: для прочих христи­ан день лют — день разлучения души от тела, день ше­ствия по воздушным мытарствам. Во всеоружие Божие облекались святые Божии. Правилом жизни их было Евангелие, а словом их, словом уст, ума и сердца, был глагол Божий (Еф.6:13), имя Господа Иисуса Христа. Этим ме­чем духовным они поражали и сокрушали вращающее­ся огненное оружие врага: слова, произносимые диа­волом, и мечты, изображаемые им, не могли проникать в душу, отражались от нее праздными. В строжай­шем бодрствовании и трезвении угодники Божии вни­мали уму и сердцу. Озаряемые Божественной благода­тью, уже издали они ощущали приближавшихся к ним мысленных татей и убийц и видели во внимании своем, как в зеркале, черные лица мысленных эфиопов (Прп. Исихия, гл. 23. Добротолюбие, ч. 2). Отвергшись общения их здесь, они лишили их всякого права над собой и по смерти уже беспрепятственно прошли мимо воздушных властей, благовременно по­пранных ими. «Только воистину отрекшийся от мира, — говорит святой Макарий, — подвизающийся, свергший с себя земное бремя, освободивший себя и искренно удалившийся от суетных желаний, плотских страстей, начальства и человеческих почестей, полу­чивший тайно в тайном подвиге помощь от Господа, твердо пребывающий в служении Ему, весь предавшийся окончательно душою и телом Господу, — только та­ковой, говорю, находит сопротивление, тайные страс­ти, невидимые сети, сокровенную войну, внутреннюю брань. Находясь посреди этой брани и непрестанно молясь Богу, он приемлет с неба духовные оружия, ко­торые описал блаженный апостол: броню правды, шлем спасения, щит веры и меч духовный: препоясав­шись ими, он может противостоять тайным козням вражеским, на него устремленным. Приобретши эти оружия посредством молитвы, терпения, прошения, пощения, веры, он может производить мужественно брань против начал, властей и миродержителей и, по­бедив сопротивные власти помощью Духа и собствен­ными добродетелями, соделаться достойным вечной жизни» (Беседа 21, гл. 5).

      Выше было сказано, что смертный грех православ­ного христианина, неуврачеванный должным покаяни­ем, подвергает согрешившего вечной муке; также было сказано, что язычники, магометане и прочие лица, при­надлежащие ложным религиям, составляют отселе дос­тояние ада и лишены всякой надежды спасения, будучи лишены Христа, единого средства ко спасению. Смерт­ные грехи для христианина суть следующие: ересь, рас­кол, богохульство, отступничество, волшебство, от­чаяние, самоубийство, любодеяние, прелюбодеяние, противоестественные блудные грехи, кровосмешение, пьянство, святотатство, человекоубийство, грабеж, во­ровство и всякая жестокая, бесчеловечная обида. Толь­ко один из этих грехов — самоубийство — не подлежит врачеванию покаянием, но каждый из них умерщвляет душу и делает ее неспособной для вечного блаженства, доколе она не очистит себя удовлетворительным покая­нием. Если человек впадет хотя однажды в один из этих грехов, он умирает душою: иже бо весь закон соблюдет, ска­зал Богобрат, согрешит же во единем, бысть всем повинен. Рекий бо, не прелюбы сотвориши, рекл есть: и не убивши: аще же не прелюбы сотвориши, убивши же, был еси преступник закона (Иак.2:10,11).

      Впадший в смертный грех да не впадает в отчая­ние! Да прибегает к врачевству покаяния, к которому призывается до последней минуты его жизни Спасите­лем, возвестившись во Святом Евангелии: веруяй в Мя, аще и умрет, оживет (Ин.11:25). Но бедственно пребывать в смертном грехе, бедственно — когда смертный грех обратится в навык! Никакие добрые дела не могут ис­купить из ада душу, не очистившуюся до разлучения своего с телом от смертного греха. В царствование греческого императора Льва жил в Константинополе человек очень славный и богатый, подававший обиль­ную милостыню нищим. К несчастью, он предавался греху прелюбодеяния и пребыл в нем до старости, по­тому что от времени укрепился в нем обычай злой. Не­престанно подавая милостыню, он не отступал от пре­любодеяния — и внезапно умер. Много рассуждал о его вечной участи патриарх Геннадий с другими епископа­ми. Одни говорили, что он спасен, по сказанному в Писании: избавление мужа души свое ему богатство (Притч.13:8). Дру­гие утверждали против этого, что рабу Божиему долж­но быть непорочну и нескверну, потому что также ска­зано в Писании: еще и весь закон исполнит человек, согрешит же во едином, бысть всем повинен (Иак.2:10,11), не помянется вся правда его (Иез.33:13); и Бог сказал: в чем тебя застану, в том и буду судить (Иез.33:20). Патриарх повелел всем монастырям и всем затворникам просить у Бога, чтоб открыл о судьбе по­чившего, и Бог открыл о ней некоторому затворнику. Он пригласил патриарха к себе и поведал ему пред все­ми: «В прошедшую ночь я был в молитве и увидел не­которое место, имеющее по правую руку рай, испол­ненный неизреченных благ, по левую же — огненное озеро, которого пламень восходил до облаков. Между блаженным раем и страшным пламенам стоял умер­ший связанным и стонал ужасно; он часто обращал взоры к раю и предавался горьким рыданиям. И видел я светоносного Ангела, приступившего к нему и ска­завшего: «Человек, что ты стонешь напрасно? Вот, ради милостыни твоей, ты избавлен муки; а за то, что не оставил скверного любодеяния, ты лишен блажен­ного рая». Патриарх и бывшие с ним, услышав это, объяты были страхом и сказали: истину провещал апо­стол Павел: бегайте блудодеяния: всяк бо грех, егоже сотво­рит человек, кроме тела есть: а блудяй, во свое тело согрешает (1Кор.6:18). Где те, которые говорят: если и впадем в любоде­яние, то спасемся милостыней? Милостивый, если он милостив истинно, то должен прежде помиловать са­мого себя и приобрести чистоту тела, без которой ник­то не узрит Бога. Не приносит никакой пользы среб­ро, раздаваемое рукой нечистой и душою нераска­янной (Пролог, 12 августа).

      Лишены надежды спасения и те православные хри­стиане, которые стяжали греховные страсти и посред­ством их вступили в общение с сатаной, расторгнув общение с Богом. Страсти суть греховные навыки души, обратившиеся от долгого времени и частого упраж­нения в грехе как бы в природные качества. Таковы: чревообъядение, пьянство, сладострастие, рассеянная жизнь, сопряженная с забвением Бога, памятозлобие, жестокость, сребролюбие, скупость, уныние, леность, лицемерие, лживость, воровство, тщеславие, гордость и тому подобное. Каждая из этих страстей, обратив­шись в характер человека и как бы в правило его жиз­ни, соделывает его неспособным к духовному наслаж­дению на земле и на небе, хотя бы человек и не впадал в смертный грех. Не льстите себе, говорит святой апос­тол Павел, ни блудницы, ни идолослужители, ни прелюбо­деи, ни сквернители, ни малакии, ни мужеложницы, ни ли­хоимцы, ни татие, ни пьяницы, ни досадители, ни хищницы, Царствия Божия не наследят (1Кор.6:9,10). Явлена суть дела плот­ская, яже суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, студодеяние, идолослужение, чародеяния, вражды, рвения, завиды, ярости, разжжения, распри, соблазны, ереси, зависти, убийства, бес­чинныя кличи, и подобныя сим: яже предглаголю вам, яко же предрекох; яко таковая творящий Царствия Божия не насле­дят. А иже Христовы суть, плоть распята со страстьми и похотьми (Гал.5:19-24). Страсть требует тщательного врачевания покаянием и благовременного искоренения противопо­ложною ей добродетелью. Страсть не всегда выражает­ся делом; она может тайно жить в сердце человека, об­ладая его чувствованиями и помышлениями. Страсть познается из того, когда человек не престает вообра­жать грех и услаждаться мечтанием его, когда, пленен­ный им, он уже не в силах противиться увлекающей силе греховных помышлений и картин, которые своею непотребною сладостью поглощают всю его мудрость и крепость. Страстный не престает совершать грех в меч­тании и сердечном чувстве, чрез что поддерживает свое общение с темными духами и свою подчиненность им, а потому и свою вечную погибель. Возопий крепостию, по­велевает Господь пророку Своему, и возвести людем Моим грехи их, и дому Иаковлю беззакония их. Мене день от дне ищут, и разумети пути Моя желают, яко людие правду со­творшии, и суда Бога своего не оставившии, просят ныне у Мене суда праведна: и приближитися ко Господу желают, гла­голюще: что яко постихомся, и не увидел еси? Смирихом души наша, и не увидел еси? Во дни бо пощений ваших обретаете воли ваша (Ис.58:1-3), то есть «лукавые мысли ваши! Вы приноси­те им всесожжения, как идолам! Вы признали как бы богами вашими лютые помышления и приносите им жертву, честнейшую из жертв: свободу вашу, которую подобало вам посвятить Мне вашим благоделанием и чистой совестью» (Св. Исаак Сирский. Слово 53, по переводу старца Паисия).

      Тогда только осеняет человека надежда спасения, когда он увидит себя в невидимой брани постоянным победителем. Эту мысль выразил святой пророк Давид, когда молитвенно сказал Богу: в сем познах, яко восхотел мя еси, яко не возрадуется враг мой о мне (Пс.40:11). Он молился о получении этого блаженного состояния, когда говорил: от тайных моих очисти мя, и от чуждих пощади раба Твое­го (По толкованию св. Макария Великого, Слово 2, гл. 3). Аще не обладают мною, тогда непорочен буду, и очищуся от греха велика. Воздаждь ми радость спасения Твоего, и Ду­хом Владычним утверди мя. И будут во благоволение словеса уст моих, и поучение сердца моего пред Тобою выну, Господи помощниче мой, и избавителю мой (Пс.18:13,14; 50:14; 18:15). Очевидно, что гре­хом тайным и вместе грехом великим пророк назвал страсть. Он назвал ее грехом чуждым, потому что она составляется из принятых и усвоенных душою бесовс­ких помыслов, чуждых душе, от которых она томится и болезнует, как от состояния противоестественного. Не­порочность, достойная рая, является по истреблении из сердца страстей. Единый Святый Дух может вполне очистить человека от страстей и возвратить ему власть над самим собой, похищенную диаволом. В состоянии бесстрастия человек достигает чистой любви, и мысль его начинает постоянно пребывать при Боге и в Боге. Душа, ощутив осенение Духа, увидев себя победитель­ницей греховных помыслов и мечтаний, начинает ощу­щать неизъяснимую радость спасения. Эта радость не имеет никакого сходства с обыкновенной человеческой радостью, которая рождается единственно от тщесла­вия, составляется самодовольством, когда человек льстит сам себе, или когда льстят ему другие, или же когда льстит ему земное преуспеяние. Духовная радость, извещающая спасение, полна смиренномудрия, полна благодарения Богу, сопутствуется обильными и посто­янными слезами, непрестанными молитвами, не насы­щается осуждением и уничижением себя, изливается в исповедании Богу, в славословии Бога, ознаменовыва­ется умерщвлением к миру. Она — предощущение веч­ной жизни! Она — живое познание Бога, которое вопи­ет таинственно: глас радости и спасения в селениях правед­ных: десница Господня сотвори силу, десница Господня вознесе мя, десница Господня сотвори силу. Не умру, но жив буду, и повем дела Господня: наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде мя. Отверзите мне врата правды: вшед в ня, исповем­ся Господеви. Сия врата Господня, праведнии внидут в ня. Исповемся Тебе, яко услышал мя еси, и был еси мне во спасе­ние (Пс.118:15-21). Врата Господни — благодатное смирение [124]. Когда отверзутся пред умом эти врата Божественной Правды, он престает осуждать ближнего, памятозлобствовать на него, обвинять и его и обстоятельства, перестает оправдывать себя, познает во всем совершающемся непости­жимую правду Божию и потому отвергает свою правду, как мерзость. Этими вратами в исповедании бесчислен­ных благодеяний Божиих и многочисленных своих со­грешений, омовенный слезами покаяния и умиления, входит человек чистой молитвой и духовным видением пред лице Божие.

      Бежим, бежим убийцы нашего — греха! Бежим гре­ха не только смертного, но и простительного, чтоб он не обратился от небрежения нашего в страсть, низво­дящую в ад наравне со смертным грехом. Есть грехи простительные.

Простительный грех не разлучает хри­стианина с Божественной благодатью и не умерщвля­ет души его, как делает то смертный грех; но и прости­тельные грехи пагубны, когда не раскаиваемся в них, а только умножаем бремя их. По сравнению, сделанно­му святыми отцами, одинаково может потопить чело­века и навязанный на шею тяжелый камень, и навязан­ный мешок с песком: так одинаково влекут в адскую пропасть и смертный грех, и накопленное множество малых, простительных грехов. Что, например, сделал особенно худого евангельский богач, предававшийся ежедневно увеселениям, имея на то собственные сред­ства? Причиною его погибели выставлена в Евангелии единственно его рассеянная жизнь, приведшая к совер­шенному забвению о вечной будущности и о добродете­ли. Рассеянность сделалась его страстью; вне ее он не понимал жизни.

      Беда получить сердечную язву — страсть! Эту язву наносит иногда самое ничтожное обстоятельство: один неосторожный, по-видимому, невинный взгляд, одно необдуманное слово, одно легкомысленное прикоснове­ние могут заразить неисцельно.

Все сестры любовались и назидались ее ангеловидностью и необыкновенною скромностью. Она скончалась. Ее похоронили торжественно, в твер­дой уверенности, что чистая душа ее воспарила в рай­ские обители. Огорченная разлукой с нею, игуменья предавалась непрестанной молитве, усиливая эту молитву постом и бдением, и просила Господа, чтоб Он открыл ей, какой небесной славы удостоилась ее пле­мянница в лике блаженствующих девственниц? Однаж­ды, когда игуменья, в келейной тишине преполовляющейся ночи, стояла на молитве, — внезапно расступи­лась земля под ее ногами и клокочущая огненная лава потекла пред взорами молившейся. Вне себя от испу­га, она взглянула в открывшуюся пред ней пропасть — и видит среди адского пламени свою племянницу. «Боже мой! — отчаянно воскликнула она. — Тебя ли вижу я?» — «Да», — со страшным стоном произнесла погибшая. — «За что ж это? — с горестью и участием спросила стари­ца. — «Я надеялась видеть тебя в райской славе, в ликах ангельских, среди непорочных агниц Христовых, а ты... За что это?» — «Горе мне окаянной! — простонала мучившаяся. — Я сама виною вечной моей смерти в этом пламени, непрестанно пожирающем, но не уничтожаю­щем меня. Ты хотела видеть меня, и Бог открыл тебе тайну моего положения». — «За что ж это?» — снова сквозь слезы спросила игуменья. «За то, — отвечала мучившаяся, — что я в виду вашем казалась девственни­цей, непорочным ангелом, а на самом деле была не то. Я не осквернила себя плотским грехом, но мои мысли, мои тайные желания и преступные мечты свели меня в геенну. При непорочности моего девического тела я не умела сохранить в непорочности мою душу, мои мысли и движения сердечные, и за это я предана муке. По не­осторожности моей я питала в себе чувство сердечной привязанности к одному юноше, услаждалась в моих мыслях и мечтах представлением его прекрасного вида и соединением с ним и, понимая, что это грех, сове­стилась открыться в нем духовнику при исповеди. След­ствием порочного услаждения нечистыми мыслями и мечтаниями было то, что при кончине моей святые Ангелы возгнушались мною и оставили меня в руках демонов. И вот, теперь я горю в геенском пламени, веч­но буду гореть и никогда, никогда не сгорю, нет конца мучению для отверженных небом!» Сказав это, несчаст­ная застонала, заскрежетала зубами и, подхваченная пы­лающей лавою, скрылась со всем видением от взоров игуменьи (Письма Святогорца. Письмо 16).

      «Должно хранить душу и всячески ее блюсти, — го­ворит святой Макарий, — чтоб она не приобщалась скверным и злым помыслам. Как тело, совокупляясь с другим телом, заражается нечистотой, так и душа рас­тлевается, сочетаваясь с скверными и злыми помыслами и согласуясь заодно с ними. Это надо разуметь не об одном или двух родах помыслов, приводящих ко греху, но о всех вообще злых помыслах, как то: о помыслах неверия, лести, тщеславия, гнева, зависти и рвения. В отвержении всех этих помыслов и заключается очище­ние себя от всякия скверны плоти и духа (2Кор.7:1). Знай, что и в тайне души содевается действием непотребных помыс­лов растление и блужения, по слову великого апостола: аще кто растлит храм Божий, растлит того Бог (1Кор.3:17). Под именем храма Божия разумей это видимое наше тело. Так и тот, кто растлит душу и ум, соединяясь и совокуп­ляясь со злобой, повинен казни. Как должно хранить тело от видимого греха, так должно хранить и душу, эту невесту Христову, от непотребных помыслов. Обручих вы, говорит апостол, единому мужу невесту представити Христу (2Кор.11:2). И другое Писание говорит: всяцем хранением блюди твое сердце; от сих бо исходища живота (Притч.4:23). И опять: научись из Божественного Писания, что строптивая помышления отлучают от Бога» (Прем.1:3). Преподобный Нил Сорский так рассуждает о страсти: «Страсть подлежит или соразмерному покаянию, или будущей муке. Долж­но раскаиваться в страсти и молиться об избавлении от нее: она подлежит будущей муке за нераскаяние в ней, а не за производимую ею внутреннюю борьбу. Если б вечной мукой каралась сама борьба, то без совершен­ного бесстрастия не было бы отпущения грехов, кото­рое, однако же, получено многими, как говорит святой Петр Дамаскин. Боримый какой бы то ни было страс­тью должен тщательно противиться ей, сказали отцы. Приведем в пример блудную страсть. Боримый блудною страстью к какому-либо лицу должен всячески удалять­ся собеседования с ним и сопребывания, прикоснове­ния даже к одежде его и обоняния его. Нехранящийся во всем этом совершает страсть и любодействует по­мыслами в сердце своем, сказали отцы. Таковый сам возжигает в себе пещь страстей и вводит в себя, как зве­рей, лукавые помыслы» (Прп. Нил Сорский, Слово 1).

      Приготовимся к вечности и к переходу в вечность, именуемому смертью, во время земной жизни, в этом преддверии к вечности. Земная жизнь есть не собствен­но жизнь, но непрестанная борьба между жизнью и смертью: попеременно мы уклоняемся то к той, то к другой, колеблемся между ними, оспариваемся ими. Если оценим справедливо, то краткое мгновение, на которое мы поставлены здесь, на земле, сравнив его с неизмеримой и величественной вечностью, то найдем только одно правильное употребление земной жизни. Употребляется она правильно, когда проводится в при­готовлении к вечности. Так судит о земной жизни и сло­во Божие; не бойся малое стадо, завещает Господь учени­кам Своим на время их земного странствования, яко бла­говоли Отец ваш дати вам Царство. Продадите имения ваша, и дадите милостыню: сотворите себе слагалища невет­шающа, сокровище неоскудеемо на небесех, идеже тать не при­ближается, ни моль растлевает: идеже бо сокровище ваше, ту и сердце ваше будет. Да будут чресла ваша препоясана и све­тильницы горящии: и вы, подобии человеком, чающим Госпо­да своего, когда возвратится от брака, да пришедшу и толк­нувшу, абие отверзут ему. Блажени раби тии, ихже пришед Господь обрящет бдящих. Аминь глаголю вам, яко препояшет­ся и посадит их, и минув послужит им. И аще приидет во вторую стражу, и в третию стражу приидет и обрящет их тако, блажени суть раби тии. Се же ведите, яко аще бы ведал господин храмины, в кий час тать приидет, бдел убо бы, и не бы дал подкопами дому своего. И вы убо будите готови: яко в оньже час не мните Сын Человеческий приидет. Кто убо есть верный строитель и мудрый, егоже поставит Господь над че­лядию своею, даяти во время житомерие? Блажен раб той, егоже пришед Господь его обрящет творяща тако. Воистину глаголю вам, яко над всем имением своим поставит его. Аще же речет раб той в сердцы своем: коснит господин мой прий­ти, и начнет бити рабы и рабыни, ясти же и пити и упива­тися: приидет господин раба того в день, в оньже не чает и в час, в оньже не весть: и растешет его, и часть его с неверными положит» (Лк.12:32-40; 42-46). Мало и уничиженно словесное стадо ис­тинных христиан; оно в презрении и гонении у гордых сынов мира; но Господь заповедует ему не изнемогать в скорбях и не страшиться их, заповедует не обращать внимания на эти скорби, устремлять все внимание к Небесному Царству, обетованному благоволением Отца Бога. Он заповедует превратить земное имение милос­тыней в небесное имение, чтоб самое сокровище чело­века, находясь на небе, влекло его к небу. Он повелевает так устраивать свои обстоятельства и проводить такое жительство, чтоб непрестанно быть готовым к смерти. Называя земную жизнь ночью, Он возвещает, что неиз­вестно, в которую стражу этой ночи придет смерть: в детском ли возрасте, или в юношеском, в зрелом ли мужестве, или в глубокой старости. Господь угрожает неожиданною смертью тому, кто, считая ее далекой от себя, позволяет себе злоупотреблять земной жизнью и дарами Божиими.

      Истинные ученики Христовы с точностью исполни­ли завещание Господа. Апостол Павел говорит о себе, что он умирал ежедневно (1Кор.15:31). Точно: кто ежедневно приготовлен к смерти, тот умирает ежедневно; кто попрал все грехи и все греховные пожелания, чья мысль отсе­ле переселилась на небо и там пребывает, тот умирает ежедневно. Кто умирает ежедневно, тот уже живет веч­ною, истинною жизнью (Прп. Макария Великого, Беседа 49, гл. 2).

      Такой жизни мыслью и сердцем на небе, при жиз­ни телом на земле, такого ежедневного переселения в вечность достигают весьма немногие из христиан, даже проводящих жизнь в святых обителях; тем менее доступ­но это духовное состояние христианам, живущим по­среди мира. Земные попечения непрестанно гнетут мысль к земному, привязывают к временному и тленно­му, похищая у нее памятование о вечности. Это, однако же, не должно приводить христианина в уныние. Если он не может постоянно пребывать в области вечного и духовного, то может обращаться к ней часто и благовременно приготовляться к смерти. Приготовляться к ней должно хранением себя от всякого дела, слова и помышления, воспрещенных Христовыми заповедями. Приготовляться к ней должно ежедневным или, по воз­можности, частым исповеданием своих согрешений, как пред отцом духовным, так и в душевной клети пред единым Сердцеведцем — Богом. Должно приготовлять­ся к смерти воздержанием от брашен и напитков, воз­держанием от празднословия, шуток, смеха, рассеянно­сти, увеселений и игр, воздержанием от роскоши, тре­буемой тщеславием мира, и от всех излишеств, соделы­вающих помышление о смерти чуждым уму, льстиво представляющих земную жизнь как бы бесконечною. Должно приготовляться молитвами от сердца сокру­шенного и смиренного, слезами, воздыханиями, рыда­ниями; должно приготовляться обильным подаянием милостыни, прощением обид, любовью и благодеяни­ем врагам, терпением всех земных скорбей и искуше­ний, которыми искупаются вечные скорби ада. Если смерть застанет христианина в этом подвиге, то, конечно, она застанет его препоясанным, то есть приготов­ленным к совершению далекого пути от земли к небу, и со светильником горящим, то есть с разумом и поведени­ем, озаренными Божественной Истиной.

      Одним из превосходнейших способов приготовле­ния к смерти служит воспоминание и размышление о смерти. Очевидно из вышеприведенных слов Спасите­ля, что оно заповедано Господом. И Священное Писание Ветхого Завета говорит: поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши (Сир.7:39). Святые иноки с особенною тщатель­ностью возделывали эту часть умственного подвига. В них размышление о смерти, осененное благодатью, обращалось в живое созерцание смертного таинства, а такому созерцанию сопутствовала горячая молитва с обильными слезами и глубокими сердечными стенани­ями. Без постоянного памятования о смерти и суде Бо­жием они признавали опасным самый возвышенный подвиг, как могущий дать повод к самомнению.